дейтероплазме. Будем говорить прямо: вы открыли что-то неслыханное, -
видно с большой потугой, но все же Иванов выдавил из себя слова: -
профессор Персиков, вы открыли луч жизни!
Слабая краска показалась на бледных, небритых скулах Персикова.
- Ну-ну-ну-ну, - пробормотал он.
- Вы, - продолжал Иванов, - вы приобретете такое имя... У меня
кружится голова. Вы понимаете, - продолжал он страстно, Владимир
Ипатьевич, герои Уэльса по сравнению с вами просто вздор... А я то думал,
что это сказки... Вы помните его "Пищу Богов"?
- А, это роман, - ответил Персиков.
- Ну да, Господи, известный же!..
- Я забыл его, - ответил Персиков, - помню, читал, но забыл.
- Как же вы не помните, да вы гляньте, - Иванов за ножку поднял со
стеклянного стола невероятных размеров мертвую лягушку с распухшим брюхом.
На морде ее даже после смерти было злобное выражение, - ведь это же
чудовищно!
4. ПОПАДЬЯ ДРОЗДОВА
Бог знает почему, Иванов ли тут был виноват, или потому, что
сенсационные известия передаются сами собой по воздуху, но только в
гигантской кипящей Москве вдруг заговорили о луче и о профессоре
Персикове. Правда, как-то вскользь и очень туманно. Известие о
чудодейственном открытии прыгало, как подстреленная птица в светящейся
столице, то исчезая, то вновь взвиваясь до половины июля, когда на 20-й
странице газеты "Известия" под заголовком "Новости науки и техники" не
появилась короткая заметка, трактующая о луче. Сказано было глухо, что
профессор IV университета изобрел луч, невероятно повышающий
жизнедеятельность низших организмов и что луч этот нуждается в проверке.
Фамилия, конечно, была переврана и напечатано "Певсиков".
Иванов принес газету и показал Персикову заметку.
- "Певсиков", - проворчал Персиков, возясь с камерой в кабинете, -
откуда эти свистуны все знают?
Увы, перевранная фамилия не спасла профессора от событий и они
начались на другой же день, сразу нарушив всю жизнь Персикова.
Панкрат, предварительно постучавшись, явился в кабинет и вручил
Персикову великолепную атласную визитную карточку.
- Он тамотко, - робко прибавил Панкрат.
На карточке было напечатано изящным шрифтом:
АЛЬФРЕД АРКАДЬЕВИЧ БРОНСКИЙ
сотрудник московских журналов - "Красный огонек", "Красный перец",
"Красный журнал", "Красный прожектор"
и газеты "Красная вечерняя Москва".
- Гони его к чертовой матери, - монотонно сказал Персиков и смахнул
карточку под стол.
Панкрат повернулся и вышел и через пять минут вернулся со
страдальческим лицом и со вторым экземпляром той же карточки.
- Ты что же смеешься? - проскрипел Персиков и стал страшен.
- Из гепею, они говорять, - бледнея, ответил Панкрат.
Персиков ухватился одной рукой за карточку, чуть не перервал ее
пополам, а другой швырнул пинцет на стол. На карточке было написано
кудрявым почерком:
"Очень прошу и извиняюсь, принять меня, многоуважаемый профессор, на
три минуты по общественному делу печати и сотрудник сатирического журнала
"Красный ворон", издания ГПУ".
- Позови-ка его сюда, - сказал Персиков и задохнулся.
Из-за спины Панкрата тотчас вынырнул молодой человек с
гладко-выбритым маслянистым лицом. Поражали вечно поднятые, словно у
индейца, брови и под ними ни секунды не глядевшие в глаза собеседнику
агатовые глазки. Одет был молодой человек совершенно безукоризненно и
модно. В узкий и длинный до колен пиджак, широчайшие штаны колоколом и
неестественной ширины лакированные ботинки с носами, похожими на копыта. В
руках молодой человек держал трость, шляпу с острым верхом и блокнот.
- Что вам надо? - спросил Персиков таким голосом, что Панкрат
мгновенно ушел за дверь, - вам ведь сказали, что я занят?
Вместо ответа молодой человек поклонился профессору два раза на левый
бок и на правый, а затем его глазки колесом прошлись по всему кабинету и
тотчас молодой человек поставил в блокноте знак.
- Я занят, - сказал профессор, с отвращением глядя в глазки гостя, но
никакого эффекта не добился, так как глазки были неуловимы.
- Прошу тысячу извинений, глубокоуважаемый профессор, заговорил
молодой человек тонким голосом, - что я врываюсь к вам и отнимаю ваше
драгоценное время, но известие о вашем мировом открытии, прогремевшее по
всему миру, заставляет наш журнал просить у вас каких-либо объяснений.
- Какие такие объяснения по всему миру? - заныл Персиков визгливо и
пожелтев, - я не обязан вам давать объяснения и ничего такого... Я
занят... страшно занят.
- Над чем вы работаете? - сладко спросил молодой человек и вдруг
застрочил в блокноте.
- Да я... вы что? Хотите напечатать что-то?
- ДаБ - ответил молодой человек и вдруг застрочил в блокноте.
- Во-первых, я не намерен ничего опубликовывать, пока я не кончу
работы... тем более в этих ваших газетах... Во-вторых, откуда вы все это
знаете?.. - И Персиков вдруг почувствовал, что теряется.
- Верно ли известие, что вы изобрели луч новой жизни?
- Какой такой новой жизни? - остервенился профессор, что вы мелете
чепуху! Луч, над которым я работаю, еще далеко не исследован и вообще
ничего еще не известно! Возможно, он повышает жизнедеятельность
протоплазмы...
- Во сколько раз? - торопливо спросил молодой человек.
Персиков окончательно потерялся. "...Ну тип. Ведь это черт знает что
такое!"
- Что за обывательские вопросы?.. Предположим, я скажу, ну, в тысячу
раз!..
В глазках молодого человека мелькнула хищная радость.
- И получаются гигантские организмы?
- Да ничего подобного! Ну, правда, организмы, полученные мною, больше
обыкновенных... Ну, имеют некоторые новые свойства... Но ведь тут главное
не величие, а невероятная скорость размножения, - сказал на свое горе
Персиков и тут же ужаснулся. Молодой человек исписал целую страницу,
перелистнул ее и застрочил дальше.
- Вы же не пишете! - Уже сдаваясь и чувствуя, что он в руках молодого
человека, в отчаянии просипел Персиков. - Что вы такое пишите?
- Правда ли, что в течении двух суток из икры можно получить два
миллиона головастиков?
- Из какого количества икры? - вновь взбеленясь закричал Персиков. -
Вы видели когда-нибудь икринку... ну, скажем, квакши?
- Из полуфунта? - не смущаясь спросил молодой человек.
Персиков побагровел.
- Кто же меряет так? Тьфу! Что вы такое говорите? Ну, конечно, если
взять полфунта лягушачей икры... тогда пожалуй... черт, ну, около этого
количества, а может быть, и гораздо больше!
Бриллианты загорелись в глазах молодого человека и он в один взмах
исчеркал еще одну страницу.
- Правда ли, что это вызовет мировой переворот в животноводстве?
- Что за газетный вопрос, - завыл Персиков, - и вообще, я не даю вам
разрешения писать чепуху. Я вижу по вашему лицу, что вы писали какую-то
мерзость.
- Вашу фотографическую карточку, профессор, убедительно прошу, -
молвил молодой человек и захлопнул блокнот.
- Что? Мою карточку? Это в ваши журнальчики? Вместе с этой
чертовщиной, которую вы там пишете. Нет, нет, нет... И я занят... попрошу
вас.
- Хотя бы старую. И мы вам ее вернем моментально.
- Панкрат! - закричал профессор в бешенстве.
- Честь имею кланяться, - сказал молодой человек и пропал.
Вместо Панкрата послышалось за дверью странное мерное скрипенье
машины, кованное постукивание в пол и в кабинете появился необычайной
толщины человек, одетый в блузу и штаны, сшитые из одеяльного драпа. Левая
его, механическая, нога щелкала и громыхала, а в руках он держал портфель.
Его бритое круглое лицо, налитое желтоватым студнем, являло приветливую
улыбку. Он по-военному поклонился профессору и выпрямился, отчего его нога
пружинно щелкнула. Персиков онемел.
- Господин профессор, - начал незнакомец приятным сиповатым голосом,
- простите простого смертного, нарушившего ваше уединение.
- Вы репортер? - спросил Персиков. - Панкрат!!
- Никак нет, господин профессор, - ответил толстяк, позвольте
представиться - капитан дальнего плавания и сотрудник газеты "Вестник
промышленности" при Совете Народных Комиссаров.
- Панкрат!! - истерически закричал Персиков и тотчас в углу выкинул
красный сигнал и мягко прозвенел телефон. - Панкрат! - повторил профессор,
- я слушаю.
- Ферцайен зи битте, херр профессор, - захрипел телефон по-немецки, -
дас их штере. Их бин митарбейтер дес Берлинер Тагеблатс... <Извините меня,
герр профессор, за беспокойство. Я сотрудник "Берлинер тагеблат".. (нем.)>
- Панкрат, - закричал в трубку профессор, - бин моменталь зер
бешефтигт унд кан зи десхальб етцг нихт емпфанген! Панкрат!! <В данный
момент я очень занят и никак не могу принять вас!.. (нем.)>
А на парадном входе института в это время начались звонки.
- Кошмарное убийство на Бронной улице!! - завывали неестественные
сиплые голоса, вертясь в гуще огней между колесами и вспышками фонарей на
нагретой июньской мостовой, - кошмарное появление болезни кур у вдовы
попадьи Дроздовой с ее портретом!.. Кошмарное открытие луча жизни
профессора Персикова!!
Персиков мотнулся так, что чуть не попал под автомобиль на Моховой и
яростно ухватился за газету.
- Три копейки, гражданин! - закричал мальчишка, и вжимаясь в толпу на
тротуаре вновь завыл: "Красная вечерняя газета", открытие Х-луча!!
Ошеломленный Персиков развернул газету и прижался к фонарному столбу.
На второй странице в левом углу в смазанной рамке глянул на него лысый, с
безумными незрячими глазами, с повисшей нижней челюстью человек, плод
художественного творчества Альфреда Бронского. "В.И.Персиков, открывший
загадочный красный луч", гласила подпись под рисунком. Ниже под заголовком
"Мировая загадка" начиналась статья словами:
"Садитесь, - приветливо сказал нам маститый ученый Персиков..."
Под статьей красовалась подпись "Альфред Бронский (Алонзо)".
Зеленоватый свет взлетел над крышей университета, на небе выскочили
слова "Говорящая газета" и тотчас толпа запрудила Моховую.
"Садитесь!!! - завыл вдруг в рупоре на крыше неприятнейший тонкий
голос, совершенно похожий на голос увеличенного в тысячу раз Альфреда
Бронского, - приветливо сказал нам маститый ученый Персиков! Я давно хотел
познакомить московский пролетариат с результатами моего открытия..."
Тихое механическое скрипение послышалось за спиною у Персикова и
кто-то потянул его за рукав. Обернувшись он увидал желтое круглое лицо
владельца механической ноги. Глаза у того были увлажнены слезами и губы
вздрагивали.
- Меня, господин профессор, вы не пожелали познакомить с результатами
вашего изумительного открытия, - сказал он печально и глубоко вздохнул, -
прогнали мои полтора червячка.
Он тоскливо глядел на крышу университета, где в черной пасти
бесновался невидимый Альфред. Персикову почему-то стало жаль толстяка.
- Я, - пробормотал он, с ненавистью ловя слова с неба, никакого
"садитесь" ему не говорил! Это просто наглец необыкновенного свойства! Вы
меня простите, пожалуйста, - но право же, когда работаешь и врывается... Я
не про вас, конечно, говорю...
- Может быть, вы мне, господин профессор, хотя бы описание вашей
камеры дадите? - заискивающе и скорбно говорил механический человек, -
ведь вам теперь все равно...
- Из полуфунта икры в течении 3-х дней вылупляется такое количество
головастиков, что их нет никакой возможности сосчитать, - ревел невидимый
