- слуште, - сказал Бёркетт, прикуривая и улыбаясь вокруг своей
сигареты, как темпераментная и оттяжная сучка. - как это вам мое барахло
не понравилось?
серкетарша ваша говорит, вы все обратно отправили? чего это вы вздумали
все обратно отправлять, а, чувак? как это - обратно отправили?
и мистер Бёркетт тут посмотрел ему в глаза, так прямо посмотрел ему в
глаза, как бы упирая на то, что у него есть ДУША. ты ведь ЛЮБИШЬ то, что
делаешь, а так трудно делать это, и только мистер Бёркетт этого не
сознавал.
- просто там не было ничего хорошего, Бёркетт, вот и все.
Бёркетт постукал сигаретой о пепельницу - нет, он просто протаранил ею
пепельницу, вбивая ее в донышко и выкручивая при этом. потом зажег еще
одну и, держа перед собой спичку, еще пылавшую, проговорил:
- эй, послушай, мужик, не надо мне этого ДЕРЬМА тут вешать!
- вы кошмарно пишете, Джимми.
- я сказал, только мои ДРУЗЬЯ зовут меня "Джимми"!
- вы говенно пишете, мистер Бёркетт, по нашему мнению, конечно, и
только по нашему мнению.
- слушай, чувак, я эти игры ЗНАЮ! ПОДСОСЕШЬ как надо - и тебя
приняли! только ПОДСОСАТЬ надо! а я не СОСУ, чувак! моя работа одна такая!
- это уж точно, мистер Бёркетт.
- если б я был жидом, или педиком, или комми, или черномазым, то все
было бы схвачено, чувак, я бы прошел.
- тут у меня вчера был черный писатель, который сказал, что если бы
кожа у него была белой, он бы стал миллионером.
- ладно, а как насчет педиков?
- некоторые педики пишут довольно неплохо.
- как Жене, а?
- как Жене.
- хуй сосать надо, значит, а? я должен писать о том, как сосут хуй, а?
- я этого не говорил.
- слушай, чувак, мне только немного рекламы надо. немного рекламы - и
я пойду.
народ ПОЛЮБИТ меня! им только УВИДЕТЬ надо мои вещи!
- послушайте, мистер Бёркетт, мы о деле говорим. если б мы печатали
каждого писателя, кто только потребует этого, потому что у него великие
вещи, долго бы мы не протянули. приходится выносить суждения. если мы
слишком часто будем ошибаться, нам конец. вот так все просто. мы печатаем
хорошие произведения, которые продаются, и плохие произведения, которые
продаются. мы на рынке. мы не занимаемся благотворительностью и, честно
говоря, нас не слишком заботит улучшение души или исправление мира.
- но мои вещи ПОЙДУТ, Генри...
- "мистер Мэйсон", пожалуйста! только мои друзья...
- вы что пытаетесь - ОБОСРАТЬ меня?
- слушайте, Бёркетт, вы настырный. настырность у вас выходит здорово.
почему б вам не пойти швабрами торговать, или страховками, или чем-нибудь
еще?
- а что с моими вещами не так?
- не получается быть настырным и писать одновременно. это мог только
Хемингуэй, а потом даже он забыл, как писать надо.
- я в смысле, чувак, что тебе не нравится в моих вещах? в смысле, будь
ОПРЕДЕЛЕННЕЕ! не надо мне тут говна никакого вешать про Хемингуэя, чувак!
- 1955.
- 1955? это в каком смысле?
- это в том смысле, что тогда вы были хороши, но иголку заело. вы до
сих пор играете 1955 - снова и снова.
- черт, да жизнь есть жизнь, и я по-прежнему пишу о ЖИЗНИ, чувак!
ничего другого нет! какого дьявола ты мне тут вешаешь?
Генри Мэйсон испустил долгий медленный вздох и откинулся на спинку.
художники нестерпимо скучны. и близоруки. если у них получалось, они
верили в собственное величие, сколь бы плохими они ни были. если у них не
получалось, то виноват в этом кто-то другой. не потому, что у них нет
таланта; сколько бы они ни воняли, они всегда верили в свой гений. они
всегда могли предъявить Ван-Гога, Моцарта или пару дюжин других, кто сошел
в могилу до того, как маленькие жопки им отлакировало Славой. однако, на
каждого Моцарта приходилось 50.000 несносных идиотов, которые, не
переставая, изрыгали гниль. только самые хорошие бросали игру - вроде
Рембо или Россини.
Бёркетт закурил еще одну сигарету, снова держа перед собой горящую
спичку, пока говорил:
- слушайте, вы же печатаете Буковски. а он оступился. вы же знаете,
что он оступился. признай это, чувак! Буковски же оступился, а? правда?
- ну, оступился.
- он пишет ГОВНО!
- если говно продается, то мы будем его продавать. послушайте, мистер
Бёркетт, мы - не единственное издательство. попробовали бы кого-нибудь
другого? не принимайте наше суждение и всё.
Бёркетт встал.
- а толку-то, к чертям собачьим? вы все, парни, одинаковы! вам хорошая
литература ни к чему! всему миру ни к чему НАСТОЯЩАЯ литература! да вы
человека от мухи навозной отличить не сможете! потому что вы - дохлятина!
ДОХЛЯТИНА, слышал? ВЫ ВСЕ, ПИЗДЮКИ, - ДОХЛЯТИНА! ИДИТЕ НА ХУЙ! ИДИТЕ НА
ХУЙ! ИДИТЕ НА ХУЙ!
ИДИТЕ НА ХУЙ!
Бёркетт швырнул тлевшую сигарету на ковер, развернулся, подошел к
двери, ГРОХНУЛ ею и исчез.
Генри Мэйсон поднялся, подобрал сигарету, положил ее в пепельницу, сел,
зажег свою. с такой работой хрена лысого бросишь курить, подумал он. он
откинулся на спинку кресла и затянулся: так радостно, что Бёркетт ушел, -
такие люди просто опасны - абсолютно безумны и злобны - особенно те, кто
всегда пишут о ЛЮБВИ, или СЕКСЕ, или УЛУЧШЕНИИ МИРА. господи, господи. он
выдохнул. задребезжал интерком.
он снял трубку.
- к вам некий мистер Эйнсуорт Хокли?
- чего ему надо? мы же отправили ему чек за ЗУД В ЯЙЦАХ И АТАСЫ В
ОБЩАГЕ.
- он говорит, что у него есть новый рассказ.
- прекрасно. скажи ему, чтобы оставил у тебя.
- он говорит, что еще не написал его.
- ладно, пусть план оставит. я посмотрю.
- он говорит, что у него нет плана.
- так чего ж ему тогда надо?
- он хочет поговорить с вами лично.
- и ты не можешь от него отделаться?
- нет, он только таращится на мои ноги и скалится.
- так одерни же юбку, ради Христа!
- она слишком короткая.
- ладно. зови.
вошел Эйнсуорт Хокли.
- присаживайтесь, - сказал Мэйсон.
Хокли присел. затем подскочил. зажег сигару. Хокли носил с собой
десятки сигар.
он боялся стать гомосексуалистом. то есть, он не знал, гомосексуалист
он или нет, а поэтому постоянно курил сигары, считая, что это - по-мужски
и динамично, но все равно сомневался, в каком он лагере. ему казалось, что
женщины ему тоже нравятся. такая неразбериха.
- послушайте, - сказал Хокли. - я только что сосал 36-дюймовый ХУЙ!
гигантский!
- послушайте вы, Хокли, мы тут делом занимаемся. я только что от
одного психа избавился. вам чего от меня надо?
- я хочу у вас отсосать ХУЙ у вас, чувак! ВОТ чего я хочу!
- я бы воздержался.
в комнате уже висел толстый слой сигарного смога. пыхал Хокли что надо.
он вскочил с кресла. походил вокруг. сел. вскочил с кресла. походил вокруг.
- я, наверное, схожу с ума, - сказал Эйнсуорт Хокли. - я постоянно
думаю о хуе. я раньше жил с этим 14-летним пареньком. огромный ХУЙ!
господи. ОГРОМНЫЙ!
он однажды его прямо у меня перед носом отбил, никогда этого не забуду!
а когда я учился в колледже, там все эти парни по раздевалке ходили, типа
крутые такие, знаете? а у одного ЯЙЦА висели до самых КОЛЕН! мы, бывало,
звали его ВОЛЕЙБОЛИСТ ГАРРИ. так вот, когда ВОЛЕЙБОЛИСТ ГАРРИ кончал,
крошка, это был пиздец ВСЕМУ!
как взбитая сметана из пожарного крана хлестала! а когда эта штука
высыхала...
чувак, по утрам ему приходилось простыню бейсбольной битой
выколачивать, шелупонь стряхивать прежде, чем в прачечную отдавать...
- вы сумасшедший, Эйнсуорт.
- я знаю, я знаю, я вам про то же САМОЕ! хотите сигару?
Хокли ткнул ему сигарой прямо в рот.
- нет-нет, спасибо.
- может, вам хочется у МЕНЯ хуй отсосать?
- ни малейшего желания. ладно, чего вы хотите?
- у меня есть идея такого рассказа, чувак.
- хорошо. напишите его.
- нет, я хочу, чтобы вы послушали.
Мэйсон промолчал.
- ладно, - сказал Хокли. - вот она.
он забегал вокруг, пуляясь дымом.
- космический корабль, понимаете? 2 парня, 4 тетки и компьютер. и вот
они рассекают по открытому космосу, понятно? дни, недели проходят. 2
парня, 4 тетки, компьютер. у теток уже все аж чешется. им хочется,
понимаете? понятно?
- понятно.
- но знаете, что происходит?
- нет.
- два парня решают, что они гомосексуалисты и начинают заигрывать друг
с другом. на теток - ноль внимания.
- ага, это как бы смешно. так и напишите.
- постойте. я еще не закончил. эти два парня заигрывают друг с другом.
это омерзительно. нет. это не омерзительно! как бы там ни было, тетки
подходят к компьютеру и открывают дверцы. и внутри компьютера - 4
ОГРОМНЫХ хуя с яйцами.
- безумно. пишите.
- постойте, постойте. но не успевают они и одного хуя цапнуть, как у
машины появляются рты с жопами, и вся эта чертова механика пускается в
оргию САМА С СОБОЙ. черт побери, вы можете себе такое вообразить?
- ладно. пишите. мне кажется. мы сможем это использовать.
Эйнсуорт зажег еще одну сигару, походил взад-вперед.
- как насчет аванса?
- нам один парень уже должен 5 рассказов и 2 романа. а от сроков
отстает все больше и больше. если так будет продолжаться, он станет
хозяином всей компании.
- тогда дайте мне половину, какого черта. полхуя лучше, чем никакого.
- когда мы сможем получить рассказ?
- через неделю.
Мэйсон выписал чек на $75.
- спасибо, крошка, - сказал Хокли, - ты и теперь уверен, что нам не
хочется друг у друга хуй отсосать?
- уверен.
и Хокли ушел. Мэйсон вышел к секретарше. ее звали Франсин.
Мэйсон взглянул на ее ноги.
- это платье - довольно короткое, Франсин.
он не отрывал взгляда.
- такой стиль сейчас, мистер Мэйсон.
- зови меня просто "Генри". мне кажется, я никогда раньше не видел
таких коротких платьев.
- они становятся все короче и короче.
- у всех, кто сюда заходит, от тебя по-прежнему встает. а потом они
идут ко мне в кабинет и несут ахинею, как полоумные.
- ох, да ладно вам, Генри.
- даже у меня от тебя встает, Франсин.
та хихикнула.
- давай, пошли пообедаем, - сказал он.
- но вы же никогда меня на обед не приглашали.
- ах, так есть кто-то другой?
- О, нет. но сейчас же только пол-одиннадцатого.
- какая, к дьяволу, разница? я внезапно проголодался. очень
проголодался.
- ладно. тогда секундочку.
франсин извлекла зеркальце, поиграла с ним немножко. затем они оба
встали и вышли к лифту. в лифте они ехали совершенно одни. по пути вниз он
сграбастал Франсин и поцеловал ее. пахла она малиной с незначительным
привкусом кариеса. он даже облапал ей одну ягодицу. она для проформы
посопротивлялась, слегка прижимаясь к нему.
- Генри! я прям не знаю, какая муха вас укусила! - хихикнула она.
- я всего лишь мужчина, в конце концов.
в вестибюле здания стоял киоск, где торговали конфетами, газетами,
журналами, сигаретами, сигарами...
- одну минуточку, Франсин.
Мэйсон купил 5 сигар, огромных. зажег одну и выпустил гигантский фонтан
дыма.
они вышли на улицу, ища, где бы поесть. дождь перестал.
- вы обычно курите перед обедом? - спросила она.
- и перед, и после, и между.
Генри Мэйсон чувствовал себя так, будто он совсем немножко сходит с
ума. все эти писатели. да что с ними такое, к чертям собачьим?
- эй, вот неплохое местечко!
он придержал дверь, и Франсин вошла. он - за ней.
- Франсин, как же мне платье твое нравится!
- правда? ой, спасибо! у меня есть целая дюжина похожих.
- правда?
- умм-гумммм.
Мэйсон отодвинул ей стул и смотрел на ее ноги, пока она садилась. потом
сел сам.
- господи, я проголодался. венерки из головы не идут - интересно,
почему?
- я думаю, вы хотите меня выебать.
- ЧТО?
- я сказала: "я думаю, вы хотите меня выебать".
- о.
- Я вам это позволю. я думаю, вы очень славный человек, очень милый, в
самом деле.
подошел официант и разогнал сигарный дым папками с меню. одну вручил
Франсин, одну - Мэйсону. и стал ждать. и у него вставал. ну почему
некотрым парням достаются такие куколки, а он вручную отбивать должен?
