Единственное условие для меня: я не могу ничего просить. Больше того:
уж лучше на макушке мозга у меня постоянно крутится одна и та же
пластинка: и не пытайся и не пытайся. Ничего так себе идейка, кажется.
Как бы там ни было, после ухода Мари я уселся в кухне и выдул 3 банки
пива, которые нашел в холодильнике. До еды мне никогда особенного дела не
было. О том, как люди любят поесть, я слыхал. Мне же от еды становилось
только скучно. С жидкостью все в порядке, а вот груз навалом - тоска
смертная. Мне нравилось говно, мне нравилось срать, какашки мне нравились,
но сдохнуть легче, чем их насоздавать.
После 3 банок пива на табуретке рядом я заметил дамскую сумочку.
Разумеется, на работу Мари взяла с собой другую. Не такая же она глупая
или добрая, чтобы деньги оставлять? Сумочку я открыл. На дне лежала
десятидолларовая бумажка.
Что ж, Мари меня проверяет, и я окажусь достойным ее проверки.
Я забрал десятку, вернулся к себе в спальню и оделся. Мне было хорошо.
В конце концов, что человеку надо, чтобы выжить. Ничего. Это правда. А у
меня даже ключ от дома имелся.
Поэтому я вышел наружу и запер дверь, чтобы воры не залезли, хахаха, и
вот уже я стою на улице во Французском Квартале, ну и дурацкое же это
место, но придется смириться. Все должно было мне служить, так всегда
было. Поэтому... ах, да, иду я, значит, по улице, а беда с Французским
Кварталом в том, что тут нигде ни одного винного магазина, как в других
приличных частях света. Может, они это специально. Можно было догадаться,
что от этого процветали ужасные выгребные ямы на каждом углу, которые они
тут зовут барами. Первым делом, когда я заходил в один из этих
"оригинальных" баров Французского Квартала, мне хотелось блевать.
Обычно я так и делал, добежав до какого-нибудь воняющего мочой очка и
извергая всё - тонны и тонны яичниц и недожаренной жирной картошки. Потом
возвращался, уже стравив, и смотрел на них: более одиноким и
бессмысленным, чем клиенты, выглядел только бармен, особенно если он же
был и хозяином. Ладно, поэтому я гулял по всей округе, зная, что бары -
туфта, и знаете, где я нашел три своих упаковки? В бакалейной лавчонке с
черствым хлебом, где всё, даже облупившаяся краска, сочилось такой
наполовину половой улыбочкой одиночества... помогите, помогите,
помогите... ужасно, да, даже света в ней не хватало, электричество - оно
же денег стоит, и тут я такой, первый парень, купивший упаковку пива за
последние 17 дней, и первый парень, купивший три упаковки за последние 18
лет, и господи ты боже мой, она чуть не обкончалась прямо на кассу... Это
было чересчур. Я смел сдачу и 18 больших банок пива и выскочил на дурацкий
солнцепек Французского Квартала...
Остаток сдачи я сложил обратно в сумочку на табуретке и оставил ее
открытой, чтобы Мари заметила. Потом сел и откупорил пиво.
Хорошо побыть одному. Однако, я был не один. Всякий раз, когда нужно
было поссать, я видел этого паука и думал: ну, паук, тебе пора - уже
скоро. Ты мне просто не нравишься в этом темном углу: сидишь себе, ловишь
мух и жучков, сосешь из них кровь. Видишь, какой ты негодяй, мистер Паук.
А вот я - я в норме. По крайней мере, мне нравится так считать. А ты -
просто гребаный темный безмозглый прыщ смерти, вот что ты такое. Соси
говно. Тебе кранты.
На заднем крыльце я нашел метлу, вернулся в сортир и сокрушил его прямо
в паутине, принес ему его же смерть. Все в порядке, это нормально, он
доехал до нее быстрее меня почему-то, что я тут могу поделать. Но как же
Мари могла пристраивать тут свою обширную задницу на обод стульчака и
смотреть на эту тварь? Она ее вообще видела когда-нибудь? Вероятно, нет.
Я вернулся на кухню и выпил еще пива. Потом включил телевизор. Бумажные
люди.
Стеклянные люди. Я почувствовал, что схожу с ума и выключил эту дрянь.
Отхлебнул еще. Потом сварил два яйца и поджарил две ленточки бекона.
Удалось поесть.
Иногда о еде забываешь. Занавески пробило солнцем. Я пил весь день.
Пустые швырял в мусорку. Время шло. Затем открылась дверь. Просто слетела
с петель. То была Мари.
- Господи ты боже мой! - завопила она. - Ты знаешь, что произошло?
- Нет, нет, не знаю.
- Ох, черт бы его побрал!
- Чё такое, милая?
- У меня подгорела клубника!
- Вот как?
Она бегала по кухне кругами, обширная задница ее тряслась.
Ненормальная. Совсем сбрендила. Бедная старая жирная пизда.
- У меня кастрюлька клубники на огне стояла в кухне, а тут зашла эта
туристка, богатая сучка, первая посетительница за сегодня, и ей
понравились такие маленькие шляпки, что я делаю, знаешь... Ну, она как бы
милашка такая, и на ней все шляпки хорошо сидят, поэтому у нее проблема, и
тут мы про Детройт заговорили, у нас там какие-то общие знакомые нашлись,
и тут я вдруг принюхиваюсь и СЛЫШУ!!! КЛУБНИКА ГОРИТ! Бегу на кухню, да
уже слишком поздно...
что я за растяпа! Клубника вся выкипела, везде разбрызгано, воняет,
горелым, руки опускаются, ничего уже не исправишь, ничего! Ад кромешный!
- Сожалею. Но ты ей шляпку-то продала?
- Я продала ей две шляпки. Она все никак решиться не могла.
- Жалко клубнику. А я паука убил.
- Какого паука?
- Я так и думал, что ты не знаешь.
- Что знаю? Что такое пауки? Просто жучки.
- Мне говорили, что паук - не жучок. Там как-то по числу ног
определяют... Я на самом деле не знаю, да и плевать.
- Паук - не жучок? Что это за говно тогда?
- Не насекомое. Так люди говорят. В любом случае, я эту чертову тварь
прикончил.
- Ты лазил в мою сумочку.
- Конечно. Ты ж ее тут оставила. Мне нужно было пива.
- Тебе все время нужно пиво?
- Да.
- С тобой будут проблемы. Ты ел что-нибудь?
- 2 яйца, 2 ломтика бекона.
- Голодный?
- Да. Но ты устала. Расслабься. Выпей.
- Я расслабляюсь, когда готовлю. Но сначала мне нужно в горячую ванну.
- Валяй.
- Ладно. - Она протянула руку и включила телевизор, а потом ушла в
ванную.
Пришлось слушать телевизор. Выпуск новостей. Изумительно уродливый
ублюдок. 3 ноздри. Изумительно омерзительный ублюдок, разряженная
бессмысленная куколка, потеет, лыбится на меня, произносит слова, которые
я едва понимаю или на которые вообще плевать. Я знал, что Мари готова
смотреть телевизор часами, поэтому придется приспосабливаться. Когда она
вернулась, я смотрел прямо в стекло, отчего ей стало лучше. Выглядел я
безобидным - как человек с шахматной доской и спортивной страницей под
мышкой.
Мари вышла, обернутая еще в один наряд. Она бы могла даже выглядеть
хорошенькой, если б не была так дьявольски жирна. Ладно, как бы то ни
было, я не на скамейке в парке все-таки ночую.
- Хочешь, чтобы я приготовил, Мари?
- Нет, все в порядке. Я уже не так устала.
Она начала готовить еду. Поднявшись за следующим пивом, я поцеловал ее
за ухом.
- Ты хорошая баба, Мари.
- Тебе хватит выпивки на остаток ночи? - спросила она.
- Конечно, маленькая. Еще и квинта осталась. Все прекрасно. Мне просто
хочется тут посидеть, посмотреть телик, тебя послушать. Ничего?
- Разумеется, Чарли.
Я сел. У нее что-то варилось. Пахло хорошо. Очевидно, что она была
хорошей поварихой. По стенам просто ползал теплый запах еды. Не
удивительно, что она такая толстая: и готовит хорошо, и пожрать не дура.
Мари готовила рагу. То и дело вставала и добавляла что-нибудь в
кастрюльку. Луковицу. Кусок капусты.
Несколько морковок. Знаток. А я пил и смотрел на эту большую,
неопрятную на вид толстую деваху, а она сидела и мастерила самые волшебные
на свете шляпки: руки ее пробирались в корзинку, подбирали сначала этот
цвет, за ним другой, третий, такую ленту, такую, сплетала их, сшивала,
пристраивала к шляпке, а эта двухцветная солома сама по себе казалась еще
одним чудом. Мари творила шедевры, которых никогда не обнаружат - они
будут гулять по улицам на макушках богатых сучек.
Работая и помешивая рагу, она говорила.
- Сейчас не то что раньше. У людей денег нет. Везде аккредитивы,
чековые книжки, кредитные карточки. У людей просто нет денег. Они их с
собой не носят.
Всё в кредит. Парень зарплату получает, а она уже тю-тю. Закладывают
всю свою жизнь, чтобы один дом купить. А потом обязательно надо набить
этот дом говном и машину купить. Они у этого дома на крючке, а власти это
знают и давят их до смерти налогами на недвижимость. Ни у кого денег нет.
Маленьким предприятиям просто не выжить.
Мы уселись за рагу - оно было изумительным. После ужина вытащили
виски, она принесла мне две сигары, мы смотрели на телевизор и много не
разговаривали.
Казалось, я живу тут уже много лет. Она продолжала мастерить шляпки, то
и дело заговаривая со мной, а я отвечал: "ага", "правильно" или "вот как?"
А шляпки все слетали с ее рук, шедевры.
- Мари, - сказал я, - я устал. Пойду-ка я спать.
Она разрешила мне взять виски с собой, и я так и сделал. Но вместо
того, чтобы улечься к себе в постель, я откинул покрывало на кровати Мари
и вполз туда.
Предварительно раздевшись, естественно. Прекрасный матрац. Прекрасная
постель.
Такая старомодная, с высокими столбиками и деревянной крышей или как их
там называют. Наверное, если уебешься до того, что крышу снесет, -
значит, получилось. Мне же эту крышу не снести никогда без помощи богов.
Мари по-прежнему смотрела телевизор и мастерила шляпки. Потом я
услышал, как она его выключила, погасила свет на кухне и вошла в спальню,
миновала кровать, не заметив меня, и упылила прямиком в нужник. Просидела
там некоторое время, а потом я полюбовался, как она скидывает свою одежу и
влатывается в здоровенную розовую ночнушку. Она поебошилась немножко со
своей физиономией, махнула рукой, нацепила пару бигудей, развернулась,
направилась к постели и увидела меня.
- Господи, Чарли, ты не в ту постель попал.
- Не-а.
- Послушай, голубчик, я - не такая женщина.
- О, кончай базар и заваливайся!
Она завалилась. Боже мой, одно мясо. На самом деле, я немного
испугался. Что же делать со всем этим хозяйством? Так, я в ловушке. Вся
постель со стороны Мари провалилась.
- Послушай, Чарли...
Я схватил ее за голову, развернул к себе, мне показалось, что она
плачет, и тут губы мои накрыли ее рот. Мы поцеловались. Черт возьми, хуй у
меня затвердел.
Боже милостивый. Что это такое?
- Чарли, - сказала она, - тебе вовсе не нужно...
Я взял ее за руку и обхватил ею свой хуй.
- Ох черт, - вымолвила она. - Ох черт!
Тут она уже поцеловала меня, взасос. Язычок у нее оказался небольшой -
хоть что-то маленькое, - и он трепетал туда-сюда, довольно-таки слюняво и
страстно.
Я отстранился.
- Что такое?
- Ща, погоди.
Я дотянулся до бутылки, долго и хорошо приложился, поставил ее на
место, а потом подлез и приподнял эту огромную розовую ночнушку. Немного
помацал и уж не знаю, что именно нащупал, но мне показалось - то, что
надо, хоть и очень маленькое, но в нужном месте. Да, то была ее пизда. Я
ткнулся в неё своим краником. Затем дотянулась она и направила меня куда
надо. Еще одно чудо. Штука эта оказалась тугой. Чуть шкуру с меня не
содрала. Мы заработали. Мне хотелось поскакать подольше, но плевать. Она
меня имела. Лучшая ебка в моей жизни. Я стонал и верещал, затем кончил,
скатился. Невероятно. Когда она вернулась из ванной, мы немного
поговорили, потом Мари заснула. Но она храпела. Поэтому пришлось
ретироваться в свою кровать. И проснулся я только на следующее утро, когда
она уходила на работу.
- Пора бежать, Чарли, - сказала она.
- Конечно, крошка.
Как только она ушла, я сходил на кухню и выпил стакан воды. Она
оставила там сумочку. Десять долларов. Я их не взял. Вернулся в ванную,
хорошенько посрал, уже без паука. Потом принял ванну. Попробовал почистить
зубы, слегка сблевнул.
Оделся и снова вышел на кухню. Раздобыл кусок бумаги и карандаш:
Мари, Я люблю тебя. Ты ко мне очень хорошо отнеслась. Но я должен уйти.
Даже толком не знаю, почему. Спятил, наверное. До свиданья, Чарли
