друг друга и хотят завести ребенка. А прибегать к дипломатии, вроде той,
которую вы описали, - все равно что выходить замуж за незнакомого
человека. Вот это, по-моему, действительно неловко.
- Хмм. - Он отыскал еще один прутик. - В период Изоляции на Барраяре,
если мужчина брал в любовницы женщину из касты воинов, то это
рассматривалось как похищение ее чести, и он должен был умереть за это
смертью вора. Обычай, чаще нарушавшийся, чем исполнявшийся, хоть он и стал
излюбленным сюжетом драматических произведений. А сейчас у нас время
перемен. Старые порядки умерли, и мы все примеряем новые, как плохо
пошитое платье. Теперь уже никто не понимает, что правильно, а что - нет.
- Помолчав секунду, он спросил: - А чего ожидали вы?
- От барраярца? Не знаю. Что-нибудь этакое преступное, наверное. Я
была не в восторге, очутившись в плену.
Он отвел взгляд.
- Я... знаком с теми вещами, которые вы сейчас подразумеваете. Не
стану отрицать - такое бывает. Это - как болезнь воображения, и она
передается от человека к человеку. Хуже всего, когда зараза
распространяется сверху. Падает дисциплина, слабеет боевой дух... Труднее
всего молодым офицерам, особенно когда они видят порок в людях, которые
должны служить им образцом. Как судить, не имея опыта, как бороться с
заразой в собственной голове? И они развращаются, даже не успев понять,
что с ними случилось.
В темноте голос его звучал с необычной страстностью.
- Лично я думала об этом с точки зрения пленной, - шутливо вставила
Корделия. - Насколько я понимаю, с пленом мне повезло.
- Те, о ком я говорю, - отбросы армии. И они в меньшинстве. Хотя было
бы неправильно делать вид, будто таких людей у нас нет вовсе... Но меня
вам бояться не следует. Даю вам слово.
- Я... я это уже поняла.
Некоторое время оба молчали. Корделия решила, что Форкосиган заснул,
но тут он пошевелился и снова заговорил. Она почти не видела его лица -
только отблески от глаз и белых зубов.
- Ваши обычаи кажутся мне такими свободными, такими мирными.
Невинными, как солнечный свет. Ни горя, ни боли, ни непоправимых ошибок. И
страх не превращает мальчишек в преступников. И нет глупой ревности. И
честь не теряется.
- Тут вы ошибаетесь. Честь можно потерять и у нас. Только это не
происходит за одну ночь. Как правило, нужны годы - она исчезает по
крупицам, по капелькам. - Корделия помолчала. - Я знала одну женщину...
Это была моя очень близкая подруга, тоже в экспедиционном корпусе. Ей...
немного не везло в личных отношениях. Все вокруг нее находили себе
спутников жизни, и чем старше она становилась, тем сильнее боялась
остаться в стороне. Короче, ударилась в панику.
В конце концов она сошлась с человеком, обладавшим совершенно
поразительным талантом обращать золото в свинец. В его присутствии нельзя
было произнести слова "любовь", "доверие" или "честь", чтобы не услышать
умной насмешки. Цинизм дозволялся, поэзия - никогда.
Так уж случилось, что, когда освободилось место командира корабля,
они были в одном звании. Она давно мечтала о повышении и работала, как
проклятая. Должность командира - редкий шанс, каждый рвется его получить.
Но возлюбленный убедил ее - пустив в ход аргументы, которые потом
оказались лживыми (он пообещал детей), - отказаться от командования в его
пользу... Прекрасный тактик. Вскоре между ними все кончилось.
После этого у нее не хватало духа начать новый роман. Так что ваши
прежние законодатели придумали не так уж глупо. Людям... нужны правила,
для их же собственной пользы.
В тишине шептал водопад.
- Я... когда-то был знаком с одним человеком, - донесся из темноты
его голос. - В двадцать лет его женили на девушке прекрасного
происхождения. Брак по родительскому сговору, но он был им доволен.
Он почти все время проводил на службе. Она оказалась свободна,
богата, ничем не связана в столице среди людей... не то что бы порочных,
но намного старше ее. Богатые бездельники и их прихлебатели. За ней
ухаживали, и она потеряла голову. Но, по-моему, не сердце. Она заводила
любовников, как делали все вокруг. Глядя в прошлое, я вижу, что у той
женщины не было иных чувств, кроме тщеславия и радости победы, но в то
время... Мой друг поклонялся вымышленному образу, и когда оказалось, что
его кумир вдруг разлетелся вдребезги... У этого парня был ужасный
характер, и он решил драться с ее любовниками на дуэли.
Их было двое. Его не волновало, кто останется жив, он не боялся, что
его арестуют. Видите ли, он вообразил, что сражается за свою честь. Он
назначил им обоим встречу в уединенном месте с интервалом примерно в
полчаса.
Какое-то время Форкосиган молчал. Корделия ждала не дыша, не зная,
следует ли помочь ему продолжать рассказ. В конце концов он опять
заговорил, но голос его потускнел и зачастил.
- Первый был таким же упрямым юным аристократом, как и он сам, и
играл по правилам. Он владел двумя мечами, бился со вкусом и чуть не убил
м... моего друга. Его последние слова были о том, что он всегда мечтал
умереть от руки ревнивого мужа, - только лет в восемьдесят.
Чуть заметная оговорка уже не удивила Корделию. Она только подумала,
не был ли ее собственный рассказ столь же очевидным. Похоже, что так.
- Второй был высшим правительственным чиновником, человеком гораздо
старше него. Он не желал драться. Мой знакомый несколько раз сбивал его с
ног и снова поднимал. После... после того, первого, который умер с шуткой
на губах, это было почти невыносимо. Наконец, несмотря на мольбы о пощаде,
мой друг заколол беднягу-министра.
Потом заехал к жене, чтобы рассказать ей, что сделал, и вернулся на
корабль ждать ареста. Все это произошло за один короткий день. Она была в
ярости, она сама была готова биться с ним на дуэли, будь такое возможно.
Она чувствовала себя оскорбленной - и предпочла умереть. Выстрелила себе в
голову из его служебного плазмотрона. Никогда бы не подумал, что женщина
может избрать такой способ. Другое дело - яд или разрезанные вены... Но
она была истинной форессой. Лицо ее совершенно сгорело. А у нее было
прекраснейшее лицо...
Дело обернулось чрезвычайно странно. Все решили, что двое ее
любовников убили друг друга. Клянусь, он этого не планировал! А она якобы
покончила самоубийством от отчаяния. Никто его даже не расспрашивал.
Теперь Форкосиган говорил очень медленно.
- Весь тот день он действовал как лунатик или актер. Подавал нужные
реплики, совершал необходимые поступки, и в результате ему нисколько не
стало лучше. Ничего он не добился, ничего не доказал. Все было таким же
поддельным, как ее любовные связи, если не считать смертей. Они были
настоящими. - Он помолчал. - Так что, видите, у бетанцев есть хотя бы одно
преимущество. Вы позволяете друг другу учиться на ошибках.
- Мне... больно за вашего друга. Это произошло давно?
- Больше двадцати лет назад. Говорят, старики помнят события юности
более ясно, чем то, что было на прошлой неделе. Может, он уже постарел.
- Понятно.
Этот рассказ был как странный колючий дар, слишком хрупкий, чтобы его
бросить, и слишком ранящий, чтобы держать. Он лег и снова замолчал, а она
обошла поляну, прислушиваясь к тишине леса. Когда она закончила обход,
Форкосиган спал, дрожа и мечась в лихорадке. Корделия стащила с Дюбауэра
один из обгоревших спальных мешков и укрыла его.
4
Часа за три до рассвета Форкосиган проснулся и заставил Корделию
поспать пару часов. В серый предрассветный час он снова разбудил ее. Он
умылся в ручье и избавился от четырехдневной щетины, воспользовавшись
одноразовой упаковкой депилятора. Тоже приберег на последний день, поняла
Корделия.
- Мне нужна ваша помощь. Я хочу вскрыть нарыв, выпустить гной и снова
все перевязать. До конца дня хватит, а потом это уже не будет иметь
значения.
- Хорошо.
Он разулся, и Корделия заставила его подержать ногу под быстрой
струей водопада. Потом сполоснула его боевой нож и быстрым глубоким
надрезом вскрыла страшно вздувшуюся опухоль. У Форкосигана побелели губы,
но он смолчал. Зато Корделия с трудом удержала вскрик. Из разреза хлынули
кровь и гной, вынося странные свернувшиеся куски, которые смывала вода.
Корделия постаралась не думать о том, сколько новых микробов они вносят в
рану.
Она смазала ему ногу остатками явно неэффективной мази и забинтовала
последним пластиковым бинтом.
- Стало полегче. - Но он споткнулся и чуть не упал, едва попробовал
идти: - Ясно, - пробормотал он. - Пора.
Форкосиган торжественно извлек последнюю таблетку болеутоляющего и
еще какую-то маленькую голубую пилюлю, проглотил их и выбросил пустую
аптечку. Корделия рассеянно подняла ее и повертела в руках.
- Эти штуки действуют великолепно, - сказал он, - но только пока
эффект не кончится - а тогда ты падаешь, словно марионетка, у которой
обрезали веревочки. Теперь у меня есть часов шестнадцать.
Действительно, к тому моменту, как они доели завтрак и приготовили
Дюбауэра к дневному переходу, барраярец не только выглядел нормально, но и
казался свежим, отдохнувшим и полным энергии. Оба не упоминали о ночном
разговоре.
Они сделали большой круг, чтобы зайти с запада, и к полудню подошли к
склону горы. Дальше путь лежал через лес, к отрогу напротив гигантской
впадины. Здесь Форкосиган объявил, что пора произвести рекогносцировку.
Измученный Дюбауэр свернулся калачиком и заснул. Корделия посидела рядом с
ним, пока его дыхание не стало медленным и ровным, потом подползла к
Форкосигану. Барраярский капитан обводил биноклем туманный зеленый
амфитеатр.
- Вон катер. Они поставили его возле пещер. Видите темную щель рядом
с водопадом? Это - вход.
Он передал ей бинокль, чтобы она смогла рассмотреть все получше.
- О, вон кто-то выходит. При сильном увеличении видны лица.
- Куделка. - Бинокль снова оказался в руках Форкосигана. - Он - в
порядке. Но худой человек рядом с ним - это Дэробей, один из шпионов
Рэднова в группе связи. Запомните его лицо: надо знать, когда нельзя
высовываться.
Корделия гадала: удовлетворенный вид Форкосигана - это результат
действия стимулятора или свирепая радость в предвкушении конфликта? Он
наблюдал, считал и прикидывал, и глаза его блестели.
Барраярец присвистнул сквозь зубы, сразу напомнив ей хищного
шестинога:
- Господи, а вон и сам Рэднов? Хотел бы я до него добраться! Но на
этот раз можно и подождать, чтобы людьми министерства занялся суд. Пусть
только попробуют спасти своих любимчиков от обвинения в бунте! На этот раз
высшее командование и Совет графов будут на моей стороне. Нет, Рэднов, ты
останешься в живых - и пожалеешь об этом.
Вдруг он замер и ухмыльнулся:
- Ну вот, наконец и мне повезло. Вон Готтиан, он вооружен - значит,
он командует. Мы почти у цели. Начинаем действовать.
Они отползли обратно, под прикрытие деревьев. Дюбауэра на месте не
было.
- О, Боже! - выдохнула Корделия, вглядываясь в заросли. - Куда он
делся?
- Далеко он уйти не мог, - успокоил ее Форкосиган, хотя и он выглядел
сейчас озабоченным.
Они сделали круг по лесу, пройдя метров по сто. "Идиотка! - яростно
ругала себя Корделия, чувствуя, как ее охватывает паника. - И куда тебя
понесло..." Никаких следов мичмана обнаружить не удалось.
- Послушайте, сейчас у нас нет времени его искать, - сказал
Форкосиган. - Как только я снова стану командующим, я пошлю патруль на его
