ножках. Корделия взяла одно и положила на ладонь, чтобы рассмотреть
поближе. Это был еще один вид кровососов - какая-то подземная форма.
- Ох! - она поспешно смахнула порозовевший шарик с руки.
- Больно, а? - огрызнулся Форкосиган.
В ней начала подниматься волна неудержимого смеха, но тут она
заметила нечто, заставившее ее мгновенно посерьезнеть.
- Эй, эта царапина неважно выглядит, вам не кажется?
Рана от клюва, которую Форкосиган заработал той ночью, когда они
хоронили Роузмонта, раздулась и посинела, а от нее до самого колена
протянулись красные полосы.
- Ничего страшного, - твердо сказал он, готовясь влезть в брюки.
- Что-то не верится. Дайте я посмотрю.
- Вы все равно здесь ничего не сможете сделать, запротестовал
Форкосиган, но подчинился короткому осмотру. - Довольны? - саркастически
осведомился он, заканчивая одевание.
- Жаль, что ваши микробиологи не смогли составить мазь получше. -
Корделия пожала плечами. - Но вы правы. Сейчас ничего сделать нельзя.
Они двинулись дальше. Теперь Корделия пристально наблюдала за ним.
Временами барраярец начинал прихрамывать, потом замечал ее взгляд, и его
шаг опять становился твердым. Но к вечеру он отбросил притворство и уже
откровенно хромал. И все же в этот день он заставил их идти до самого
заката, пока не начала сгущаться темнота. К концу перехода покрытая
кратерами гора, к которой они направлялись, уже высоко поднималась над
горизонтом.
Наконец, споткнувшись в темноте, Форкосиган сдался и объявил привал.
Корделия обрадовалась. Дюбауэр устал, тяжело опирался на нее и все норовил
лечь.
Они устроились на ночлег там, где остановились, прямо на красной
песчаной земле. Форкосиган вскрыл люминофор и, как обычно, начал первое
дежурство, а Корделия лежала в грязи и смотрела, как над головой мерцают
далекие звезды.
Форкосиган попросил, чтобы она разбудила его до рассвета, но Корделия
дала ему выспаться. Ей не нравился его вид: бледность сменялась багровой
краснотой, а дыхание стало частым и неровным.
- Вам не пора принять болеутоляющее? - спросила она, когда он
поднялся, с трудом ступая на заметно распухшую ногу.
- Пока нет. Надо поберечь таблетки про запас.
Он срезал себе палку, и путешествие возобновилось.
- Сколько еще осталось? - спросила Корделия.
- Думаю, день-полтора, в зависимости от того, как пойдем. - Он
поморщился. - Не тревожьтесь. Нести меня не придется. Я считаюсь одним из
самых тренированных людей в экипаже, по крайней мере, среди тех, кому за
сорок. - И он похромал дальше.
- А много в вашем экипаже сорокалетних?
- Четверо.
Корделия фыркнула.
- И вообще, если потребуется, у меня в аптечке есть стимулятор,
который даже труп оживит. Но я его тоже хочу приберечь на момент встречи.
- Каких-то неприятностей ждете?
- Все зависит от того, кто примет мой сигнал. Я знаю, что у Рэднова -
это мой политофицер - по крайней мере два агента среди связистов. - Сжав
губы, он испытующе поглядел на нее. - Видите ли, я не думаю, что был общий
мятеж. Скорее, экспромт: Рэднов и еще несколько человек решили меня
прикончить и свалить все на бетанцев. Понадеялись, что смогут спрятать
концы. Если я прав, то на корабле все считают меня убитым. Все, кроме
одного человека.
- Кого же?
- Хотел бы я знать. Того, кто ударил меня по голове и спрятал в
папоротниках, вместо того чтобы перерезать глотку. Похоже, в группе
лейтенанта Рэднова есть мой сторонник. И все же - будь этот парень
действительно мне верен, ему стоило только слово сказать Готтиану, моему
первому помощнику, и меня уже давно подобрали бы верные люди. Так кто же
из моих людей настолько запутался, что предает сразу обе стороны? Или я
чего-то не понимаю?
- Может, они все еще преследуют мой корабль? - предположила Корделия.
- А где ваш корабль?
Сейчас уже вполне можно быть откровенной, решила Корделия, это не
причинит вреда:
- Думаю, на подлете к Колонии Бета.
- Если его не захватили.
- Нет. Они были далеко от вас, когда я с ними разговаривала. Пускай
они и не вооружены, но скорость у них намного больше, чем у барраярского
крейсера.
- Хмм... Ну, это возможно.
Похоже, он не слишком удивлен, отметила про себя Корделия. Готова
побиться об заклад, что его сведения о наших технологических секретах
привели бы в ужас всю бетанскую контрразведку.
- Насколько долго они будут нас преследовать?
- Это решать Готтиану. Если он поймет, что надежды захватить вас нет,
то вернется на нашу дежурную станцию. В противном случае он приложит
максимум усилий, чтобы захватить ваш корабль.
- Но зачем?
Он искоса посмотрел на нее:
- Этого я обсуждать не могу.
- Не понимаю, почему. Единственное, куда я могу в ближайшее время
попасть, - это барраярская тюрьма. Смешно, как меняются взгляды. После
такого перехода даже тюрьма покажется роскошной обителью.
- Я постараюсь, чтобы до этого дело не дошло, - улыбнулся он.
Его взгляд и улыбка встревожили ее. На официальный тон она могла
ответить напускной беззаботностью, защищая себя, словно фехтовальщик:
выпад на выпад. Но фехтовать с его добротой - все равно что сражаться с
морем: любые удары смягчаются и теряют силу. Корделия отпрянула, и его
улыбка погасла, а лицо снова стало замкнутым и мрачным.
3
После завтрака они какое-то время шли молча. Первым заговорил
Форкосиган. Казалось, лихорадка разъедает его привычную сдержанность.
- Давайте поговорим. Это отвлечет меня.
- О чем?
- О чем угодно.
Она задумалась.
- Как, по-вашему, командовать военным кораблем сложнее, чем обычным?
- Разница не в корабле, а в людях, - подумав, ответил он. - Быть
лидером означает управлять человеческим воображением, своим и чужим. В бою
это проявляется ярче всего. В одиночку даже самый храбрый солдат - всего
лишь вооруженный безумец. Настоящая сила - это способность заставить
других выполнять нужную вам работу. Разве во флотах Колонии Бета дело
обстоит не так?
- Наверное, даже в большей степени, - улыбнулась Корделия. - И если в
один прекрасный день мне потребуется подкреплять приказы угрозами или
силой - это будет полный крах. Я предпочитаю действовать незаметно. Тогда
я в выигрышном положении, потому что мне всегда хватает терпения - или
чего-то еще - чуть дольше, чем остальным. - Она оглядела весеннюю пустыню.
- На мой взгляд, цивилизация была придумана именно для блага женщин - по
крайней мере, матерей. Не могу представить себе, как мои пещерные
прапрабабушки заботились о своих семьях в примитивных условиях.
- Подозреваю, что они действовали совместно, всем скопом, - заметил
Форкосиган. - Готов поспорить, что у вас бы это получилось, родись вы в то
время. Вы обладаете теми качествами, которых ждешь от матери воинов.
Корделия решила, что он ее разыгрывает. Похоже, у него есть
своеобразное, суховатое чувство юмора.
- Нет уж, увольте! Восемнадцать или двадцать лет вкладывать свою
жизнь в сыновей, а потом моих ребят заберет правительство, чтобы истратить
их молодость на ликвидацию очередного политического провала! Нет, спасибо.
- Я никогда об этом не думал, - признался Форкосиган. Какое-то время
он молчал, постукивая на ходу своей палкой. - А если они идут добровольно?
- Положение обязывает? - Теперь настала ее очередь замолчать, чуть
смутившись. - Наверное, если добровольно, то это меняет дело. Как бы то ни
было, детей у меня нет, так что, к счастью, такие решения принимать не
придется.
- Вы рады или жалеете?
- Что нет детей? - Она взглянула ему в лицо. Похоже, он не заметил,
что попал в самое больное место. - Так уж сложилось.
Беседа прервалась; они начали пробираться по каменистой осыпи, где
под ногами то и дело разверзались расщелины. Все внимание Корделии уходило
на то, чтобы не дать Дюбауэру сорваться. Пройдя пустошь, они, не
сговариваясь, остановились передохнуть под скалой. Форкосиган закатал
брючину и расшнуровал ботинок, чтобы осмотреть нагноившуюся рану, грозящую
ноге полной неподвижностью.
- Вы кажетесь умелой медсестрой. Как вы считаете, не вскрыть ли
нарыв? - спросил он.
- Не знаю. Боюсь, если мы его вскроем, то занесем туда новую грязь.
Она поняла, что рана стала беспокоить его гораздо сильнее, чем
прежде. Догадка тут же подтвердилась: он принял половину таблетки
болеутоляющего из своего драгоценного запаса.
Они пошли дальше, и Форкосиган снова заговорил. Он описывал разные
забавные случаи из своей кадетской юности, своего отца, который в те
времена командовал всеми сухопутными войсками Барраяра и был личным другом
хитроумного интригана - нынешнего императора. У Корделии возник неясный
образ бесстрастного вояки, которому юный сын, как ни старался, никак не
мог угодить. Она рассказала про свою мать, энергичного врача, изо всех сил
сопротивляющегося отставке, и про брата, недавно купившего разрешение на
второго ребенка.
- А вы хорошо помните вашу мать? - спросила Корделия. - Насколько я
поняла, она умерла, когда вы были еще совсем маленьким. Несчастный случай,
как у моего отца?
- Никаких несчастных случаев. Политика. - Лицо его стало мрачным,
отчужденным. - Разве вы не слышали про бойню Ури Форбарры?
- Я... я мало что знаю о Барраяре.
- А-а... Император Ури в последние дни своего безумного правления
стал чрезвычайно опасаться собственной родни. В конце концов он сам
накликал на себя беду. Однажды ночью он выслал отряды убийц. Взвод,
отправленный за принцем Ксавом, не смог пройти мимо его охраны. И по
какой-то непонятной причине он не запланировал гибель моего отца:
очевидно, потому, что тот не был потомком императора Дорки Форбарры. Не
могу понять, чего хотел добиться Ури, убив мою мать и оставив в живых
отца. Ведь после этого отец перешел со своими войсками на сторону Эзара
Форбарры в начавшейся гражданской войне.
- Ох!
Солнце пекло вовсю, но Корделии показалось, что воспоминание
заставило его похолодеть.
- Я все думал... Вы как-то говорили, какие странные вещи люди делают,
когда паникуют, и я вспомнил. Не думал об этом уже много лет. Когда люди
Ури разнесли дверь...
- Боже, неужели вы при этом присутствовали!
- О, да. Естественно, я тоже был в том списке. Каждому убийце была
определена конкретная жертва. Тот, кому предназначалась моя мать... Я
схватил ножик - столовый ножик, он лежал возле моей тарелки, - и ударил
его. А ведь рядом на столе был и прекрасный нож для разделки жаркого.
Воспользуйся я им... Ну, а так... С тем же успехом я мог бы ударить его
ложкой. Он просто отшвырнул меня в угол...
- Сколько лет вам было?
- Одиннадцать. И роста я был маленького. Я всегда был маленького
роста. Он оттеснил мать к дальней стене. И выстрелил из... - Форкосиган со
свистом втянул в себя воздух и закусил нижнюю губу. - Странно, когда
начинаешь говорить о чем-то, то вдруг возвращаются такие подробности... А
я-то думал, что почти ничего уже не помню.
Он заметил, что Корделия побледнела, и неожиданно смутился.
- Я вас расстроил своей болтовней. Извините. Все это было очень
давно. Не знаю, почему я столько говорю.
"Зато я знаю", - подумала Корделия. Несмотря на жару, он застегнул
верхнюю пуговицу рубашки почти бессознательно. Его знобит, поняла она,
температура повышается. Насколько? Да еще надо учесть эффект от этих
