разжала стиснутые зубы и посмотрела на него с удовлетворением. "Она
думает, что я одобряю ее самосуд. Прости, сержант..."
Врач провела ручным сканером над грудью Ботари и покачала головой:
- Господи... все всмятку!
Вдруг искра отчаянной надежды вспыхнула в душе Майлза.
- Криогенные камеры! - воскликнул он. - В каком они состоянии?
- После контратаки переполнены, сэр.
- По какому принципу вы отбирали, кого замораживать?
- В первую очередь - тех, чьи ранения не безнадежны. Вражеские
солдаты - в последнюю очередь, если только они не представляют особого
интереса для разведслужб.
- Как бы вы оценили это ранение?
- Из замороженных только двое более тяжелых.
- Кто эти двое?
- Люди капитана Танга. Прикажете освободить одну из камер?
Майлз взглянул на Элен, ища поддержки. И обнаружил, что она смотрит
на тело, словно перед нею - совершенно незнакомый человек, который носил
маску ее отца. Ее черные глаза были как две глубокие могилы - одна для
Ботари, другая - для него самого.
- Он терпеть не мог холода, - после долгой паузы проговорил Майлз. -
Пожалуй, будет лучше, если вы выделите один из контейнеров для хранения
трупов.
- Слушаюсь, сэр, - ответила врач и покинула каюту.
Растерянный Мэйхью подошел поближе.
- Какая жалость, милорд. А ведь я уже стал к нему привыкать. Как
странно...
- Да... Спасибо. Можете идти. - Майлз посмотрел на эскобарианку и
почти шепотом добавил: - И вы тоже.
Элен Ботари заметалась между мертвым и живой, словно зверек,
посаженный в тесную клетку.
- Мама?..
- Держись от меня подальше, - процедила женщина. - Как можно дальше,
слышишь?
Ее взгляд был подобен пощечине. Круто развернувшись, она быстро
вышла.
- Элен, - осторожно проговорил Ард, - может быть, вам лучше присесть?
Я сейчас принесу воды или еще чего-нибудь. Пойдемте. Вот так. Вот и ладно.
Она безропотно позволила себя увести, лишь один раз оглянувшись через
плечо. И Майлз остался наедине с мертвым телом своего самого верного
слуги. Ему стало страшно - даже не страшно, а скорее непривычно. Бояться -
это всегда было уделом сержанта. Бояться за него.
Он осторожно коснулся лица Ботари.
- Что мне теперь делать, сержант?
16
Три дня он жаждал одного - заплакать. Слезы пришли внезапно, ночью.
Несколько часов он лежал, содрогаясь от безостановочных, неудержимых
рыданий. Майлз надеялся, что это принесет ему облегчение, избавление от
ужаса - но и в последующие ночи повторялась все та же многочасовая
истерика, отнимавшая последние силы. Желудок болел не переставая, особенно
после еды, так что он почти перестал притрагиваться к пище. Его и без того
заостренные черты стали еще острее.
Дни слились в сплошной серый туман. Временами оттуда выныривали лица
подчиненных - знакомые и незнакомые, требующие каких-то указаний, на что
получали один и тот же ответ: "Поступайте по своему усмотрению". Элен
вовсе перестала с ним разговаривать. Он же с тревогой следил за ней,
подозревая, что девушка находит утешение в объятиях База, и страдая от
ревности.
После очередного совещания, как обычно, не принесшего никаких
результатов, к Майлзу подошел Ард. Майлз восседал на своем месте во главе
стола, внимательно изучая собственные ладони; офицеры неспешно
расходились, перебрасываясь какими-то бессмысленными репликами.
- Я, конечно, не много понимаю в офицерской службе, - шепнул Ард, -
но зато знаю наверняка, что нечего и думать вырваться из окружения с
войском в двести человек на хромых клячах вместо кораблей и с командиром,
который, как вы, то и дело впадает в оцепенение.
- Ты прав, - холодно заметил Майлз. - Прав насчет того, что не знаешь
службы.
Он вскочил с кресла и удалился с подчеркнуто неприступным видом, хотя
в глубине души был глубоко уязвлен справедливыми словами пилота.
Он успел ввалиться в каюту как раз вовремя - начался приступ кровавой
рвоты, уже четвертый за прошедшую неделю и второй после гибели Ботари.
Когда мучения закончились, Майлз подумал: "Пора начинать приводить все в
порядок, хватит...", рухнул на койку и пролежал без движения шесть часов
подряд.
Начался процесс одевания. Правду говорили те, кто провел долгое время
в космической изоляции: либо ты поддерживаешь себя и все вокруг на
достойном уровне, либо все летит к чертям. За три часа, прошедшие после
пробуждения, Майлз совершил такой важный акт, как надевание брюк.
Последующий час ему предстояло посвятить натягиванию носков либо бритью -
смотря по тому, что легче. Идиотский, прямо-таки мазохистский обычай у
них, у барраярцев, - бриться каждый день. Нет чтобы последовать примеру
цивилизованных жителей Беты - те раз и навсегда удаляют на лице корни
волос. Пожалуй, лучше все-таки взяться за носки...
Кто-то позвонил в дверь, но он никак не реагировал на зуммер. Тогда
включилась внутренняя связь и раздался голос Элен:
- Майлз, это я, открой.
Он сел так резко, что потемнело в глазах:
- Входи!
Повинуясь ключевому слову, сенсорный замок разблокировал дверь.
Лавируя между кучами тряпья, пустыми продуктовыми упаковками,
полуразобранным оборудованием и оружием. Элен добралась наконец до кровати
и остановилась, оглядывая комнату и брезгливо морща нос.
- Вот что, - сказала она наконец, - если ты не собираешься
ликвидировать эту свалку самостоятельно, возьми хотя бы денщика.
Майлз осмотрелся.
- М-да, над этим стоит подумать. А ведь я привык считать себя очень
аккуратным человеком. Все всегда поддерживалось в порядке само собой. Ты
не будешь в обиде?
- В обиде на что?
- Если я найму денщика.
- Какая мне разница?
Майлз задумался.
- Вот только кого? Можно Арда. Надо же найти ему какое-нибудь
занятие, пока его корабль неисправен....
Она пожала плечами.
- Вроде бы он уже не такой разгильдяй, как раньше, - неуверенно
заменил Майлз.
- Угу, - кивнула она, поднимая с пола опрокинутый компьютер и ища
глазами, куда бы его пристроить. Однако в каюте имелся лишь один участок,
не заваленный вещами или не покрытый толстым слоем пыли.
- Майлз, ты долго собираешься держать здесь гроб? - спросила Элен.
- Какая разница, где он находится? В морге холодно. А он не любил
холода.
- Люди начнут думать, что ты свихнулся.
- Пусть думают, что хотят. Я дал ему слово: если с ним что-нибудь
случится, я похороню его на Барраяре.
Она нервно повела плечами.
- К чему столько хлопот, чтобы исполнить обещание? Он ведь мертв, ему
все равно.
- Но я-то жив, - спокойно возразил Майлз. - И мне не все равно.
Она заходила по каюте, спотыкаясь о разбросанные вещи. Упрямое лицо,
кулаки сжаты.
- Уже десять дней я веду занятия по рукопашному бою. А ты не был ни
на одной тренировке.
"Рассказать ей о кровавой рвоте? - подумал он. - Нет, не стоит -
сразу же потащит в санчасть". А там, при более внимательном осмотре,
обнаружится слишком многое: его истинный возраст, слабая костная структура
- все, что он так тщательно скрывал...
- Баз работает в две смены, налаживая оборудование. Танг, Торн и Осон
с ног сбились, обучая новобранцев. Но развал уже начался, все друг с
другом грызутся. Майлз, если ты еще неделю просидишь в своей норе, флот
дендарийских наемников придет точно в такое же состояние, как твоя каюта.
- Я знаю. Я же присутствую на офицерских совещаниях. То, что я молчу,
еще не значит, что не слушаю.
- Почему же ты не слышишь, когда они требуют от тебя, как от своего
лидера, окончательного решения?
- Ей-Богу, им ни к чему мое лидерство, - сказал он, откидывая волосы
со лба. - Баз ремонтирует, Ард командует, Торн, Танг и Осон скандалят с
подчиненными, ты на тренировках поддерживаешь их физическую форму - все
чем-то заняты, кроме меня... Вот ты твердишь мне все время: "Они говорят,
они требуют!" А сама-то что думаешь?
- Какое это имеет значение?
- Но ведь ты пришла...
- Это они попросили меня прийти. Ты ведь больше никого к себе не
пускаешь, или забыл? Они уже несколько дней не дают мне покоя. Вроде того,
как христиане попросили Деву Марию стать посредницей между ними и Богом.
Отдаленное подобие прежней улыбки мелькнуло на его губах.
- Не Богом, а всего лишь сыном Божьим. Бог сейчас дома, на Барраяре.
- Хватит меня смешить, чертов зубоскал! - взмолилась она, закрывая
лицо руками, чтобы не улыбнуться против воли.
Майлз взял ее за руку и усадил рядом с собой.
- А почему бы тебе не посмеяться? Разве ты не заслуживаешь хотя бы
такой награды?
Она ответила не сразу, печально глядя на серебристый продолговатый
контейнер в углу.
- Ты ни секунды не сомневался, что ее обвинения - правда? Ты сразу в
них поверил?
- Я с ним общался намного больше тебя. Семнадцать лет, по сути дела,
мы почти не разлучались.
- Да, - она опустила взгляд на руки, зажатые между колен. - Я-то
видела его только урывками. Он приезжал в Форкосиган-Сюрло раз в месяц,
чтобы заплатить госпоже Хайсон, - и никогда не задерживался больше часа.
Он всегда был в этой серебристо-коричневой ливрее; мне казалось, что он в
ней метров трех ростом. В ночь накануне и после его приезда я не могла
заснуть от волнения. Лето было раем - твоя мать забирала меня в ваш
загородный дом, играть с тобой, и я могла видеть папочку целый день... -
Ее голос сорвался, пальцы сжались в кулак. - И все это оказалось ложью.
Фальшивое величие, под которым скрывался мешок с дерьмом.
- Ты знаешь, я думаю, он не лгал, - тихо сказал Майлз. - Он хотел
забыть старую правду и создать на ее месте новую.
Она скрипнула зубами.
- Правда одна - я ублюдок, ребенок сумасшедшего насильника и
матери-убийцы, которая ненавидит даже мою тень. Вряд ли я унаследовала от
таких родителей только форму носа и глаз.
Вот он, самый главный, потаенный страх. Майлз вскочил, словно рыцарь,
заприметивший вдали черного дракона.
- Нет! Они - это они, а ты - это ты. Ты сама по себе, и ты ни в чем
не повинна.
- И это я слышу от тебя? В жизни не встречала большего лицемерия!
- Почему?
- Ведь ты - высшая точка в истории знаменитого рода. Цветок на
родословном древе Форкосиганов...
- Чего-чего? - удивился Майлз. - Предел вырождения - вот что я такое.
Не цветок, а чахлый сорняк, - он запнулся, пораженный тем, что она смотрит
на него с не меньшим изумлением. - Да, поколения множатся. Мой дед тащил
на плечах груз девяти предков, отец - десяти. Мне пришлось взвалить
одиннадцать - и клянусь, моя ноша тяжелее всех предыдущих, вместе взятых.
Так что не удивляйся, что этот груз не дал мне вырасти. Он так давит меня
к земле, что скоро от меня совсем ничего не останется.
Майлз почувствовал, что говорит ерунду. Нет, хватит, надо о главном.
- Элен, я люблю тебя, я всегда тебя любил.
Она вскочила, как испуганный олень, но он, обняв, удержал ее.
- Погоди! Я люблю тебя. Не знаю, кем был на самом деле сержант, но и
его я любил, и то, что осталось в тебе от него, я чту всем сердцем... Я не
знаю, где правда, и не хочу этого знать... У нас будет ребенок. Ведь у
твоего отца отлично получилось, разве не так? Я не могу жить без моих
Ботари... Выходи за меня замуж!
Он совершенно выдохся и смущенно замолчал.
- Я не могу за тебя выйти! - пробормотала Элен. - Генетический
риск...
- Но я же не мутант, не мутант! Посмотри, - он растянул рот обеими
руками, - может быть, ты видела там жабры?! Или, может быть, у меня растут
