эту штуку или нет?
- Нет, - улыбнулся Джим. - Зачем веселье портить?
- Да какое веселье?! Рехнулся, что ли! Я тащу лестницу,
а ты - давай за молотком с гвоздями. И проволоку не забудь.
Вилли мигом приволок лестницу. А Джим, похоже, и не
пошевелился за это время.
- Ну, Джим! Ты о маме подумал? Хочешь, чтобы она
сгорела?
Вилли приставил лестницу и сам полез наверх. Тогда
наконец и Джим медленно подошел и начал взбираться по
ступеням.
Далеко в облачных холмах прокатился гром. Наверху в
воздухе явно различались запахи свежести и сырости. Даже
Джим согласился.
2
Самые лучшие на свете книжки - о живой воде, о рыцарях,
изрубленных на куски, или о том, как расплавленный свинец
льется со стен на головы всяким дуракам, - так говорил Джим
Найтшед, и других книжек он не читал. Если уж не об
ограблении Первого Национального Банка, так хоть про то, как
построить катапульту или сшить из черных лоскутьев невидимую
одежду для ночных вылазок.
Все это Джим выдохнул разом, а Вилли, тоже разом,
вдохнул, пока они возились на крыше, прилаживая громоотвод.
Вилли занимался этим делом с чувством важности и нужности
происходящего, а Джим - слегка стыдясь и считая, что они
просто струсили. Так и день прошел.
После ужина предстоял еженедельный поход в библиотеку.
Как все мальчишки, они никогда не ходили просто так, но,
выбрав цель, кидались к ней со всех ног. Никто не
выигрывал, да и не хотел выиграть, они ведь были друзья;
просто хорошо было бежать рядом, стремительно пропечатывать
теннисными туфлями параллельные строчки следов по лужайкам,
через кусты и рощицы, хорошо было вместе рвать финишную
ленточку и разом схватиться за ручку библиотечной двери, -
никто не оставался в проигрыше, оба побеждали, храня дружбу
до поры, когда утраты станут неизбежны.
Все так и шло этим вечером, сначала теплым, потом -
прохладным. В восемь часов они предоставили ветру нести их
вниз, в город. Летящие руки, локти развернуты, как крылья,
мелькают перемежающиеся слои воздуха - и вот они уже там,
где надо. Три ступеньки, шесть, девять, двенадцать - хлоп!
- ладони шлепнули по библиотечной двери.
Джим и Вилли улыбнулись друг другу. Все это было
здорово: и тихие октябрьские вечера, и библиотека с
зелеными лампами внутри и едва уловимым запахом бумажной
пыли.
Джим вслушался.
- Что это?
- Ветер?..
- Как музыка... - Джим всматривался в даль.
- Совсем никакой музыки не слышу...
- Кончилась! - Джим тряхнул головой. - А может, и не
было. Идем!
Они открыли дверь, ступили внутрь и застыли на пороге.
Перед ними в ожидании распахнулись библиотечные глубины.
Снаружи, в мире, как будто ничего не происходило. Но
здесь, в этих зеленых сумерках, в этой земле бумаги и кожи,
могло случиться всякое. Всегда случалось. Только
прислушайся и услышишь крики десятков тысяч людей, вот
миллионы перетаскивают пушки, точат гильотины, а вот китайцы
маршируют по четыре в ряд. Конечно, незримо, конечно,
бесшумно, но ведь и у Джима, и у Вилли носы и уши на месте.
Здесь фабрика пряностей, здесь дремлют неведомые пустыни.
Напротив двери приятная пожилая дама мисс Уотрикс
отмечает книги, а справа от нее - уже Тибет, и Антарктида, и
Конго. Туда как раз удалилась другая библиотекарша, мисс
Уиллс, ушла через Монголию, запросто унося куски Иокогамы и
остров Целебес. Дальше, в третьем книжном туннеле, пожилой
мужчина шуршит в темноте веником, подметая остатки имбиря и
корицы...
Вилли широко открыл глаза. Каждый раз этот старик
удивлял его - своей работой, своим именем. "Чарльз Вильям
Хэллуэй, - думал Вилли, - не дедушка, не дальний
родственник, не какой-нибудь пожилой дядюшка, нет, - мой
отец... "
А отец? Не поражался ли он каждый раз, встречая
собственного сына на пороге этого уединенного мира? Да.
Каждый раз он выглядел ошеломленным, словно последняя их
встреча состоялась век назад и с тех пор один успел
состариться, а другой так и остался молодым. Это мешало,
стояло между ними.
Старик неуверенно улыбнулся издали. Отец и сын осторожно
двинулись навстречу друг другу.
- Батюшки! Вилли! С утра еще на дюйм вырос! - Чарльз
Хэллуэй повернул голову. - Джим? О, глаза потемнели, щеки
посветлели, тебя что, с обеих сторон припекло?
- Дьявольщина! - энергично высказался Джим.
- Такого не держим, - мгновенно ответил старик. - Ад
есть, вот тут, на "А", у Алигьери.
- Аллегории - это не по мне, - мотнул головой Джим.
- Твоя правда, - засмеялся отец Вилли. - Но я-то имел в
виду Данте. Погляди-ка сюда. Рисунки самого господина
Дорэ. Со всех сторон все показано. Аду повезло. Он
никогда не выглядел лучше. Вот, обрати внимание, души
падают прямо в грязь. Смотри, смотри, кто-то даже вверх
ногами...
- Ничего себе! - Джим мгновенно пожрал страницу глазами
вдоль и поперек и принялся листать дальше. - А картинки с
динозаврами тут есть?
- Это там, дальше. - Он повел их в следующий проход. -
Вот здесь. "Птеродактиль, Змей-Разоритель", - прочитал он.
- А как насчет "Барабанов Рока: саги о Громовых Ящерах"?
Ну, ожил, Джим?
- Ага. Вполне.
Отец подмигнул Вилли. Вилли подмигнул в ответ. Они
стояли рядом - мальчишка с волосами цвета спелой пшеницы и
мужчина, седой как лунь. Лицо мальчишки - словно летнее
наливное яблоко, лицо мужчины - словно то же яблоко зимой.
"Папа, папа мой, - думал Вилли, - он похож на меня!
Только... как в плохом зеркале!"
Внезапно Вилли припомнил, как, бывало, ночами он вставал
и смотрел из окна на город внизу. Там мерцал только один
огонек в библиотечном окне. Это отец засиживался допоздна
над книгой в нездешнем свете зеленой лампы. И радостно, и
грустно было смотреть на этот одинокий огонек и знать, что
его... - Вилли помедлил, подбирая слово, - ...его отец один
бодрствует во всем этом мраке.
- Вилли, - окликнул старик, по должности - уборщик, по
воле случая - его отец, - а тебе чего хочется?
- А? - Вилли встрепенулся.
- Ты предпочитаешь книжку в белой шляпе или в черной?
- Шляпе?
- Вот Джим, - старик медленно двинулся вдоль полок,
слегка касаясь пальцами книжных корешков, - Джим носит
черные десятигаллоновые шляпы и книжки предпочитает им под
стать. Поначалу Мориарти, верно, Джим? Теперь он готов
хоть сейчас двинуться от Фу Мангу к Макиавелли - средних
размеров темная фетровая шляпа, а оттуда - к доктору Фаусту,
это уже большущий черный стетсон. А на твою долю остаются
приятели в белых шляпах... Вот Ганди, там дальше - святой
Томас, следующий... ну, к примеру, Будда.
- Меня вполне устроит "Таинственный остров", - улыбнулся
Вилли.
- Я не понял, при чем здесь шляпы? - нахмурился Джим.
- Однажды, очень давно, - неторопливо проговорил отец,
протягивая Вилли Жюля Верна, - я, как и каждый человек,
решил для себя, какой цвет буду носить.
- Ну и какой? - недоверчиво спросил Джим.
Старый человек, казалось, удивился и поспешил
рассмеяться.
- Ну и вопросы ты задаешь!.. Ладно, Вилли, скажи маме,
что я скоро буду. А теперь, двигайте-ка отсюда оба. Мисс
Уотрикс! - мягко окликнул он библиотекаршу. - Будьте
настороже. К вам подбираются динозавры и таинственные
острова.
Дверь захлопнулась. На небесных полях высыпали ясные
звезды.
- Дьявольщина! - Джим втянул носом воздух с севера,
потом - с юга. - А где буря? Этот проклятый торгаш
обещал... Я же должен посмотреть, как молния вдарит в мою
крышу!
Вилли подождал, пока порыв ветра взъерошит, а потом
пригладит волосы
- Она будет здесь. К утру, - словно нехотя произнес он.
- Кто сказал?
- А вот, черничник у меня под руками. Он говорит.
- Ха! Здорово!
Ветер сорвал и унес Джима прочь Таким же воздушным змеем
Вилли кинулся вдогонку
3
Чарльз Хэллуэй провожал ребят глазами, с трудом сдерживая
желание составить им компанию. Он знал эти колдовские
штучки ветра, знал, как и где подхватывает он две легкие
фигурки, как несет их мимо всяких таинственных мест,
таинственных только сегодня, только в этот миг и никогда
больше.
Грусть шевельнула крылом в груди старого человека.
"Если бежать вместе в такой вечер, то печаль не ранит, -
подумал он. - Смотри- ка! Вот Вилли. Он бежит ради самого
бега. А вот Джим. Он бежит потому, что впереди есть цель.
И все-таки, как ни странно, они бегут вместе В чем же дело?
- продолжал он раздумывать, проходя по библиотеке и гася
одну за другой зеленые мягкие звезды. - Неужели только в
линиях наших ладоней? Почему одни - такие, а другие...
Один всю жизнь на поверхности, весь - стрекотание кузнечика,
весь - подрагивание усиков, сплошной узел нервов, вечно
запутывающийся и запутывающий всех... Губы не знают покоя,
глаза с колыбели сверкают и бросаются из стороны в сторону.
Ненасытные глаза, и питаются тьмой... Это - Джим, с
головой, похожей на ежевичный куст, и с неуемным задором
разрастаться вширь, как у сорняка
А вот - Вилли. Словно последний персик на самой высокой
ветке. Он из тех, на которых взглянешь - заплачешь Да,
вроде бы у них все в порядке, и не то чтобы они отказались
от случая передернуть в бридже или прихватить плохо лежащую
точилку, нет, дело не в этом. Просто какими их увидел
впервые, такими они и остаются всю жизнь: сплошные толчки,
синяки, царапины да шишки, и вечное недоумение: почему, ну
почему же это случилось? Как это могло случиться с ними?
Джим, он знает Он караулит начало, примечает конец, и
если уж зализывает царапину, то никогда не спросит - почему?
Он знает. И всегда знал. Это еще до него кто-то знал,
кто-то, бывший давным-давно, из тех, у кого волки ходили в
любимчиках, а львы - в ночных приятелях. Это же не от
головы. Это само его тело знает. И пока Вилли перевязывает
очередную рану, Джим уже движется по рингу, отскакивает,
уворачивается от неминуемого удара.
Вон они уже где! Джим притормаживает, поджидает Вилли.
Вилли наддал, чтобы догнать Джима Бац! бац! Джим выбил два
окна в заброшенном доме. Бац! И Вилли выбил окно - как же,
ведь Джим рядом, смотрит Боже, вот она, дружба! Каждый из
них - гончар, каждый что-то лепит из другого".
"Джим, Вилли - подумал он. - Странники. Идите дальше
Когда-нибудь я пойму "
Дверь библиотеки выпустила его с легким вздохом и слегка
хлопнула на прощанье.
Спустя пять минут он уже заворачивал в пивную на углу,
пропустить свой первый - и последний - стаканчик, и поспел
как раз к концу чьей-то фразы:
- ...когда открыли алкоголь, итальянцы решили, что это -
великая вещь, прямо настоящий эликсир жизни. А? Слыхали вы
про такое?
- Нет, - равнодушно откликнулся бармен.
- Точно! - с воодушевлением продолжал посетитель. -
Очищенный алкоголь! Век девятый-десятый. Выглядело оно как
вода. Но обжигало. Не только во рту или там в желудке,
нет, оно и в самом деле горит. Так вот, итальянцы решили,
что им удалось смешать огонь с водой. Огненная вода!
Эликсир жизни! Ей-Богу1 А может, не так уж они и ошибались,
принимая его за лекарство от всех болезней... за такую
чудотворную штуку. Ну что, выпьем?
- Да я-то не хочу, - улыбнулся Хэллуэй, - а вот кто-то
внутри меня вроде просит.
- Кто?!
"Наверное, мальчишка, которым я был когда-то, - подумал
Хэллуэй, - тот самый, который пролетает осенними вечерними
улицами, как листья под ветром"
Но сказать так он, конечно, не смог бы и поэтому просто
выпил, закрыл глаза и прислушался: не шевельнется ли
давешнее крыло, не мелькнет ли на куче давно сложенных для
костра поленьев хоть малая искорка? Нет, не мелькнула.
4
Вилли остановился Он поглядел на город, погруженный в
пятничный вечер. При первом из девяти ударов часов на доме
мэрии всюду еще сияли огни, в магазинах кипела жизнь. Но
при последнем ударе, отозвавшемся в десятке больных зубов
горожан, картина изменилась. Парикмахеры поспешно
припудривали клиентов и выпроваживали их за дверь, на ходу
сдергивая простыни; смолк сифон аптекаря, весь день
