- "Остаются навсегда..." - подхватил отец.
Шарк, стук, прыг, скок.
Ну и где Джим? Да не до него сейчас. Забыли. Отец
пощекотал Вилли под ребрами.
- "Там девицы молодые..."
- "Будут петь ду-да-да!" - грянул Вилли. - "Ду-да-да", -
поймал он мотив. В горле щекотало. В груди надувался шар.
- "А проселочек у речки..."
- "Миль пяти в длину всего!"
Мужчина с мальчиком изобразили менуэт.
Это случилось на следующем танцевальном коленце. Шар
внутри у Вилли стремительно разрастался. Вот он уже
выпирает из горла, вот раздвинул губы в улыбке.
- Ты чего это? - Отец лязгнул зубами.
Вилли фыркнул.
- Кажись, не в той тональности спел, - сконфуженно
произнес отец.
Шар в груди Вилли взорвался. Он захохотал.
- Папа! - он подпрыгнул. Схватил отца за руку и забегал
по кругу, крякая и кудахча. Ладони били по коленям, пыль
летела столбом.
- "О Сюзанна!"
- "Ты не плачь обо мне!"
- "Я пришел из Алабамы..."
- "И банджо мое..."
- "При мне!" - хором выкрикнули они.
Гармошка хрюкнула и выдала истошный фальшивый визг.
Чарльз Хэллуэй, не обращая на это внимания, требовал от нее
какую-то плясовую собственного изобретения, изгибался,
подпрыгивал и никак не попадал ладонью по своей пятке.
Они кружились, сталкивались, бодались и дышали все
запаленнее: ха! ха!
- О Боже мой, ха! Вилли, сил нет! Ха-ха!
Они хохотали как безумные, и вдруг посреди хохота кто-то
чихнул. Отец и сын повернулись. Вгляделись.
Кто это там лежит в лунном свете? Джим, что ли?
Найтшед? Это он чихает? И щеки порозовели?
Да ладно! Отец сгреб и закружил Вилли, попискивая
гармошкой. Они прошлись в дикой самбе раз, другой,
перепрыгнули через Джима, попавшегося на дороге.
- "Ктой-то там на кухне с Диной?" - горланили они.
- "Я-то знаю, что за гусь!"
Джим провел языком по губам. Никто этого даже не
заметил. А если и заметил, то не подал виду. Джим открыл
глаза. Первое, что он увидел, были два идиота, скакавшие в
пыли. Джим помотал головой: не может быть. Он шел через
годы, вернулся Бог весть откуда, а ему даже "Эй!" никто не
сказал. Дергаются как припадочные. Обидные слезы защипали
глаза, но еще прежде слез из горла проскользнул смешок, за
ним - другой. Джим расхохотался. Нет, ну они точно
ополоумели, этот Вилли со своим стариком. Скачут как
гориллы, пыль столбом, и морды у обоих при этом загадочные.
Они вились вокруг Джима, хлопали себя по коленкам и с
оттопыренными ушами трясли над ним головами. И они
смеялись. Все время смеялись. Волны их веселья омывали
Джима с головы до ног, и казалось, смех не иссякнет, даже
если рухнут небеса или разверзнется земля.
Глядя на друга, Вилли скакал как сумасшедший и с
восторгом думал: "Он не помнит! Не помнит, что был
мертвый, а мы не скажем ему, никогда-никогда не скажем! Ду-
да-да! Ду-да-да!"
Ни Вилли, ни отец не крикнули: "Привет, Джим! Давай с
нами!", нет, они просто протянули руки, словно он случайно,
ну, например, споткнувшись, выпал из их круга, и дернули его
обратно. И Джим взлетел. А когда опустился на землю среди
них, то уже плясал с ними вместе. Теперь, крепко сжимая
горячую руку Джима, Вилли точно знал: они дурачились не
зря. Это их вопли, прыжки и нелепые рожи вливали в Джима
живую кровь. Они приняли его, как повитуха принимает
новорожденного, встряхнули, похлопали по спинке, и Джим
задышал.
Отец пригнулся, Вилли с ходу перемахнул через него и тут
же пригнулся сам. Чехарда сразу пошла замечательно, в
хорошем темпе, и вот уже Вилли и отец стоят пригнувшись друг
за другом и ждут прыжка Джима. Джим прыгнул раз, другой...
но одолел только половину спины Чарльза Хэллуэя, и они всей
кучей, с совиным уханьем и ослиным гоготом, покатились в
траву. Все трое чувствовали себя словно в Первый День
Творения, когда Радость еще не покинула Сад Господень.
Охая, они уселись на траве, похлопывая друг друга по
плечам, разобрались с ногами - где чьи? - и обменялись
счастливыми взглядами, немножко пьяные от пережитого
веселья. А потом, насмотревшись на соседа, наулыбавшись,
посмотрели на луг.
Поверх слоновых могил рухнувших шатров лежали
перекрещенные шесты. Ветер шевелил складки, как лепестки
огромной черной розы.
Мир вокруг спал, и только они, троица уличных котов,
довольно жмурились на луну.
- Что это было? - сиплым от недавнего смеха голосом
выговорил наконец Джим.
- Э-э, чего только не было! - воскликнул Чарльз Хэллуэй.
Все трое снова рассмеялись, но вдруг Вилли схватил Джима
за руку и заплакал.
- Эй, - тихонько сказал Джим и снова повторил нежно: -
Эй, ну...
- Джим, ох, Джим, - уже не сдерживался Вилли, - Джим, мы
с тобой всю жизнь друзьями будем...
- Это уж точно, - тихо и серьезно подтвердил Джим.
- Ладно, все в порядке, - сказал Чарльз Хэллуэй. -
Теперь можно и поплакать. Из лесу выбрались, это главное.
Дома еще насмеемся.
Вилли отпустил Джима и теперь стоял, с гордостью глядя на
отца.
- Ой, папа, ты же такое сделал!..
- Не я один. Мы вместе сделали.
- Без тебя бы ничего не вышло. Значит, я просто не знал
тебя, но зато теперь-то уж точно знаю.
- Ну да?
- Ей-богу!
Каждому из них казалось, что голову другого окружает
влажное, мерцающее сияние.
- Годится! - согласился отец и протянул руку.
Вилли схватил ее и потряс. Получилось смешно, и недавние
слезы как-то сами собой высохли. Теперь они смотрели на
следы, уходящие по росе в холмы.
- Папа, они вернутся? Как ты думаешь?
- И да, и нет. - Отец убрал в карман губную гармошку. -
Они не вернутся. Будут другие, похожие. Не обязательно
Карнавал, одному Богу известно, под какой личиной они явятся
в следующий раз. Может, уже на восходе, может, ближе к
полудню или в крайнем случае на закате, но они придут.
- Нет! - невольно воскликнул Вилли.
- Да, сынок. Теперь уж всю жизнь придется быть начеку.
Все только начинается.
Они неторопливо обогнули карусель.
- А как же мы их узнаем? - допытывался Вилли. - На кого
они будут похожи?
- Может быть, они уже здесь, - тихо ответил отец.
Оба друга быстро огляделись. Но поблизости была только
карусель да они сами. Тогда Вилли поднес руки к лицу и
внимательно осмотрел их, перевел взгляд на Джима и снова -
на отца.
Чарльз Хэллуэй кивнул. Только один раз. Потом взялся за
медный шест и легко вскочил на карусель. Вилли встал рядом
с ним. И Джим тоже. Джим потрепал гриву черного жеребца,
Вилли погладил коня по шее. Огромный круг плавно накренился
на волнах ночи.
"Только три кружочка вперед, - подумал Вилли. - Ну,
поехали!"
"Четыре круга вперед, приятель, - подумал Джим. -
Поживее!"
"Всего десять кругов назад, - подумал Чарльз Хэллуэй. -
Господи!"
Каждый из них по глазам понял мысли другого.
"Неужели так легко?" - подумал Вилли.
"Всего-то разочек", - подумал Джим.
"Только начни, - думал Чарльз Хэллуэй, - и уже не
остановишься. Еще круг, и еще один. А после начнешь
друзьям предлагать прокатиться, и другим тоже..."
Все трое одновременно вздрогнули от одной и той же мысли:
"...и вот ты уже катаешь Хозяина карусели... и уродов,
владельца маленького кусочка вечности в темном бродячем
цирке..."
"Да, - сказали они глазами, - может быть, они уже здесь".
Чарльз Хэллуэй покопался в инструментальном ящике и вытянул
небольшую кувалду. Тщательно примерившись, он разбил
основные шестерни, потом, вместе с ребятами, обошел карусель
и поработал над распределительным щитом, пока он не
разлетелся вдребезги.
- Может, и ни к чему, - задумчиво проговорил он. -
Уродов нет, а без них, без их энергии она и работать не
будет, но все-таки... - И он еще раз трахнул кувалдой в
центр механизма, после чего отшвырнул ее прочь.
- Должно быть, за полночь уже.
Часы на здании мэрии, часы на баптистской церкви, часы на
католических церквах дружно пробили полночь. Ветер принес
облачко семян Времени.
- Кто последний до семафора, тот - старая тетка!
Мальчишки рванулись, как пули из пистолета.
Лишь мгновение помедлил старик. Смутная боль
шевельнулась в груди. "Ну и что будет, если я побегу? -
думал он. - Умру? Эка важность! А вот то, что перед
смертью, - это важно по-настоящему. Мы славно поработали
сегодня, такую работу даже смерть не испортит. Ребята вон
как дунули... почему бы и мне... не последовать?"
Так он и сделал.
Господи! Как здорово вспарывать росное одеяло на
потемневшей траве. Мальчишки неслись, как пони в упряжке.
Может, когда-нибудь придет такое время, что кто-то добежит
до цели первым, а кто-то - вторым, а то и вовсе не добежит.
Когда- нибудь... только не сейчас. Эта первая минута
нового дня не годилась для такого. На бегу не было времени
разглядывать лица - кто старше, кто моложе. Это был уже
другой, новый день октября, и в этом году он оказался куда
лучше прочих, хотя час назад и мысли такой ни у кого не
возникло бы. Луна в компании со звездами в великом кружении
уходила к неизбежному рассвету. Потом она исчезнет, и от
слез этой ночи не останется ни следа. Вилли бежал, смеялся
и пел, Джим деловито проводил пресс-конференцию сам с собой,
и так они мчались к городу по стерне, и город, где им еще
сколько-то лет жить напротив друг друга, надвигался все
быстрее.
А сзади трусил пожилой мужчина со своими то добродушными,
то печальными мыслями.
Наверное, мальчишки невольно притормаживали, а может,
наоборот, Чарльз Хэллуэй наддал. Ни они, ни он не могли бы
сказать, как оно было на самом деле. Но главное не в этом.
Главное, мужчина был у семафора одновременно с ребятами.
Вилли хлопнул ладонью по столбу, и Джим хлопнул ладонью
по столбу, но в тот же самый момент и по тому же самому
столбу семафора хлопнула рука Чарльза Хэллуэя.
Тройной победный клич зазвенел на ветру.
Чуть позже, под бдительным присмотром луны, трое оставили
позади луга и вошли в город.
----------------------------------------------------------
1) - Перевод И Бернштейн
2) - ХСМ - Христианский Союз Молодежи
3) - Хэллуин - вечер 31 октября - канун Дня Всех Святых
Отмечается карнавалами и веселыми розыгрышами
4) - Хэллуэй - от англ "Hallow" (святой), отсюда же -
"Hallowe'en", канун Дня Всех Святых.
5) - Ночная тень (англ.).
6) - Тьма (англ.).
7) - Калиоп - музыкальный инструмент, сходный с органом.
Звук калиопа слышен на расстоянии до 10 миль, поэтому
Калиоп традиционно используется для привлечения публики
на ярмарках и в бродячих цирках. Обычно помещается на
колеса.
8) - Колючие черные кусты.
9) - Карты Таро (Тарот) - древнейшие из сохранившихся
игральных и гадальных карт. Завезены в Европу цыганами в
XIV в.
10) - Джаггернаут - Владыка Мира, один из титулов Вишну.
11) - "Макбет", акт четвертый, сцена первая
