дождем.
Он уцепился покрепче, борясь с ветром, стремящимся оторвать его, и
ждал, жмурясь от капель дождя. Он чувствовал, будто правую руку вырывают
из плечевого сустава, а боль в запястье все нарастала. Где же все его
друзья и коллеги? Холод, пронизывающий ногу, заставлял предположить, что
брюки разорваны, но он не осмеливался посмотреть вниз, чтобы удостове-
риться в этом. Он смотрел в зияющее отверстие в стене, надеясь увидеть
там чье-нибудь лицо, но ни-кто не появлялся. Все произошло столь стреми-
тельно, что он даже не успел испугаться, но теперь страх расползался по
нему, подобно тысячам муравьев. Желудок свело, а глаза наполнились сле-
зами.
- Помогите! - закричал он до странности хриплым голосом. - Помогите
мне!
Что они там, оглохли все, что ли? Неужели никто не заметил, как он
вывалился за окно? Что ж, видимо, ему придется самому себя спасать. Соб-
рав все силы, он сумел подтянуться, коснувшись подбородком ладоней. Он
увидел до обидного близкий край стола. Казалось, еще немного, и он добе-
рется до него. Лестер был уверен, что сможет ухватиться за него одной
рукой, если другой будет достаточно крепко держаться. Он перенес вес
всего тела на левую руку и попытался поднять правую, но она не подчини-
лась. Что-то удерживало ее. Он дернулся изо всех сил, но не смог освобо-
дить руку. Повернув голову, он увидел, что его правое запястье, как кин-
жалом, пригвождено стальным обломком оконной рамы. Он оказался наколо-
тым, словно мотылек на булавку, в равной степени неспособный ни упасть
ни приподняться, и с каждым отчаянным ударом сердца из его плоти истор-
галась кровь, которую мгновенно уносил ветер. Он уставился на пульсирую-
щую рану как на некий поврежденный прибор и попытался заставить свой
мозг проанализиро вать происходящее и найти какое-то решение. Слезы ту-
манили его взор, а сознание стало исчезать. Боль переместилась из правой
руки в левую, а в груди вдруг возникло такое ощущение, будто ее сдавли-
вали закручиваемые кем-то тиски.
Эдвин Лестер обратил свой взор к свинцовым небесам. Его глаза и рот
медленно расширялись, превращаясь в застывшую маску ужаса. И прежде чем
остановиться, его сердце сделало несколько мощных, спазматических прыж-
ков.
У двух пожарников, опустившихся сверху на веревках, ушло пять минут
на то, чтобы снять Лестера со стального обломка и затащить обратно в его
кабинет. Все реанимационные
усилия врачей оказались напрасными. Когда они прибыли, Эдвин Лестер,
жертва коронарной недостаточности, вызванной шоком, был уже мертв.
А смерть двадцатилетней Марии Верез, оказалась милосердной и быстрой.
Она неторопливо шла на юг по восточной стороне 8-й авеню, отвернув лицо
от раздражающих дождевых струй. Если бы ей пришло в голову бросить
взгляд через улицу, на верхние этажи здания Залияна точно без пяти минут
девять, она, возможно, увидела бы, как на 60-м этаже лопнуло окно, обра-
зовав брешь, словно от выпавшего зуба, а следом за стеклом понесся кру-
жащийся шлейф белой бумаги. Хотя расстояние было довольно большим, а
угол ее обзора искривленным, она могла бы разглядеть повисшего на руках
мужчину. Оконное стекло шириной в шесть футов и высотой в восемь с поло-
виной должно было выглядеть снизу не более чем ножом мачете или здоро-
венным ножом мясника. Но она так и не посмотрела вверх - изо всех сил
стараясь уберечь свою обувь и одежду от потоков дождя.
Стекло падало строго вниз на протяжении сорока этажей, набирая ско-
рость и вращаясь, словно лезвие циркулярной пилы. В двух сотнях футов от
земли
оно слегка накренилось и отклонилось от здания. Конечно, существовала
вероятность, что оно ударится об асфальт или обрушит свою колоссальную
энергию на автомобили и грузовики, но больно уж день выдался неудачный.
Двигаясь с такой быстротой, что и не уследить глазом, оно стремительно
приближалось к тротуару на противоположной стороне улицы, к спешащей фи-
гурке Марии Верез.
Эксперты-медики не могли скрыть изумления. Туловище было разделено
строго по диагонали справа налево - от шеи до бедра. Плоть и кожа на
обоих кусках были плотно изрешечены осколками стекла, срикошетившими от
мостовой, но основной разрез был хирургически ровным и чистым. И даже
одежда этой женщины выглядела так, словно ее рассекли надвое мощным
взмахом скальпеля.
Глава 2
Два старших компаньона совместной юридической фирмы Розена, Лузетти,
Блэйка, Пирса и Кэлба обычно не работали по одному и тому же делу. У них
были разные клиенты, административные обязанности и профессиональные ин-
тересы. Они, конечно, не ездили по вызовам на дом и не действовали ар-
тельно, как новички, только что окончившие школу, нет, Боже упаси! Но
когда дело касается самого важного клиента вашей фирмы, вам приходится
повиноваться - отчасти по привычке, а отчасти из страха.
Лифт с такой скоростью домчал их до 66-го этажа, что у них заложило
уши. Оба они были седовласыми, упитанными мужчинами строгого поведения.
Саймон Розен был повыше своего компаньона, его сдержанность граничила с
робостью. Он не считал нужным скрывать слегка презрительного отношения к
Эудженио Лузетти, к его грубоватым манерам и отнюдь не изысканному про-
изношению. На них были очень похожие костюмы-тройки, и это совпадение
Розен находил неудобным, зато Лузетти попросту не замечал.
- Надеюсь, он купит наш план, - сказал Лузетти.
- Я уверен, что купит. Для него это наилучший способ избежать суда,
ход разговора ты возьмешь на себя. Ты сумеешь более четко изложить суть
дела, чем я. А я тебя поддержу.
- Думаю, тебе он доверяет больше.
- Чепуха. Он в равной степени не доверяет никому. Ты возьмешь на себя
ответственность,
Джин. Как старший компаньон, я тебе приказываю.
- О чем ты говоришь? Мы оба старшие компаньоны.
- Но мне шестьдесят восемь лет, а тебе всего лишь шестьдесят четыре.
Так что я более старший компаньон. Я себя неважно чувствую. Ежедневное
общение с Арамом попросту убьет меня.
- Ладно, Саймон, - с сухим смешком сказал Лузетти, - согласен. Я не
боюсь этого старикашку.
Однако в глубине души он знал, что боится.
Кабинет Арама Залияна был целиком отделан деревом. Полы покрывал пар-
кет, а стены и потолок - дощатые панели. Сделанный из красного дерева
стол для совещаний окружало шестнадцать деревянных кресел-вертушек руч-
ной работы, изготовленных в Италии по специальным чертежам. В камине го-
рело большое дубовое полено, по-видимому, в нарушение закона. Комната
была так велика, что два персидских восемнадцатифутовых ковра в ней со-
вершенно терялись. Стены были увешаны дюжиной написанных маслом картин.
Саймон Розен легко мог назвать имена художников, а Джино Лузетти даже и
не попытался бы сделать это. Письменный стол был выполнен из палисандро-
вого дерева, и на его сияющей поверхности располагались лишь телефонный
аппарат, селекторная установка и блокнот для записей.
Сам же Арам Залиян был отнюдь не из дерева. Он был из крови и плоти и
очень возбужден. Его черные, как угольки, глубоко посаженные глаза остро
смотрели из-под кустистых темных бровей, странным образом контрастиро-
вавших с высоким лбом и редкими, но жесткими, как проволока, волосами.
Во всей его костистой фигуре было что-то хищное, и когда он увидел вхо-
дящих в кабинет адвокатов, то вскочил на ноги и двинулся в их сторону,
размахивая газетой.
- Вы видели "Таймс"? Уже две недели прошло, а они и дня не пропусти-
ли. В каждом распроклятом выпуске мусолят эти истории. Садитесь. Я ведь
вам, ребята, плачу большие деньги, чтобы вы избавляли меня от любых неп-
риятностей, - и что же происходит? Куда бы я ни посмотрел, Залиян такой
да Залиян сякой. Каждый репортеришка в городе разевает пасть, но ни один
даже не поговорил со мной. Они публикуют любую чушь, которая только при-
ходит им в голову. Вы видели их там, в вестибюле? Их человек пятьдесят,
должно быть. Они выстраиваются в очередь каждое утро, словно за подаяни-
ем.
Залиян двигался безостановочно. Твердым шагом ходил взад-вперед по
кабинету, садился, вставал и снова садился. Его брови поднимались и
опускались одновременно с руками. В какой-то момент он в гневе ударил
ладонью по письменному столу, но тут же выхватил носовой платок из наг-
рудного кармана своего серо-стального пиджака и стер отпечатки пальцев с
полировки. Розен наблюдал за этим представлением со своей обычной невоз-
мутимостью, а Лузетти то забрасывал ногу на ногу, то снова опускал ее и
явно чувствовал себя не в своей тарелке.
- Ни "Пост", ни "Ньюс" меня не волнуют, - продолжал Залиян, - но
"Таймс" меня достала. - Он скрутил газету и с силой шмякнул ею о край
стола. Раздался звук, похожий на пистолетный выстрел. - А сегодня ка-
кой-то идиот интересуется, как все это повлияет на финансовое положение
корпорации. Вы можете что-нибудь сделать? Он что же, в самом деле пола-
гает, что из-за пары разбитых стекол все пойдет прахом? - Залиян сел и
уставился на адвокатов, сидевших напротив. - Ну так что же мы собираемся
с этим делать? Как вы намереваетесь остановить всю эту проклятую рекла-
му? А, Саймон? Не сиди там как пень. Выскажи-ка мне свое смехотворное и
высокооплачиваемое мнение.
Саймон Розен поджал губы, а потом глубокомысленно произнес:
- Мы мало что можем сделать с прессой, если вообще можем. Меня не
удивляет, что в газетах каждый день появляются какие-то статейки, выз-
ванные... отвратительной природой этих ужасных смертей. Люди испытывают
естественную антипатию к высоте и боятся, что их может треснуть по башке
какое-то случайно выпавшее оконное стекло. Это отличный материал для га-
зет. Сочинители всех этих баек даже не делают попыток взять у вас ин-
тервью, а это результат вашего отказа их давать.
- Ты что, хочешь, чтобы я устроил пресс-конференцию? Это и есть твой
совет? Дать им возможность выкрутасничать с прямыми цитатами вместо то-
го, чтобы они выдумывали что-то сами?
- Нет. Я считаю, что газеты все равно будут писать об этом событии,
независимо от того,
как вы поступите, до тех пор, пока сохраняется общественный интерес.
Но интерес этот уже спадает. Сегодняшняя статья помещена в разделе биз-
неса. История с Залияном в конечном счете будет вытеснена новыми нес-
частьями и скандалами. Такова уж человеческая природа.
- А что думаешь ты, Джино?
- Можно попробовать опубликовать что-то вроде туманного и угрожающего
письма, - зашевелился в своем кресле Лузетти, - только я бы посоветовал
этого не делать. Я знаю, подобные публикации приводят вас в бешенство,
но давайте посмотрим на это как на докучливую, предваряющую суд публич-
ность. Это может даже помочь нам добиться переноса места слушания дела в
какой-нибудь городок в северной части штата, где присяжные не страдают
боязнью высоких зданий.
- Не надо говорить о судах и присяжных, - замахал руками Залиян. - На
моем веку их было вполне достаточно. Выступления свидетелей на открытом
судебном заседании - вот все, что мне нужно. Вам нужно преградить дорогу
суду. Сколько исковых заявлений уже представлено?
- Три, - ответил Лузетти, - на общую сумму в двести миллионов долла-
ров. А за притязаниями на возмещение ущерба, вроде этого, ничего не сто-
ит. Нам точно известно, что семьи обоих погибших подали хорошо обосно-
ванные протесты, это же касается пяти-шести раненых. Есть еще десять,
ну, может быть, двенадцать человек, травмированных настолько, чтобы они
могли обратиться в суд. Может возникнуть десять - двенадцать неприятных
исков со стороны людей, надеющихся поживиться на этом деле, но это
весьма приблизительные прикидки, на самом деле их может быть гораздо
больше, так что суд, или суды, думаю, неизбежны. Страховые компании тоже
