ведь я не снюсь вам.
Но прежде чем она смогла произнести слово, они услышали
внизу винтовой лестницы шаги и приглушенный голос Хаггарда:
-- Я слыхал, что он пел. Какое имел он право петь?
В ответ прозвучал поспешный и кроткий голос Шмендрика,
придворного волшебника:
-- Сир, это была некая героическая баллада, так сказать
chanson de geste, из тех, что он часто ноет, выезжая на подвиг
или возвращаясь с победой. Уверяю вас, ваше величество.
-- Он никогда не поет здесь, -- отвечал Король. --
Убежден, он всегда поет в своих дурацких скитаниях, поскольку
именно так поступают герои. Но он пел здесь, и не о битвах и
подвигах, а о любви. Где она? Я понял, что он поет о любви, еще
не расслышав слов, -- сами камни дрожали, как от движений Быка.
Где она?
Принц и Леди Амальтея стояли в темноте плечом к плечу. Они
посмотрели друг на друга, но не шелохнулись. Потом пришел
страх, ведь происшедшее с ними могло быть тем, чего добивался
Хаггард. На лестничную площадку чуть выше выходил коридор. Они
побежали по нему, обгоняя дыхание. Поступь ее была тиха, как
обещание, данное ею Принцу, но его тяжелые сапоги стучали по
каменному полу именно так, как должны стучать сапоги. Король
Хаггард не преследовал их, но где-то вдали шелестел его голос,
переплетаясь со словами волшебника:
-- Мыши, милорд, вне сомнения, мыши, я знаю совершенно
исключительное заклинание...
-- Пусть бегут, -- сказал Король. -- Меня это вполне
устраивает.
Остановившись, беглецы вновь посмотрели друг на друга.
Зима скулила и плелась не к весне, а к короткому,
губительному лету страны Хаггарда. Жизнь в замке продолжалась в
молчании, царящем там, где никто ни на что не надеется. Молли
Отрава готовила и стирала, оттирала камни, чинила броню и
точила мечи; она колола дрова, молола муку, ходила за лошадьми
и чистила их стойла, плавила украденное золото и серебро для
сундуков Короля и делала кирпичи без соломы. А вечерами, перед
сном, она обычно просматривала новые стихи Принца Лира,
посвященные Леди Амальтее, хвалила их и исправляла ошибки.
Шмендрик дурачился, показывал Королю фокусы и трюки,
ненавидя это занятие и зная, что Хаггард тоже знает это и от
того получает удовольствие. Он никогда больше не предлагал
Молли бежать из замка, прежде чем Хаггард узнает правду о Леди
Амальтее, но он и не пытался теперь искать тайный ход к
Красному Быку, даже когда у него и было время для этого.
Казалось, он сдался, но не Королю, а другому, куда более
старому и жестокому врагу, поймавшему его наконец этой зимой в
этом замке.
Леди Амальтея с каждым днем становилась все прекрасней,
тем более прекрасней, чем мрачнее предыдущего был новый день.
Возвращавшиеся после краж или промерзшие и промокшие на карауле
старые стражники расцветали словно бутоны, встречая ее на
лестницах и в залах. Она улыбалась и ласково отвечала им, но,
когда уходила, замок казался еще темнее, а ветер снаружи трепал
набухшее небо, как простыню на веревке. Ведь красота ее была
смертной и человечной, и она не давала утешения старикам. Они
натягивали плотнее свои промокшие плащи и ковыляли к огоньку на
кухню.
Но Леди Амальтея и Принц Лир бродили, разговаривали, пели
так блаженно, будто замок Хаггарда стал зеленым лесом,
весенним, диким и тенистым. Они взбирались на изогнутые башни,
как на горы, устраивали пикники на каменных лужайках под
каменным небом и шлепали взад и вперед по текущим словно ручьи
лестницам. Он рассказал ей все, что знал сам и что он думал об
этом, придумал ей жизнь и мнения, а она помогала ему молчанием.
Она не обманывала его -- ведь она и в самом деле не помнила
ничего, что было до замка и до него самого. Ее жизнь начиналась
и кончалась на Принце Лире -- вся, кроме снов, которые скоро
потускнели, как он и обещал ей. Они редко слышали рев
охотящегося Красного Быка, по ночам он больше не выходил. Но
когда голодный рев доносился до ее ушей, она пугалась, стены и
зима вновь окружали их, как будто вся эта весна была только ее
созданием, даром ее радости Принцу. В такие моменты ему
хотелось обнять ее, но он уже давно знал, что она боится
прикосновения.
Однажды днем Леди Амальтея стояла на самой высокой башне
замка, ожидая возвращения Принца Лира из похода против зятя
того самого людоеда -- время от времени он выбирался в такие
поездки, как и обещал Молли. Над долиной Хагсгейта мыльной
пеной грудились тучи, но дождя не было. Внизу жесткими
серебряными, зелеными и гнедыми лентами, уходящими в туманную
даль, змеилось море. Уродливые птицы то и дело взлетали
поодиночке, парами и по трое, быстро делали круг над водой и
возвращались снова важно расхаживать по песку, фыркая и кивая в
сторону замка Короля Хаггарда: "Вот как. Вот как". Вода стояла
низко, начинался прилив.
Леди Амальтея запела, и ее голос птицей парил и взмывал в
тихом холодном воздухе:
Я дочь короля, я принцесса,
Но старше я день ото дня,
В тюрьме молодого тела
Я устаю от себя,
И я бы ушла скитаться
Нищенкой вдоль дорог...
Она не помнила, что слыхала когда-то эти слова, но они
щипали и толкали ее как дети, пытающиеся затянуть взрослого в
нужное им место. Чтобы отогнать их, она пошевелила плечами.
"Но я не стара, -- сказала она себе, --и я не в тюрьме. Я
-- Леди Амальтея, возлюбленная Лира, который вошел в мои сны,
так что я не сомневаюсь в себе даже во сне. Где могла я
услышать эту печальную песню? Я -- Леди Амальтея, и я знаю
только песни, которым меня научил Принц Лир".
Она подняла руку, чтобы прикоснуться к отметине на лбу.
Спокойное как зодиак, море катило мимо, уродливые птицы
кричали. Ее немного беспокоило, что пятно на лбу все не сходит.
-- Ваше величество, -- сказала она, хотя за спиной ее не
было слышно ни звука. Услышав в ответ ржавый смешок Короля, она
повернулась к нему. Поверх брони на Короле был серый плащ,
голова его была не покрыта. Когти времени избороздили жесткую
кожу его лица, но он казался сильнее и неукротимее своего сына.
-- Для такой, какая вы теперь, вы слишком быстры, --
сказал он, -- но для той, какой вы были, пожалуй, наоборот.
Говорят, что любовь делает мужчин быстрыми, а женщин
медлительными. Если вы влюбитесь еще сильнее, я вас поймаю,
Не отвечая, она улыбнулась ему. Она никогда не знала, что
говорить этому человеку с бледными глазами, которого она видела
так редко, что он казался ей колыханием на краю одиночества,
которое она делила с Принцем Лиром. Вдали, предупреждая,
звякнула броня, она услышала неровный цокот копыт.
-- Ваш сын возвращается домой, -- сказала она. -- Давайте
подождем его вместе.
Король Хаггард, медленно подойдя к парапету, где она
стояла, почти не взглянул на поблескивающую вдали фигурку
возвращающегося домой Принца.
-- Ну в самом деле, что вам или мне до Принца Лира? --
спросил он .-- Он не мой ни по рождению, ни по духу. Я подобрал
его там, где его кто-то бросил, потому что мне казалось, что я
несчастен, раз у меня нет сына. Вначале это было довольно
приятно, но скоре все прошло. Все умирает в моих руках. Я не
знаю, почему так происходит, но так было всегда, все умерло,
все стало тусклым и холодным, все, кроме одного, самого
дорогого, единственного, что когда-либо было моим. -- Его
мрачное лицо внезапно напряглось, как голодный настороженный
капкан. -- И Лир не поможет вам, -- сказал он. -- Он никогда и
не знал, что это такое.
Без предупреждения замок запел натянутой струной, когда
спящий у его корней зверь, шевельнул своим ужасным телом. Леди
Амальтея привычно легко восстановила равновесие и беспечно
сказала:
-- Красный Бык. Ну почему вы думаете, что я пришла украсть
Быка? У меня нет королевства, которое надо охранять, я не хочу
ничего завоевывать. Для чего он мне? Сколько он ест?
-- Не смейтесь надо мной! -- отвечал король. -- Красный
Бык столь же мой, сколь и мальчишка, он не ест, его нельзя
украсть. Он служит любому, у кого нет страха, а страха у меня
не больше, чем всего остального. -- И все же Леди Амальтея
видела, как по длинному серому лицу скользят предчувствия,
прячась в тени бровей и выступах черепа. -- Не смейтесь надо
мной. Не прикидывайтесь, что забыли свою цель. Я ли должен
напоминать вам о ней? Я знаю, что вы ищете, а вы знаете, что я
обладаю ими. Отнимите их, отнимите их у меня, если сможете, но
не смейте сдаваться сейчас! -- Морщины черными ножами
рассе-кали его лицо.
Принц Лир пел, но Леди Амальтея еще не разбирала слов. Она
спокойно сказала королю:
-- Милорд, во всем вашем замке, во всей вашей стране, во
всех королевствах, которые может покорить для вас Красный Бык,
мне нужно только одно, и вы только что сказали, что дать это не
в вашей власти. Каково бы ни было ваше сокровище, желаю вам
насладиться им. До свидания, ваше величество.
Она повернулась к лестнице, но Король загородил ей дорогу,
она остановилась, глядя на него глазами, глубокими, как
отпечатки копыт в снегу. Седой Король улыбнулся, и на мгновение
ее обдала холодом странная нежность к нему -- ей вдруг
представилось, что они чем-то похожи. Но он сказал:
-- Я знаю, кто вы. Я узнал вас почти сразу тогда на
дороге, когда вы в плаще шли со своим шутом к моему порогу. С
тех пор вас выдавало каждое движение. Походка, взгляд, поворот
головы, подрагивание жилки на шее, даже ваша привычка стоять
совсем неподвижно -- все выдавало вас. Вы заставили меня
какое-то время удивляться, и за это я вам по-своему благодарен.
Но ваше время кончилось.
Он глянул через плечо в сторону моря и внезапно шагнул к
парапету с бездумной легкостью юноши.
-- Начинается прилив, -- сказал он. -- Посмотрим. Идите
сюда. -- Он говорил очень мягко, но его голос вдруг стал похож
на крики уродливых птиц на. берегу. -- Идите сюда, -- лютым
голосом приказал он. -- Идите сюда, я не прикоснусь к вам.
Принц Лир пел:
Я буду любить вас, как я лишь могу,
Любить, сколько б лет не минуло.
Притороченная к седлу страшная голова вторила низким
фальцетом. Леди Амальтея подошла к Королю.
Под низким вихрящимся небом вздымались волны, медленно как
деревья выраставшие по мере приближения к берегу. Вблизи него
они изгибались, все круче выгибая спину, и яростно бросались на
песок, словно пойманные звери на стенку клетки, откатываясь
назад с рыдающим рычанием, чтобы броситься вновь, не щадя
разбитых когтей. Уродливые птицы печально кричали. Серо-сизые
как голуби волны разбивались о берег и возвращались в море
потоками того же цвета, что и волосы, скользящие по ее лицу.
-- Там, -- произнес рядом с ней странный высокий голос, --
они там. -- Король Хаггард, ухмыляясь, показывал вниз на белую
воду. -- Они там, -- повторил он, смеясь, словно испуганный
ребенок. -- Они там. Скажите, что это не ваш народ, что не в
поисках его вы пришли сюда. Скажите, что вы оставались всю зиму
в моем замке лишь ради любви.
Не ожидая ответа, он нетерпеливо повернулся к волнам. Его
лицо удивительно изменилось: восхищение расцветило мрачную
кожу, сгладило скулы, ослабило тетиву рта.
-- Они мои, -- тихо сказал он, -- они принадлежат мне.
Красный Бык по одному собирал их, а я велел ему загонять их в
море. Где еще можно держать единорогов и какая клетка их
удержит? Ведь Бык сторожит их -- спит ли он или бодрствует. И
он сломил их сердца давным-давно. Теперь они живут в море, и
