Но старики затрясли головами, обнажив в улыбке зубы, столь
же ржавые, как их шлемы и панцири.
-- Кто угодно, только не Принц Лир, -- сказал третий. --
Принц может убить тысячу драконов, но сравнять замок с землей,
низвергнусь Короля -- нет, это не в его натуре. Он почтительный
сын и хочет, увы, лишь быть достойным человека, которого зовет
отцом. Только не Принц Лир. В пророчестве имеется в виду кто-то
другой.
-- Но даже если Принц Лир и есть тот, -- добавил второй,
-- тот, о котором говорится в пророчестве, все равно его ждет
неудача -- ведь от печальной участи Короля Хаггарда хранит
Красный Бык.
С этими словами, накрыв лица своей дикой тенью и остудив
своим дыханием добрый горячий суп, в комнату влетело молчание,
котик в осенней шубе перестал мурлыкать на коленях у Молли,
съежился огонь в очаге. Холодные стены кухни, казалось, сошлись
совсем близко.
До сих пор молчавший четвертый стражник проговорил:
-- В нем-то и заключается настоящая причина того, что мы
остаемся у Хаггарда. Он не хочет, чтобы мы ушли, а желания
Короля Хаггарда -- закон для Красного Быка. Мы в услужении у
Хаггарда и в заточении у Красного Быка.
Молли, все так же продолжая гладить кота, внезапно
сдавленным голосом спросила: -- Как связаны Красный Бык и
Король Хаггард? Ответил старший:
-- Мы не знаем. Бык был здесь всегда. Он -- армия Хаггарда
и крепость, его сила и источник ее и, должно быть, его
единственный товарищ, ибо, уверен я, Король спускается по
тайной лестнице в логово Быка. Но повинуется ли Бык Хаггарду из
сочувствия или по желанию и кто хозяин -- король или бык, этого
мы не знаем.
Четвертый стражник, самый молодой из всех, наклонился к
Молли, его слезящиеся розовые глаза внезапно ожили. Он сказал:
-- Красный Бык -- это демон, и когда-нибудь он получит
плату за службу Хаггарду -- его самого.
Его прервал другой, утверждавший, что наиболее достоверные
свидетельства гласят, будто Красный Бык -- это заколдованный
раб Короля Хаггарда и останется им, пока не разорвет чары и не
уничтожит своего повелителя. Они начали спорить, расплескивая
суп из тарелок.
Потом Молли спросила негромко, но все застыли: -- А вы
знаете, что такое единорог? Вы когда-нибудь видели хоть одного?
Из всего живого в комнате лишь кот и молчание смотрели на
нее с каким-то пониманием. Четверо стариков моргали, рыгали,
терли глаза. Где-то в глубине беспокойно заворочался спящий
Бык.
Когда обед закончился, солдаты отсалютовали Молли Отраве и
покинули кухню, двое отправились спать, а двое под дождь --
нести ночной караул. Старший подождал, пока не вышли остальные,
и тихо сказал Молли:
-- Береги Леди Амальтею. Она так прекрасна, что, когда
появилась в замке, даже этот проклятый замок тоже стал
прекрасным, как Луна, хотя на самом деле Луна тоже всего лишь
камень. Она задержалась здесь слишком долго. И хотя она
прекрасна, да, но ее красота уже не в силах преобразить эти
залы. -- Он вздохнул, и долгий этот вздох, постарев, стал
визгом. -- Такую красоту я знаю, -- сказал он, -- но той,
прежней, я никогда не встречал. Береги ее. Ей надо уйти отсюда.
Оставшись одна, Молли уткнулась лицом в линялую шубку
котика. Огонь в очаге угасал, но она не поднялась, чтобы
подкинуть дров. По комнате сновали маленькие быстрые существа,
царапая пол, как голос Хаггарда уши; отзвуком рева Красного
Быка дождь бил в стены замка. И тогда, словно в ответ, она
услышала Быка. Его рев раздробил каменный пол под ее ногами.
Отчаянно цепляясь за стол, она пыталась удержаться и не
свалиться вниз к Быку. Она закричала. Кот сказал:
-- Он выходит наружу. Каждый день после захода солнца он
ищет спасшееся от него странное белое существо. Ты это
прекрасно знаешь. Не будь дурой.
Голодный голос прогремел вновь уже вдали. Молли задержала
дыхание и посмотрела на кота. Она удивилась не так сильно, как
этого можно было бы ожидать, -- в эти дни удивить ее было
труднее, чем большинство женщин.
-- Ты всегда умел говорить? -- спросила она кота. -- Или
это оттого, что ты увидел Леди Амаль-тею?
Кот задумчиво лизнул переднюю лапку. Наконец он сказал:
-- Когда я увидел ее, мне захотелось говорить, и хватит об
этом. Это единорог. Она прекрасна.
-- А откуда ты знаешь, что она единорог? --
поинтересовалась Молли. -- И почему ты боялся прикоснуться к
ней? Я видела. Ты боялся ее.
-- Послушай, я вовсе не расположен говорить, -- беззлобно
ответил кот. -- И на твоем месте не стал бы тратить времени на
ерунду. Что же касается твоего первого вопроса -- ни одного
кота, выросшего из младенческой шерстки, нельзя обмануть
внешностью. В отличие от людей. Что до твоего второго
вопроса... -- Тут его голос прервался, и он внезапно принялся
усердно умываться. Он не произнес ни слова, пока не взъерошил
всю свою шерсть и вновь полностью не пригладил ее. Потом так же
молча он принялся внимательно рассматривать свои когти. -- Если
бы она прикоснулась ко мне, -- очень мягко сказал он, -- я бы
навсегда принадлежал ей, а не себе. Я и хотел этого и не мог
уступить ей. Такого не допустит ни один кот. Мы позволяем вам,
людям, гладить нас: это приятно нам и успокаивает вас, но я не
могу позволить этого ей. Такую цену не может заплатить ни один
кот.
Тогда Молли вновь взяла его на руки, и он мурлыкал ей в
ухо так долго, что она начала бояться, что он больше не
заговорит. Наконец он сказал:
-- У вас очень мало времени. Скоро она не сможет
вспомнить, ни кто она, ни зачем пришла сюда, и Красный Бык не
будет больше реветь в ночи, разыскивая ее. Может быть, она
выйдет замуж за любящего ее доброго Принца. -- Кот ткнулся
головой во внезапно застывшую ладонь Молли. -- Помоги им, --
скомандовал он. -- Принц достаточно храбр, чтобы любить
единорога. Как кот, я способен оценить доблестный абсурд.
-- Нет, -- сказала Молли Отрава. -- Нет, этого не может
быть. Она последняя.
-- Тогда она должна сделать то, зачем пришла сюда, --
ответил кот. -- Она должна спуститься по тайному ходу Короля к
Быку.
Молли стиснула его так, что в знак протеста он пискнул,
словно мышка.
-- Ты знаешь дорогу? -- спросила она тоном, которым
говорил Принц Лир. -- Скажи мне, скажи, куда нам идти. -- Она
спустила кота на пол.
Кот долгое время молчал, но его глаза разгорались все ярче
и ярче, золотое сияние затмевало в них зелень. Только шевелился
кончик его хвоста и подергивалось разодранное ухо -- и больше
ничего.
-- Когда вино выпьет себя, -- проговорил он, -- когда
череп заговорит, когда часы пробьют точное время, только тогда
вы найдете ход к Быку. -- Он подобрал лапки под грудь и
добавил: -- Конечно, здесь есть секрет.
-- Держу пари, -- мрачно сказала Молли, -- где-то высоко
на столбе в большом зале висит ужасный полуистлевший череп,
которому давно уже нечего сказать. Рядом стоят совершенно
свихнувшиеся часы, каждый час они бьют полночь, в час дня --
одиннадцать, а может, и вовсе молчат неделями. А вино... Котик,
а может, ты просто покажешь мне этот ход? Ты же знаешь, где он?
-- Конечно, -- согласился кот, ослепительно и сонно зевая, --
конечно, было бы проще, если бы я его показал. Это сберегло бы
уйму времени и сил.
Кот начал сонно тянуть слова, и Молли поняла, что он, как
и Хаггард, быстро теряет интерес. Она торопливо спросила его:
-- Скажи мне еще кое-что. Где единороги? Что с ними стало?
Кот опять зевнул:
-- Рядом и вдали, вдали и рядом, -- пробормотал он. --
Наша Леди могла бы увидеть их своими глазами, но она почти
забыла их. Они приближаются и удаляются вновь. -- Он закрыл
глаза. Горло Молли сдавило как веревкой. -- Черт побери, почему
ты не хочешь помочь мне, -- воскликцула она. -- Почему ты
всегда говоришь загадками?
Медленно открылся глаз, зеленый и золотой, как солнце в
листве. Кот сказал:
-- Я есть я. Если бы я мог, я бы сказал тебе все, что ты
хочешь знать, ведь ты была добра ко мне. Но я кот, а ни один
кот никогда, нигде и никому не дал прямого ответа.
Его последние слова превратились в глубокое сонное мерное
мурлыканье, и он уснул с полуоткрытым глазом. Он лежал на
коленях Молли, она гладила его, кот мурлыкал во сне, но больше
не говорил.
XI
Из похода на губившего девиц великана Принц Лир
возвратился через три дня. Великий Топор Герцога Альбанского
висел у него за спиной, голова великана билась о луку седла. Он
не понес приз Леди Амальтее и не пытался ее отыскать с руками,
перепачканными кровью чудовища. Он решил, как объяснил он Молли
на кухне вечером того же дня, не докучать более Леди Амальтее
своим вниманием, а просто жить, думая о ней, усердно служить ей
в одиночестве до самой смерти, но не искать ни ее общества, ни
ее восхищения, ни ее любви.
-- Я буду безымянным, как воздух, которым она дышит, и
невидимым, как сила, что держит ее на земле. -- Подумав
немного, он добавил: -- Время от времени я могу написать для
нее поэму, подсунуть ее под дверь Леди Амальтеи или оставить
там, где она бывает. Но я даже не подпишу свои стихи.
-- Это будет очень благородно, -- сказала Молли. Решение
принца оставить ухаживание вызвало у нее и облегчение, и
удивление, и некоторую печаль. -- Девушки больше любят стихи,
чем волшебные мечи и мертвых драконов. Во всяком случае, со
мной в молодости было именно так. И с Калли я убежала только
потому...
Но Принц Лир твердо прервал ее: -- Нет, не вселяй в меня
надежду. Я должен научиться жить без нее, как мой отец, и,
может быть, мы с ним наконец поймем друг друга. -- Он покопался
в карманах, и Молли услышала хруст бумаги. -- Дело в том, что я
уже написал несколько поэм об этом: о ней, о надежде и прочем.
Если хочешь, можешь взглянуть.
-- Мне будет очень приятно, -- сказала Молли. -- Но
неужели вы никогда больше не вступите в бой с черными рыцарями
и не ринетесь сквозь кольцо огня? -- Она хотела поддразнить
принца, но вдруг поняла, что, если это в самом деле случится,
ей будет слегка жаль, ведь приключения сделали его красивее,
согнали лишний жирок и, кроме того, теперь Принца окружал
мускусный аромат смерти, свойственный всем героям. Но Принц
медленно покачал головой.
-- Нет, наверно, я не заброшу это дело, -- пробормотал он.
-- Но буду делать все не напоказ, а так, чтобы она не узнала.
Сперва я старался для нее, но ведь так привыкаешь спасать
людей, рассеивать злые чары, вызывать коварных графов на
честный бой -- трудно перестать быть героем, если ты уже привык
к этому. Как тебе первая поэма?
-- Что говорить, в ней бездна чувства, -- ответила она. --
Но неужели вы в самом деле можете рифмовать "цветущий" и
"гибнущий"?
-- Необходима некоторая доработка, -- согласился Принц
Лир. -- Особенно меня тревожит "чувство"?
-- А не пойдет ли "искусство"? -- А сколько в нем "с"?
Одно или два? -- По-моему, два, -- сказала Молли. -- Шмендрик!
-- обратилась она к появившемуся на пороге волшебнику. --
Сколько "с" в "искусстве"? Тот устало ответил: -- Одно. От
слова "кус".
Молли выставила ему миску похлебки, и он уселся за стол.
Глаза его были печальны и туманны как яшма, одно веко
подергивалось.
-- Я больше не могу, -- устало заговорил он. -- Дело не в
этом ужасном месте и не в том, что приходится все время его
слушать, я уже почти привык к этому, дело в той дешевой чепухе,
которую он заставляет меня представлять часами, да что там --
ночами напролет. И если бы он требовал настоящей магии или хоть
