моего старика. Я играл за защитника в высшей школе, а он хотел сделать из меня
Эйнштейна.
- Тебе нравится футбол?
- Не как игра. Футбол был бизнесом. Эй, помнишь, как мы обычно делились в
детстве? "Эники, бэники, ели вареники..."
- Мы обычно говорили: "Шишел, мышел, этот вышел..."
- А помнишь: "Апрель глуп, иди в клуб, скажи учителю, что ты дуб"?
- "Я люблю кофе, я люблю чай, я люблю мальчиков и мальчики любят меня..."
- Держу пари, что так и было, - торжествующе сказал Майо.
- Не меня.
- Почему?
- Я всегда была слишком высокой.
Он был изумлен.
- Ты не высокая, - заверил он ее. - Ты точь-в-точь как надо. Правда... И
прекрасно сложена. Я заметил это, когда мы волокли пианино. У тебя неплохая для
девушки мускулатура. Особенно ноги и там, где это...
Она вспыхнула.
- Перестань, Джим.
- Нет, честно.
- Хочешь еще вина?
- Благодарю. Налей и себе.
- Хорошо.
Удар расколол небо, как сверхзвуковой бомбардировщик, и за ним последовал
гул разваливающейся кирпичной кладки.
- Еще один небоскреб, - сказала Линда. - О чем мы говорили?
- Об играх, - подсказал Майо. - Извини, что я говорю с набитым ртом.
- О, конечно. Джим, а ты играл в Новой Гавани в "Уронить носовой платок?" - И
Линда пропела: - "Шина, резина, зеленая корзина, я несла милому письмо и по
дороге уронила..."
- Ну, - сказал он, довольный, - ты здорово поешь.
- А, перестань!
- Но это так. У тебя выдающийся голос. Не спорь со мной. Помолчи-ка, я
кое-что соображу. - Он довольно долго напряженно думал, допил вино и с
отсутствующим видом принял еще один стакан. Наконец, он пришел к какому-то
решению. - Ты будешь учиться музыке.
- Ты же знаешь, что я умираю от желания научиться, Джим!
- Значит, я на время остаюсь и научу тебя тому, что знаю сам. Погоди!
Погоди! - поспешно добавил он, прерывая ее возбуждение. - Я не собираюсь
оставаться в твоем доме. Я хочу иметь собственный угол.
- Конечно, Джим. Все, что ты скажешь.
- А потом я уеду на юг.
- Я обучу тебя вождению, Джим. Я сдержу свое слово.
- И не мистифицируй меня, Линда.
- Конечно, нет. Что за мистификация?
- Ты знаешь. Как в прошлый раз.
Они рассмеялись, чокнулись и допили вино. Внезапно Майо вскочил, дернул
Линду за волосы и побежал к памятнику Страны Чудес. В одно мгновение он
забрался на голову Алисы.
- Я Король на Горе! - крикнул он, глядя вокруг императорским взором. - Я
Король... - Он осекся и уставился вниз, к подножию статуи.
- Джим, что случилось?
Ни слова не говоря, Майо спустился вниз и шагнул к куче обломков, покрытых
разросшимися кустами. Он опустился на колени и стал раскапывать их голыми
руками. Линда подбежала к нему.
- В чем дело, Джим?
- Это старье было макетами яхт, - пробормотал он.
- Правильно. Боже, и это все? Я уж подумала, что тебе плохо или что-нибудь в
таком роде.
- Как они попали сюда?
- Это я выбросила их здесь, конечно.
- Ты?
- Да. Я же рассказывала тебе. Я очистила лодочный домик, когда переехала в
него. Это было сто лет назад.
- Ты сделала это?
- Да. Я...
- Убийца, - прорычал он, поднялся и свирепо уставился на нее. - Ты убийца!
Ты как все женщины, у тебя нет ни души, ни сердца. Сделать такое!
Он отвернулся и зашагал в сторону пруда. Линда последовала за ним,
совершенно сбитая с толку.
- Джим, я ничего не понимаю. Чего ты так взбесился?
- Ты должна стыдиться себя.
- Но мне нужно было очистить дом. Ты ведь не думаешь, что я должна была жить
среди массы макетов?
- Забудь все, что я говорил. Я еду на юг. Я не останусь с тобой, даже если
ты последний человек на Земле.
Линда застыла и вдруг бросилась вперед, обогнав его. Когда он вошел в
лодочный домик, она стояла перед дверью в комнату для гостей.
- Я нашла его, - сказала она, тяжело дыша. - Твоя дверь заперта.
- Дай мне ключ, Линда.
- Нет.
Он шагнул к ней, она вызывающе взглянула на него и осталась на месте.
- Вперед, - с вызовом сказала она. - Ударь меня.
Он остановился.
- О, я не дерусь с теми, кто не в моем весе.
Они продолжали стоять друг перед другом в полнейшем затруднении.
- Больно нужны мне эти вещи, - пробормотал, наконец, Майо. - Найду
где-нибудь не хуже.
- Иди, собирайся, - ответила Линда. Она швырнула ему ключ и отступила в
сторону. Тогда Майо увидел, что в двери нет замка. Он открыл дверь, заглянул в
комнату, закрыл дверь и посмотрел на Линду. Ее лицо оставалось неподвижным, она
что-то бормотала. Он усмехнулся. Затем они оба разразились смехом.
- Ну, - сказал Майо, - опять ты сделала из меня мартышку. Не хотел бы я
играть в покер против тебя.
- Ты тоже силен блефовать, Джим. Я чуть не умерла со страху, когда ты пошел
на меня.
- Ты должна знать, что я никогда не ударю тебя.
- Догадываюсь. Теперь сядем и хорошенько все обсудим.
- А, забудь это, Линда. Я потерял голову из-за дурацких макетов и...
- Я имею в виду не лодки. Я имею в виду поездку на юг. Каждый раз, когда ты
выходишь из себя, ты хочешь уехать на юг. Зачем?
- Я же говорил тебе, найти парней, которые разбираются в телевиденьи.
- А зачем?
- Тебе не понять.
- Я постараюсь. Почему бы тебе не объяснить, чего ты добиваешься?.. Может, я
могу помочь тебе.
- Ничем ты не можешь мне помочь. Ты же девушка.
- По крайней мере, я могу выслушать. Можешь доверять мне, Джим. Разве мы не
друзья? Расскажи мне все.
Ну, когда произошел взрыв (рассказывал Майо), я был в Беркшире с Джилом
Уоткинсом. Джил был моим приятелем, по-настоящему хорошим и сообразительным
парнем. Он два года проработал в МИТе до того, как закончил колледж. По
окончании он стал кем-то вроде главного инженера ВНХА, телевизионной станции в
Новой Гавани. У Джила было множество увлечений. Одним из них была опе...
селе... Не помню, как называется, это значит - исследование пещер.
Итак, мы были в горном ущелье в Беркшире, проводили уик-энд под землей,
исследуя пещеру, пытаясь нанести ее на карту и вычислить, откуда течет
подземная река. У нас была с собой еда, припасы и спальные мешки. Внезапно наш
компас обезумел на целых двадцать минут, и это могло дать нам ключ к разгадке,
но Джил стал рассуждать о магнитных залежах и аномалиях.
Когда в воскресенье вечером мы пошли назад, компас снова стал вести себя
совершенно дико. Тогда Джил понял, что случилось.
- Христа ради, Джим, - сказал он, - произошло то, чего все боялись. Они
взорвали города, бомбами и радиацией отправили себя в ад, и мы должны убраться
подальше в проклятую пещеру, пока все не очистится.
Итак, мы с Джилом вернулись, сели на голодный паек и оставались там, сколько
могли. Наконец, мы снова выбрались наружу и вернулись пешком в Новую Гавань.
Она была мертва, как и все остальное. Джил нашел приемник и попытался поймать
хоть какие-нибудь радиопередачи. Ничего. Тогда мы нагрузились консервами и
обошли всю округу: Бриджпорт, Уотерберн, Хаутворт, Спрингфилд, Провиденс,
Нью-Лондон... Большой сделали круг. Никого. Ничего. Тогда мы вернулись в Новую
Гавань, обосновались там и это была вполне хорошая жизнь.
Днем мы запасались продуктами и возились с домом, поддерживая его в хорошем
состоянии. После ужина, к семи часам вечера Джил уходил в ВНХА и включал
станцию. Я шел в свой бар, отпирал его, подметал и включал телевизор. Джил
установил генератор и для него.
Было очень забавно смотреть передачи, которые показывал Джил. Он начинал с
новостей и погоды, в которой всегда ошибался. У него был только "Альманах
фермера" и старый барометр, который выглядел, как настенные часы. Я не думаю,
чтобы он работал, или, может быть, Джил никогда не имел дела с погодой... Затем
он передавал вечернюю программу.
У меня в баре был дробовик на случай налетов. Иногда что-нибудь в передачах
злило меня. Тогда я брал дробовик и стрелял от дверей бара в экран, потом
ставил другой телевизор. Я тратил два дня в неделю, собирая телевизоры по всему
городу.
В полночь Джил выключал станцию, я запирал бар, и мы встречались дома за
чашкой кофе. Джил спрашивал меня, сколько телевизиров я подстрелил сегодня, и
смеялся, когда я рассказывал ему. Я расспрашивал его о том, что будет идти на
следующей неделе, и спорил с ним, показывать фильм или футбольный матч, записи
которых были в ВНХА. Я не слишком любил вестерны, а высокомудрые дискуссии
просто ненавидел.
Но счастье отвернулось от нас: так было всю мою жизнь. Через два года я
обнаружил, что поставил последний телевизор, и встревожился. Тем же вечером
Джил показал один из коммерсов, где самоуверенная дамочка рекламировала
свадебные наряды вперемешку со стиральным порошком. Естественно, я схватил
ружье и только в последний момент удержался от выстрела. Затем он пустил фильм
о непонятом композиторе и еще несколько подобных вещей. Когда мы встретились
дома, меня прямо-таки всего трясло.
- Что случилось? - спросил Джил.
Я рассказал ему.
- Я думал, тебе нравится смотреть передачи, - сказал он.
- Только когда я могу стрелять в них.
- Несчастный байстрюк, - рассмеялся он. - Теперь ты моя пленная аудитория.
- Джил, может, ты изменишь программу? Войди в мое положение.
- Будь благоразумен, Джим. ВНХА имеет разнообразные программы. Мы действуем
по принципу кафетерия - понемногу для каждого. Если тебе не нравится передача,
почему бы тебе не переключить канал?
- Ну, это уж глупо. Ты же знаешь, черт побери, что у нас в Новой Гавани
только один канал.
- Тогда выключи телевизор.
- Не могу я выключать телевизор в баре. Он входит в программу развлечения
посетителей. Этак я потеряю всех своих клиентов. Джил, ты показываешь им
ужасные фильмы, как, например, прошлой ночью этот музыкальный про армию.
Песни, танцы и поцелуи на башнях танков.
- Женщинам нравятся фильмы с военной начинкой.
- А коммерсы? Женщины всегда насмехаются над всеми этими подтяжками,
волшебными сигаретами и...
- А, - сказал Джил, - отправь в студию письмо.
Я так и сделал и через неделю получил ответ:
"Дорогой мистер Майо! Мы рады узнать, что Вы регулярно смотрите передачи
ВНХА, и благодарим Вас за интерес к нашей программе. Мы надеемся, что Вы будете
продолжать наслаждаться нашими передачами. Искренне Ваш Джилберт О. Уоткинс,
заведующий станцией". К письму были приложены два билета на выставку. Я показал
письмо Джилу. Он только пожал плечами.
- Как видишь, ты столкнулся с трудностями, Джим, - сказал он. - Их не
волнует, нравятся тебе передачи или нет. Они только хотят знать, смотришь ли ты
их.
Должен сказать тебе, два следующих месяца были для меня адом. Я не мог
выключать телевизор и не мог смотреть его, не стреляя из дробовика по дюжине
раз за вечер. Я тратил все свои силы, удерживаясь, чтобы не нажать на спусковой
крючок. Я весь изнервничался и понял, что должен что-нибудь с этим сделать,
чтобы обрести равновесие. Тогда однажды ночью я принес ружье домой и застрелил
Джила.
Весь следующий день я чувствовал себя гораздо лучше и, открывая бар в семь
часов, бодро насвистывал. Я подмел помещение, протер стойку и затем включил
телевизор, чтобы послушать новости и сводку погоды. Ты не поверишь, но
телевизор был мертв. Не было изображения, не было даже звука. Мой последний
телевизор был мертв. Теперь ты понимаешь, зачем я стремлюсь на юг (объяснил
Майо) - я должен найти там местного телемастера.
Когда Майо кончил свой рассказ, наступила долгая пауза. Линда внимательно
глядела на него, пытаясь скрыть огонек, который зажегся в ее глазах. Затем она
спросила с задумчивой беззаботностью:
- Где он достал барометр?
- Кто? Что?
- Твой приятель Джил и его старый барометр. Где он достал его?
- Ну, не знаю. Старинные вещи были одним из его хобби.
- И он походил на часы?
- Совершенно верно.
- Французский?
- Не могу сказать.
- Бронзовый.
- Кажется, да. Как твои часы. Это ведь бронза?
- Да. Формой в виде солнца с лучами?
- Нет, как твои часы.
