принятого решения. Она поднялась, тихо подошла к Майо и положила ему руку
на плечо.
Он поднял взгляд.
- Что?
- Ничего. Ты поиграй. Я приготовлю обед.
Но оставшуюся часть вечера она была так погружена в свои мысли, что
Майо занервничал и ускользнул спать пораньше.
На следующий день они сумели найти машину на ходу не раньше трех
часов, и это был не "кадиллак", а закрытый "шевроле": Майо не улыбалось
быть предоставленным всем ветрам в машине с открытым верхом. Они выехали
из гаража на Десятой Авеню и вернулись в Ист-Сайд, где Линда чувствовала
себя как дома. Она призналась, что границы ее мира простирались от Пятой
до Третьей Авеню и от Сорок Второй до Восемьдесят Шестой Стрит. Вне этого
квадрата она чувствовала себя неуютно.
Она передала руль Майо и заставила его болтаться туда-сюда по Пятой и
Мэдисон Авеню, отрабатывая остановку и старт. Пять раз он застревал в
завалах, одиннадцать раз мотор глох, а однажды, дав задний ход, Майо
въехал в витрину, которая, к счастью, не была застеклена. Его била нервная
дрожь.
- И впрямь тяжело, - пожаловался он.
- Дело практики - уверила она. - Не волнуйся. Потренируемся месяц -
будешь асом.
- Целый месяц!
- Ты же говорил, что медленно обучаешься? Так что я не виновата.
Остановись-ка здесь на минутку.
Шевроле рывком остановился. Линда вышла.
- Подожди меня.
- Что стряслось?
- Сюрприз!
Она вбежала в магазин. Когда через полчаса она вернулась, на ней было
тонкое черное платье, жемчужное ожерелье и вечерние туфли на высоком
каблуке. Она соорудила себе высокую прическу. Майо в изумлении глядел, как
она садиться в машину.
- Что это значит? - спросил он.
- Это часть сюрприза. Сверни на восток, на Пятьдесят Вторую.
Поднатужившись, он сумел тронуть с места и повел машину на восток.
- Что это ты вырядилась, как на вечеринку?
- Это платье для коктейля.
- Зачем?
- Там, куда мы едем, нужно выглядеть именно так. Осторожно, Джим! -
Линда рванула руль, и не дала Майо врезаться в кузов разбитого грузовика
санитарной службы. - Приглашаю тебя в модный ресторан!
- Обедать?
- Выпивать, дурачок! Ты мой первый гость, и я должна тебя развлекать.
Теперь налево. Поищи, где можно поставить машину.
Припарковался он отвратительно. Когда они выбрались из машины, Майо
остановился и стал потешно принюхиваться.
- Чувствуешь, пахнет? - спросил он.
- Чем?
- Такой сладкий запах.
- Это мои духи.
- Нет, что-то в воздухе, вроде карамели или шоколада. Знакомый запах,
но никак не могу вспомнить, где я его...
- Ладно тебе. Входи, - она ввела его в ресторан.
- Надо было тебе надеть галстук, - прошептала она, - но, может быть,
сойдет и так.
Ресторанные интерьеры не произвели на Майо ни малейшего впечатления,
но висящими в баре портретами знаменитостей он был очарован. Обжигая
пальцы спичками, он восхищенно глядел на портреты: здесь бывали Мэл Аллен,
Кази Штейнгель, Френк Гиффорд, Ред Барбер и Рокки Марчиано. Когда Линда
вышла из кухни со свечой, он в нетерпении обернулся.
- Ты видела здесь этих, телезвезд? - спросил он.
- Да вроде видела. Как насчет выпивки?
- Конечно, конечно. Но я хочу поговорить про них. Про телезвезд.
Он подвел ее к стойке бара, смахнул пыль с сидения и усадил с
наивозможнейшей галантностью. Затем перемахнул через стойку, выхватил
носовой платок и профессиональным жестом протер красное дерево бара.
- Моя специальность, - ухмыльнулся он. Изобразил
безадресно-дружелюбную повадку бармена.
- Добр' день, мэ-эм! Чудесный вечер! Что желаете?
- Боже, сегодня в магазине я просто сбилась с ног! Взбейте сухой
мартини. Лучше сразу двойной.
- Разумеется, мэм! Маслинку?
- Луковку.
- Двойной мартини с луковкой, взбитый. Принято, - Майо поискал в
глубине бара и наконец выставил виски, джин, несколько бутылок содовой,
которая лишь чуть-чуть выдохлась сквозь пробки.
- Боюсь, что мартини мы уже приняли, мэм. Что еще желаете?
- О, мне вот этого. Шотландского, пожалуйста.
- Содовая выдохлась, - предупредил он. - И льда нет.
- Неважно.
Он прополоскал стакан содовой водой и налил ей виски.
- Спасибо. Выпейте, бармен, я угощаю. Как вас зовут?
- Джим, мэм. Не стоит благодарности. На работе я не пью.
- Кончайте работу и присоединяйтесь.
- И после работы не пью.
- Можете звать меня Линдой.
- Благодарю, мисс Линда.
- Ты серьезно не пьешь, Джим?
- Ну.
- Ну, за счастливые дни!
- И длинные ночи.
- Неплохо. Сам придумал?
- Ха! Не знаю. Обычный барменский треп, специально для парней.
Понимаешь? Намеки там... Не обижайся.
- Проехали.
- Пчелы! - выпалил Майо.
Линда испуганно вздрогнула.
- Что пчелы?
- Тот запах! Как внутри улья.
- Да? Не знаю, - сказала она безразлично. - Еще один, пожалуйста.
- Сию секунду! Слушай, про этих телезнаменитостей, ты вправду их тут
видела? Живьем?
- Почему бы и нет? Счастливых дней, Джим.
- Пусть все будут субботами.
Линда задумалась.
- Почему субботами?
- Выходной.
- А-а!
- Кого из телезвезд ты видела?
- Ты же знал их по именам, а я - только в лицо, - рассмеялась она. -
Ты как соседский пацан. Мне всегда приходилось рассказывать, кого из
знаменитостей я сегодня встречала. Раз я сказала ему, что видела Джина
Артура, а он уточнил: "И лошадь тоже?"
Соли Майо не уловил, но тем не менее был уязвлен. Только Линда
собралась утешить его, оскорбленного в лучших чувствах, как бар стал
тихонько подрагивать, и раздался слабый подземный гул. Он пришел издалека,
казалось, медленно приблизился, и снова затих вдали. Вибрация
прекратилась. Майо уставился на Линду.
- Бож-же! Как по-твоему, дом не рухнет?
Она покачала головой.
- Нет, когда они рушатся, всегда идет та звуковая волна, помнишь? А
этот гул знаешь, на что похож? На подземку.
- Подземку?
- Ну. На пригородный поезд.
- Рехнуться. Как может работать подземка?
- Я не сказала: "это подземка", я сказала - звук похож. Еще один,
пожалуйста.
- Надо сходить за содовой, - Майо отправился на поиски и вернулся с
бутылками и обширнейшим меню. Он был бледен.
- Ты, Линда, конечно, не волнуйся, - сказал он, - но знаешь, сколько
здесь дерут за выпивку? Доллар семьдесят пять. Гляди.
- Черт с ними, с ценами. Живем один раз! Бармен, сделайте двойной.
Знаешь что, Джим? Если останешься в городе, я покажу тебе, где жили все
твои герои. Благодарю. Счастливых дней. Возьму тебя в ББДО и покажу все их
записи и фильмы. Как тебе, а? Звезды, как этот... Рэд... Как его?
- Барбер.
- Рэд Барбер, и Рокки Гиффорд, и Рокки Кази, и Рокки Белка-В-Полете!
- Ты меня просто дразнишь, - сказал вновь обиженный Майо.
- Я, сэр? Дразню? Зачем бы это? Просто хотелось быть любезной. Хотела
тебя развлечь. Мать говорила мне, Линда, говорила она, помни о мужчинах
вот что, носи, что он хочет и говори, что ему нравится, говорила мне она.
Ты хочешь это платье? - потребовала она ответ.
- Оно мне нравится, если ты это имела в виду.
- Знаешь, сколько заплатила? Девяносто девять пятьдесят.
- Что?! Сотню долларов за такую черную тряпку, как эта?
- Это не "такая черная тряпка как эта". Это классическое черное
платье для коктейля. А двенадцать долларов заплатила за жемчуг.
Искусственный, - добавила она. - И шестьдесят за вечерние туфли. Сорок за
косметику. Двести двадцать долларов, чтоб тебе было хорошо. Тебе хорошо?
- Факт.
- Хочешь меня понюхать?
- Я уже.
- Бармен! Мне еще один.
- Боюсь, не смогу обслужить вас, мэм.
- Почему?
- Вам уже хватит.
- Мне еще не "вам уже хватит", - оскорбленно заявила Линда. - Что за
манеры? - она заграбастала бутылку вина. - Давай пропустим еще парочку
глотков и обговорим, как нам разделаться с этими телезвездами. Счастливых
дней. Могу взять тебя в ББДО и показать их записи и фильмы. Ну как?
- Ты уже спрашивала.
- А ты еще не ответил. Еще могу показать фильмы. Любишь фильмы? Я их
не-на-ви-жу. Но не могу их теперь... пинать. Когда был Большой Бэмс,
фильмы спасли мне жизнь.
- Как это?
- Секрет, понял? Между нами. Если пронюхает другое агентство... -
Линда оглянулась и понизила голос. - ББДО устроило секретный склад немых
фильмов. Забытые фильмы, чувствуешь? Никто не знал, что там этих копий до
потолка. Делать из них длинные сериалы. Меня и послали в ту старую шахту,
в Джерси. Разобрать их все.
- В шахту?
- Ну! Счастливых дней.
- Почему в шахту?
- Старые копии. Еще нитратные. Обгорелые. Порванные, а как же.
Выдерживали их, как вино. Вот почему. Так я взяла двух помощниц на
выходные туда, вниз. Проверить их все.
- И вы сидели оба дня в шахте?
- Ну! Сидели. Три девки. Пятница-понедельник. Такой был план. Думали,
повесимся. Счастливых дней. Вот. О чем я? Да. Взяли одеяла, белье, фонари,
кучу еды, полный порядок, и за работу. Точно помню момент взрыва. Искала
третью катушку американского фильма "Gerconter Blumenorden an der
Pegnitz". Часть первая была, вторая была, четвертая была, пятая была,
шестая была. Третьей не было. Тррах-тарарах! Счастливых дней.
- Боже! И что?
- Девки запаниковали. Не смогла их удержать внизу. Больше их не
видела. Но я знала. Зна-ала! Растянула тот пикник, как смогла. И потом еще
сидела, умирала с голода. Потом выбралась, а чего ради? Кого ради? - Она
заплакала. - Ни для кого. Никого нет. И ничего. - Она взяла Майо за руку.
- Почему ты не хочешь остаться?
- Остаться? Где?
- Здесь.
- Я же остался.
- Нет, надолго. Почему ты не хочешь? Разве у меня плохой дом?
Снабжение - весь Нью-Йорк. Огород для цветов и овощей. Мы можем держать
коров и кур. Рыбачить. Водить машины. Ходить в музеи. Галереи. Разве...
- Ты и так все это делаешь. Я тебе не нужен.
- Нет, нужен! Нужен!
- Для чего?
- Брать уроки музыки.
После длительного молчания он сказал:
- Ты пьяна.
- В стельку, сэр.
Она положила голову на стойку, кокетливо сверкнула глазами и закрыла
их. Через некоторое время Майо понял, что она отключилась. Он поджал губы.
Выбрался из бара, подсчитал расходы и оставил пятнадцать долларов под
бутылкой виски.
Взял Линду за плечо и осторожно потряс. Она безжизненно обвисла в его
руках, ее прическа растрепалась. Он задул свечу, поднял Линду и отнес ее в
"шевроле". Затем, предельно сосредоточившись, повел машину сквозь ночь к
пруду парусников, куда и добрался минут через сорок.
Он отнес Линду в спальню и посадил на кровать, вокруг которой
аккуратно расселись ее куклы. Она мгновенно повалилась на постель,
свернулась клубочком и, обняв сразу несколько кукол, замурлыкала
колыбельную. Майо зажег свет и попытался посадить ее прямо. Хихикая, она
повалилась вновь.
- Линда, - сказал он. - Надо раздеться.
- М-м.
- Нельзя спать в платье. Оно стоит сотню долларов.
- Дев-сто дев-ть п-сят.
- Вставай, милая!
- Ф-ф-ф.
Он раздраженно закатил глаза, потом раздел ее, аккуратно повесил на
стул классическое черное вечернее платье и поставил в угол
шестидесятидолларовые туфли. Ожерелье из жемчуга (поддельного) он
расстегнуть не сумел, так что жемчуг отправился в постель вместе с ней.
Обнаженная, в одном ожерелье, на белых до голубизны простынях, она
выглядела скандинавской одалиской.
- Ты обидел моих кукол? - промычала она.
