в Харбин. Его будут провожать там долгими взглядами на улице и в
общественных местах; дети будут показывать на него пальцами, с увлечением
крича при этом своим родителям что-то невразумительное, но явно чрезвычайно
интригующее; молодежь будет приветствовать его по-китайски ("ни хао"). Я так
и ждал, что мне начнут говорить что-нибудь из того, что в таких случаях
говорят пророкам, удалившимся из города в пустыню, и прочим отщепенцам ("он
горд был, не ужился с нами"). Впрочем, что-то рассказать нам пытались, но, к
сожалению, языковой барьер опять помешал нам достичь полного
взаимопонимания.
В Харбине у нас была только пересадка, дальше до Пекина нужно было
добираться на поезде. В автобусе нашим соседом оказался китайский парень,
неплохо говоривший по-русски (и утверждавший, кстати, что русский язык очень
простой). Он написал нам по нашей просьбе небольшую записку, которую мы и
сунули в окошечко на вокзале, напоминавшему билетную кассу больше всего.
Уплатив требуемую сумму, мы получили два квадратика из цветного картона,
испещренные иероглифами - но понять в них что-нибудь нам не удалось. С
некоторым трудом я смог разобрать только первую строчку, гласившую
"Харбин-Пекин" (что уже вселило в нас надежду). Надо было как-то узнать хотя
бы, какая из циферок (в Китае, к великому счастью, используются обычные
арабские цифры) соответствует вагону, а какая месту в вагоне, и мы
приступили к опросу населения - на предмет знакомства его с английским
языком.
Харбин. Привокзальная площадь.
Через полтора часа, побеседовав, наверное, с несколькими десятками, а
то и с полусотней харбинцев, молодых и пожилых, с социальным статусом повыше
и пониже, одетых получше и похуже, мы пришли к печальному, но совершенно
непреложному выводу, что английским в Харбине не владеет никто. Оставив наши
безнадежные попытки, мы решили при посадке на поезд действовать наудачу, а
пока что осмотреть близлежащие кварталы (до отправления у нас было еще
довольно много времени). Далеко уйти мы не могли, передвигаться с нашими
тяжелыми вещами было неудобно, но взглянуть на ближайшие окрестности было
можно.
Для того, чтобы пересечь привокзальную площадь, по которой сплошным
потоком двигался транспорт (самый разношерстный, который только можно себе
представить, от трактора до рикши), мы спустились в подземный переход - и
неожиданно попали в огромный супермаркет с весьма запутанной системой
переходов. Пройдя по нему немного, мы сразу же сбились с направления и стали
блуждать по этому подземному универмагу в поисках выхода. Я думаю, эта
иезуитская штука была устроена нарочно таким образом - всякий раз, когда мы
впоследствии пытались воспользоваться этим переходом, эффект был тот же
самый. В супермаркете меня поразило огромное количество манекенов. Все они
были почему-то с европейскими физиономиями, причем чаще всего по какой-то
непонятной причине их или не одевали вовсе, или напяливали на них одни
только шляпы и ботинки, оставляя остальное обнаженным. Эти куклы стояли
длинными рядами, и все зрелище в целом очень напоминало бы невольничий
рынок, если бы не странные, неестественные позы, в которых их ставили. Точно
такую же картину мы наблюдали позже и во всех других крупных супермаркетах в
Китае, причем за все время мы ни разу не встретили ни одного манекена с
азиатскими чертами лица - то ли европеоиды выглядят изящнее, даже на
китайский взгляд, то ли это и в самом деле была изощренная "месть Западу",
как сразу же предположил Дима.
Мы разглядывали китайские диковинки, не обращая ни на что внимания, как
вдруг нас довольно громко окликнули по-русски. Это был молодой китаец,
занимавшийся, как почти сразу же выяснилось, торговлей обувью в этом
супермаркете, и на этой почве выучивший русский язык (замечу, что все
китайско-русские переводчики, встреченные нами в Китае, всегда оказывались
китайцами и ни разу русскими - видно, китайцу легче освоить наш язык, чем
русскому - китайский). Мы обрадовались ему как своему соотечественнику, и
все наши недоразумения разрешились за считанные минуты. Билеты, как
выяснилось, нам выдали в разные вагоны, находившиеся довольно далеко друг от
друга, и наш новый знакомый тут же набросал для нас записочку, которую надо
было показать начальнику поезда, дабы он разрешил нам поменяться местами с
кем-нибудь из пассажиров. С чисто китайской практичностью он написална
клочке бумаги с одной сторонычто-то более умеренное, а с другой - более
жесткое и действенное, и не менее пяти раз объяснил мне очень живо и
наглядно, что сначала нужно дать прочитать начальнику сентенцию с одной
стороны, а если это не подействует, тогда уже предъявить ему то, что
написано на обороте. Я пять раз его поблагодарил, но ввиду того, что обе
сентенции, как более мягкая, так и более действенная, выглядели для меня
совершенно одинаково (смахивая скорее на пляшущих человечков, чем на
осмысленный текст), то, сунув в карман это рекомендательное письмо, я
впоследствии так и не смог разобраться, какая из сторон должна быть
предъявлена первой, а какая второй. В конце концов мы с Димой решили не
экспериментировать и добираться в разных вагонах, условившись, что если мы
вдруг, паче чаяния, потеряемся на выходе из поезда, то в Пекине можно будет
встретиться где-нибудь в известном историческом месте - скажем, на площади
Тяньаньмэнь, у Памятника народным героям. Дима сначала пытался протестовать,
утверждая, что он что-нибудь не найдет или перепутает, но я убедил его, что
Тяньаньмэнь, самую большую площадь в мире (вмещающую до полумиллиона
человек, если это правда) перепутать ни с чем невозможно. Это что-то вроде
московской Красной площади, говорил я ему: откуда ни выйдешь, рано или
поздно на нее наткнешься. Что же касается Памятника героям, то он находится
в самом центре площади, и его тоже ни с чем не спутаешь; к тому же на нем
ясным китайским языком начертано "народные герои бессмертны", тут не
ошибешься. Впоследствии выяснилось, что Дима опасался не напрасно. Памятник
стоял на нужном месте, и площадь никуда не делась, но попасть на нее не было
никакой возможности - по всему огромному периметру она была обнесена забором
в целях реконструкции. Китай готовился торжественно отпраздновать свое
50-летие, и драил до блеска все, что было возможно. Кстати, как бы комично
ни выглядели развешанные повсюду транспаранты с надписями типа "Китаю - 50
лет" (Народная республика была провозглашена 1 октября 1949 года), китайцы,
похоже, не видят в них никакой несообразности. Да и приятнее, наверное,
ощущать себя молодой нацией, не изнывая под игом собственной
трехтысячелетней культуры.
После решения насущных проблем наш китайский друг повел нас в
ресторанчик, расположенный тут же в супермаркете. Он помог нам выбрать рыбу
и рис (это был единственный раз, когда мы ели рис в Китае, если не считать
скудных завтраков в Уси, пародировавших стандартный европейский continental
breakfast). Овощи, прилагавшиеся к рыбе, были приготовлены очень остро,и мы
обильно запивали их слабеньким китайским пивом. Разговор наш вращался вокруг
того несомненного факта, что Китай - это самая замечательная, самая обильная
и самая гостеприимная страна на свете. Оттолкнувшись от китайской кухни,
которой мы воздали должное, как на словах, так и на деле, мы перешли к
народным обычаям (деликатно минуя государственное устройство) и особо
отметили принятое в Китае правило платить только за рыбу, получая рис и
овощи бесплатно. "У вас в России нигде так не поешь, чтобы бесплатно" -
говорил нам наш новый знакомый, раздуваясь от гордости за свою страну. "Да,
конечно", - вторили мы ему. "У нас вообще в России сейчас тяжелое
экономическое положение".
Перекусив (надо сказать, порции в китайских ресторанах обычно
предлагаются сокрушительных размеров), мы попрощались с китайцем и вышли
наконец на улицу. Теперь времени у нас оставалось не так уж много, и мы
успели обойти только один небольшой квартал, прилегающий к вокзалу. Было
холодно и сумрачно, но снег, к счастью, больше не срывался с неба, как это
было в аэропорту. Дома здесь выглядели достаточно привычно; иногда
встречались и вполне примелькавшиеся нам в Питере и в России здания
полурусского, полуевропейского типа. В целом все было довольно запущенно и
очень отличалось от приятных и ухоженных городков, которые я видел в
Западной Европе.
Побродив немного, мы направились к вокзалу. Нам предстояло отыскать ту
платформу, с которой отправится наш поезд, и мы уже заранее готовились к
тому, что эту головоломную задачу придется решать с большим трудом и
напряжением всех сил и умственных способностей. Но все оказалось проще, чем
мы думали. Как выяснилось, выход на перрон из здания вокзала в Китае
открывают незадолго до отправления поезда, и расположен этот выход прямо в
зале ожидания. Световое табло с номером нашего поезда подсказало нам, где
нужно ждать, чтобы не упустить момент открывания двери, и мы устроились в
креслах в этом зале, заполненном огромным количеством китайцев.
Харбин - Пекин
До поезда у нас оставался еще целый час, и нам пришлось провести его в
зале ожидания, в самой гуще китайской жизни. С непривычки меня поначалу
немного тошнило, но потом я освоился, стараясь "воспринимать китайцев
такими, какие они есть", как это рекомендовал путеводитель, захваченный мною
из дому. Я еще перед поездкой имел удовольствие прочитать в нем, в разделе
"Обычаи, которые могут показаться странными":
"Китайцы имеют привычку, нимало не стесняясь, шумно и методично
прочищать горло, а затем сплевывать на землю. Эта неэстетичная привычка
всегда поражает европейцев".
Уж не знаю, в какой степени я европеец, но меня это не то что поразило,
а скорее даже шокировало. Китайцы действительно делают это очень шумно и
очень методично, то есть через каждые одну-две минуты, причем не придают ни
малейшего значения тому, находятся ли они при этом на улице или в помещении.
Некоторых из них, впрочем, уже цивилизовали до какой-то степени - во всяком
случае, в Уси, на деловых переговорах, менеджеры так себя не вели. Может
быть, когда-нибудь и весь остальной Китай приобщится к цивилизации - но я не
думаю, что это произойдет скоро.
Ровно за десять минут до отправления поезда заветная дверь
распахнулась, и на ее пороге мы увидели двух церберов в униформе,
проверявших билеты. Народ сзади напирал, очевидно, опасаясь не пройти за
оставшееся время все проверки, а может быть, просто поддаваясь инстинкту
толпы, с нажимом пропускаемой через узкое бутылочное горлышко выхода. Эта
дикая давка и столпотворение каждый раз сопровождали посадку на поезд в
Китае, причем сделано было так, очевидно, намеренно - что стоило отвести на
эту процедуру чуть-чуть больше времени! Сначала мы с Димой думали, что это
связано с попытками как-то дисциплинировать безалаберное китайское
население, в основной своей массе совсем недавно прибывшее в города из
глухих деревень и еще не освоившееся с новыми для них порядками. Но то же
самое повторялось и в других, даже вполне европеизированных приморских
городках. Тогда мы решили, что китайцам просто жизненно необходимо время от
времени проходить через эту ужасающую давку - для них, всегда живших в
невероятной скученности, она выступает как допинг, настолько вошедший в
привычку, что без него местное население уже не может обойтись, оно просто
