Воспитывал ее -- один мой отец. Воспитывал он ее, как самую любимую
доченьку -- младшенькую! И я не думаю, что он самолично все ей рассказывал.
Да только дети чуют такие штуки порой -- лучше нашего! Так что было на душе
у отца, когда он рассказывал твоей матери о пруссаках, евреях и Фридрихе?!
Других учителей у малышки не было и -- не могло быть. Глава национальной
разведки -- такое лицо, у коего не может быть домашних учителей для
потомства..."
Я слушал и не слышал этого человека. Я пробормотал:
- "Зачем ты мне это сказал? Зачем ты мучишь меня?"
Иоганн фон Шеллинг воскликнул:
- "Да как же ты не можешь понять?! Если мужчина любит, он -- во власти
жены! А ты хочешь жениться на литвинке и католичке! А, представь, - у вас
пойдут дети! Твои ж латыши и придавят эту девчонку, ибо она воспитает детей
в литвинстве и католичестве! А когда они сделают это, (а по другому дело не
кончится!) ты возненавидишь собственный же народ ровно так же, как это
сделал твой дед! Пока не поздно -- откажись от нее!"
Я смотрел на сие существо и не мог понять, как в нашем роду могло сие
уродиться? Я только пожал плечами и прошептал:
- "Не так важно -- Люблю я ее, или -- нет. Мои люди совершили над ней
злодеяние. Или -- пытались его совершить. Я взял ее к себе в дом, чтоб
загладить вину слуг моих, ибо я им - Хозяин.
Я -- Бенкендорф и Жеребец Всей Ливонии, а мой отец -- лишь купец
Уллманис. Так что и отвечать за дела егерей -- мне, а не моему отцу!
На карте Честь семьи Бенкендорфов и очередной Господин моих подданных
не может "поматросить с девицей", а потом выставить ее за порог! Мои
подданные -- сего не поймут. Стало быть, я -- стану спать с Ялькой и она
принесет мне кучу маленьких. И никто уже не сможет сего изменить. Ибо сие --
Честь моя!
Тебя мать пригласила приехать? Чтобы ты рассказал мне все это? Сколько
она тебе заплатила?"
Паяц заморгал глазами и я понял, что ему и вправду заплатили энную
сумму. Тогда я встал, позвал мою лошадь и, седлая ее, произнес:
- "Спасибо за истории про лошадей. Интересно, что о тебе -- на самом-то
деле думает дядя Додик?
Только он ведь не скажет -- мы ж с тобой родственники, а он - Честен...
Хоть, по твоим словам - он, конечно, и -- жид... Прощай, я не хочу тебя
больше видеть".
Так я впервые узнал, что средь моих родственников попадаются и не
только хорошие. И еще то, что даже самый честный на свете капитан Давид
Меллер может мне врать... Наверно, из самых хороших и дружеских побуждений.
А еще я вдруг понял -- истину в отношениях меж мамой и "бабушкой". Они
и впрямь никогда не жили, как "почти мать" с "почти дочерью", но -- как две
сестры: самая старшая в огромном семействе и -- самая младшенькая. И еще я
теперь знал, что иной Грех -- лучший выход из таких положений.
Каким бы греховодником, Мефистофелем, иль убийцей ни был мой дед (или
-- прадед?!), с точки зрения общества он был более Честен, чем его
неудачливый сын. (А я не думаю, что Иоганн струсил -- по моему армейскому
опыту я сам знаю, как заразительна паника...)
Я не знал, что мне делать со свалившимся на меня Знанием. Я просто
заперся в моей комнате и не вышел к обеду, когда на него стали звать. Тогда
вечером в мою комнату постучали мама и Дашка.
Я открыл им, матушка сразу втолкнула мою маленькую сестру ко мне в
комнату и я не посмел при Дашке говорить о том, что -- нельзя при столь
маленькой. Матушка же села рядом со мной на постель, и, обняв меня, тихо
спросила:
- "Ты хочешь, чтоб он уехал?"
Я молча кивнул головой. Тогда матушка, показав глазами на Дашку,
поинтересовалась:
- "О чем вы с ним разговаривали?"
- "Так... Ни о чем. О тебе. О моей бабушке. О прадеде Эрихе. О том, как
он любил мою бабушку. О том, за что ее убили, да еще таким жутким
способом... В конце концов мне сие надоело... Скучно..."
От таких слов встрепенулась моя сестра:
- "Да как же тебе может быть сие - скучно? Ведь..."
Мы с матушкой рассмеялись в ответ, стали тискать Дашутку и вконец -
настолько защекотали ее, что сами взмокли и запыхались.
Сэмюэль Саттер вскоре уехал. А в конце лета к нам из Берлина пришла
посылка, в коей оказалось две шпаги. Одна из них была - четырехгранной
рапирой, чтобы - колоть, вторая же - трехгранной саблей - рубить.
На гарде эфеса рапиры было выгравировано имя мастера "Джузеппе дель
Джезу", а на гарде сабли -- "Иоахим дель Джезу". Я сразу опробовал красоток
в деле и они превзошли самые смелые ожидания.
Отец мой признался, что никогда в жизни не видал столь дорогих и
смертельных "железок", а уж он-то повидал их на своем долгом веку!
Правда, он понимал в оружейной стали и обЦяснил мне:
- "Видишь эти полоски вот тут - на металле? Это признак толедской стали
и руки испанского мастера. Ей, наверно, лет триста -- не меньше! Очень
жестокая и жесткая синьора, смею тебя уверить!
А вот эту веселую мадьярку выковали относительно недавно - в Будапеште.
Как видишь здесь полосы не прямые, но - крученые, характерные для
мадьярского палаша. Колоть ей не советую, но вот разрубить противника можно
от плеча до седла! Догадываешься зачем они выполнены, как родные сестры?"
- "Кому-то из пришла на ум озорная проделка! Вызываешь врага на дуэль,
показываешь ему рапиру, а потом - бац - и одним ударом голову ему с плеч!
Или того лучше - показываешь ему саблю, сходитесь, он закрывается от
рубящего удара, а ты - бац - и пришпиливаешь его к стене, что муху иголкой в
гербарии. Или я - ошибаюсь?!"
Отец с удовольствием потрепал мою голову:
- "Кстати, тебя не пугают моральные аспекты этой проделки?!"
Я расхохотался:
- "Отнюдь. Прежде чем тебя кокнули -- убей врага первым! Это же -
Заповедь Бенкендорфов"!
Отец мой, - потомственный пират, согласно кивнул головой. На Дуэли и
угрозы убийства в нашей Семье понятия Чести не распространялись. Впрочем,
как и в Доме фон Шеллингов!
К шпагам прилагалось письмо-завещание барона Эриха фон Шеллинга. В нем
говорилось:
"Шпаги сии завещаю первенцу дочери моей Шарлотты, если он примет к
Чести сей дар, осознавая что в нашем Доме шпаги сии переходят от деда к
внуку -- обязательно через женщину. Если же он не сможет жить с Грехом моим
и его родной бабушки, шпаги переходят к тому из внуков, кто примет сей Грех.
P.S. В момент согласья с Грехом первенец моей младшей дочери (иль иные
Наследники) не должен знать, - какой дар его ожидает".
(В 1837 году, лежа после инфаркта, я написал подобное завещание,
оставив шпаги еще не рожденному первенцу моей дочки Эрики (в браке -- фон
Гинденбург). С тем же самым условием -- передать их Наследнику только в том
случае, если он признает Грех мой и его родной бабушки, не ведая о
подробностях моего завещания...)
Сие было летом, а осенью я совершил иное открытие. Я не знал
предыстории сего дела, но однажды, прибыв домой на побывку, я обнаружил
странного человека у ворот нашего дома.
На нем был великолепный мундир с Орденами - размерами с суповую
тарелку. На нем были чиновнические панталоны (чуть ниже колен) из черного
бархата и белые чулки из батиста. И вот этими самыми чулками (а обуви на сем
господинчике не наблюдалось) сей субЦект стоял в луже грязи прямо пред
воротами нашего дома!
Это не самое удивительное в происшедшем -- сей удалец держал в руках
настоящую Тору и бубнил слова иудейской молитвы, а вокруг него стояла группа
раввинов, которая осуждающе покачивала головами! Прибавьте к сему этакие
привесные пейсы с ермолкой странного посетителя и картина окажется полной. Я
чуть не упал на месте от этого зрелища!
Средь раввинов я приметил Бен Леви и бросился к нему с вопросом, - "Кто
сей чудак?" Ответ просто убил меня наповал. Бен Леви невольно закашлялся,
странно пожал плечами, а потом (будто бы извиняясь) с укоризною произнес:
- "А это -- Президент Имперской Коммерц-Коллегии граф Воронцов... А ты
что, - сам не видишь?"
У меня помутился рассудок. Я спросил заплетающимся языком:
- "А что ж он тут делает? Да еще -- в таком виде?!"
Мудрый раввин лишь развел руками в ответ:
- "Видишь ли... Он -- еврей. Может быть даже что -- иудей. И по
договору с твоей матерью он занял свой пост в обмен на... Кое-что. И в знак
своего согласия он целовал Тору в моей синагоге. Мало того, - твоя матушка
по сему договору согласилась платить Десятину на Храм. А потом сей субЦект
отказался делить выручку с твоей матерью и она не смогла платить сию
Десятину.
Тогда она сама заплатила его долю и предложила нам взыскать с сего вора
и клятвопреступника. Сей человек выгнал наших послов из Одессы и мы обЦявили
его -- Вне Закона.
Его партнеры в Англии, Голландии и Германии отказались покупать теперь
"некошерный" товар и сей субчик ныне на пороге банкротства. Теперь он стоит
перед домом твоей матери и сам просит, чтоб мы взяли с него Десятину.
Только-то и всего!"
Я от изумления открыл рот. Я никогда не задумывался, что под всем
матушкиным иудейством может быть... база практическая. И до сего дня я не
знал реальную силу наших раввинов. Но вид Президента крупнейшей российской
внешнеторговой организации, стоявшего на коленях в дерьме -- произвел на
меня... Я не могу забыть этого.
Я бросился к матушке, потребовал обЦяснений и услыхал удивительную
историю:
"Будь осторожен с нашими братьями. Взять хотя бы наших друзей --
Воронцовых. Уж казалось бы -- такие друзья, - не разлей вода! Я дочь назвала
в честь княгини Дашковой и все Эйлеры помогли ей стать Президентом Академии,
а что получилось?!
Мои люди доставили нам из Франции секрет производства шампанского.
(Благо во Франции сейчас Революция и многие виноделы бегут из страны со
своими секретами.)
Увы, в наших краях не растет виноград и я предложила друзьям Воронцовым
создать партнерскую фирму, - мы в их Крыму выращиваем виноград, мои химики
производят "шампанское", а потом я по моим каналам поставляю его прусскому и
английским дворам. Революция и войны с проклятой Францией прервали поставки
сего напитка на Север Европы и я почуяла в сем... Недурной профит.
Воронцов ударил со мной по рукам, мы сделали пробную партию и дело
пошло. Но через три года я узнаю... непонятное. Моя прусская кузина пишет
мне, что цены на "шампанское" крымского производства стремительно падают,
ибо начали прибывать просто гигантские партии напитка ужасного качества.
Вообрази, - шампанское поставляют целыми бочками!!!
Через месяц мне о том же сообщает английский кузен, - все в ужасе: оба
двора были со мною в концессии и наживали немалые суммы с торговли крымскими
винами. Теперь же вдруг получается, что сей благородный напиток оказался
чем-то меж яблочного сидра с плодовой мадерой!
Я тогда пишу Воронцову и спрашиваю, - что происходит? Откуда сии
избытки? Почему вы не сообщили мне о ваших прожектах и почему так упало
качество вин?!
На что сей подлец отвечает, что раздел прибылей -- восемьдесят моих
процентов на двадцать его -- изжил себя, ибо виноград растет в Крыму, а не в
Риге. К тому же, по мнению сего наглеца, я брала с него слишком дорого за
бутылку, производимую на Рижской стекольной фабрике и его хохлы надумали
разлить шампанское бочками!
Далее он мне сказал, - пока речь шла о бутылках, имело смысл везти
шампанское через Ригу, но бочечное шампанское лучше возить из Одессы --
нового имперского порта в Новороссии.
А раз вино теперь не шло через Ригу, - он и не счел нужным делиться со
