- актерам тоже нужно с чего-то жить. Мадам, ах, какой запах у ваших духов, я
просто потерял голову... Точно такая же голова - голова индейского вождя
Тути-Мкути приветствует вас в нашем паноптикуме, а под ним коллекция
скальпов его семерых жен, снятая мною собственноручно! Обратите внимание на
третий и пятый, они, как видите, белокуры. Я плакал, господа, поверите или
нет, я плакал, когда снимал скальпы этих восхитительных дам!
А они что? Они - хоть бы что! Отряхнулись, взяли у меня мои кровные и
оставили эти парички мне на память, сказав, что через дорогу они купят
новые. Господа, танцы! Дамы приглашают кавалеров, - в заведении дядюшки Сэма
все танцуют только самые модные и непристойные танцы из до самого нутра
прогнившей - старушки Европы. Итак..." - дед внезапно оборвал свою
необычайно занятную тираду (я и впрямь уже чувствовал себя этаким лопоухим
зевакой перед дверьми балагана в далекой, неведомой для меня Америке). Его
лицо стало каким-то смятым, торжественным и печальным. Он выпрямился во весь
свой рост и резко скомандовал так, будто подковки на сапогах лязгнули:
- "Сабли... наголо..! Француз в ста шагах за гребнем. С Богом, братцы!"
- а его бывшие солдаты вдруг словно загавкали:
- "Хох, хох, хох, ур-ра!" - и я как наяву увидал генерала в блещущем
золотом мундире впереди кавалерийской лавы на стремительно несущемся коне...
Меня охватил какой-то суеверный ужас и я дал зарок, - коль мне суждено
умереть до срока, я это сделаю в сапогах и офицерском мундире. В штиблетах и
полосатых штанах что-то есть - омерзительное.
А дед мой уже теребил меня, устанавливая мои ноги в исходную позицию и
орал:
- "Эту ногу сюда, эту - сюда, улыбочку... По-ошли! Да не так же! Да на
тебя обхохочутся все портовые доки от Балтимора до Провиденса! Ты же фон
Шеллинг! У тебя должно быть врожденное чувство такта! Ритм, чувствуй ритм,
какой ты - будущий жеребец, ежели ритма не сможешь выдержать?! Еще раз -
пошли!
Вот! Вот так! Получается... Ура, получается - вот это и называется -
чечеткой. Смотри и учись - пока я жив!" - тут он прямо перед таможенной
будкой встал в позицию и отбил такую лихую чечеточку, что даже таможенники
выглянули посмотреть и захлопали в ладоши - так здорово у него получилось.
А дед мой, садясь со мною, Дашкой и матушкой в одну карету, обронил
вдруг сквозь зубы:
- "Белобрысый парень со сломанным передним зубом справа - негоден.
Смотрел на меня, разинув рот, а за его спиной - щель в заборе, - ткнуть его
ножом и проход справа открыт.
Замени и девчонку, смешливую такую, что стояла у крыльца перед женским
пунктом досмотра. Глаза у нее - шальные, - влюбчивая. Хороший контрабандист
ее так скрутит, что она ему и ключи, и печати - маму родную со службы
вынесет.
Смени, но - не выгоняй. Белобрысого я бы послал за рубеж. Раз так
смотрел - парень с воображением. Ему с людьми должно работать -- не с
тряпками.
А смешливая -- хороша! Выдать ее замуж за не слишком ревнивого и - за
границу. Интересные мужики по ней будут с ума сходить, а она видно - с
фантазией..."
Тут мой дед обернулся ко мне, прикрыл пальцем мою отвалившуюся от
удивления челюсть и сухо заметил:
- "А вот это - нехорошо. Мой внук должен меньше глазеть, да сильней
примечать! Впрочем, - мал ты еще для семейного ремесла".
Я страшно обиделся. Я так обиделся, что не выдержал:
- "Я встречал тебя со всей душой, а ты мне - такие гадости! Как же тебе
не стыдно?!"
Дед выпучил глаза, - будто от удивления:
- "Мальчик мой, что есть - стыд?! У разведчика не должно быть стыда. Я
ведь не собираюсь тебя чему-то учить. На мой взгляд - общение меж людьми
сводится к простому обмену мнениями. Коль я тебе интересен, - слушай. Нет, -
жизнь моя на этом не кончена!"
Я растерялся, - этот странный человек с неприятным голосом вел себя
вызывающе, можно сказать - по-хамски, но... я отвечал:
- "Прекрасно. Я согласен на такие условия. Мне интересно, что ты мне
скажешь, но я... оставлю за собой право - делать любые выводы и думать своей
головой".
Мой дед обернулся к матушке и с интересом спросил:
- "Этому мальчику только тринадцать?! Из молодых, да - ранний.
Интересно пощупать - чем он тут у тебя дышит".
А матушка многообещающе ухмыльнулась и предупредила:
- "Я думаю, что вы оба еще удивите друг друга. С ним - забавно. Он у
меня уже на все имеет свою точку зрения и однажды - послал меня к черту.
У него есть невеста, о которой я тебе написала, но он - упрям, как все
фон Шеллинги. Ведь ты женился на моей матери тоже против воли всей нашей
семьи - не так ли?"
Дед внимательно, но с некоторым осуждением во взоре, окинул меня с
головы до ног, а затем подмигнул моей матушке:
- "Разберемся. Впрочем, я о том ни разу не пожалел. А ты?"
Матушка задумчиво улыбнулась, и вдруг отчужденно и как-то холодно
прошептала:
- "Конечно, нет. Только вот ждала я тебя слишком долго... Лучше бы ты
вернулся пораньше!"
Где-то через неделю - мы с дедом катались в окрестностях Озолей и он
показывал мне всякие штуки. Как обертывать копыта лошадей лопухами, или
вести ее под уздцы так, чтобы она не заржала и не захрапела. Или наоборот, -
как заставить кобылу тихонько подать голос, чтобы ей ответил жеребец
неприятеля. Все это не составляет никакого труда - если знать, как сие
делается. Но для меня это была настоящая "Терра Инкогнита" и я слушал дедов
урок, затаив дыхание.
Был жаркий полдень и дед устал мотаться со мной по лесам, да болотам и
мы присели с ним отдохнуть и немножко перекусить. Мы разломили с ним краюху
хлеба и кусок сыра, а запивали - темным пивом из одной фляжки. Только в тот
день я впервые заметил насколько он старый, - капельки испарины выступили на
его висках и под усами на верхней губе, а руки еле заметно дрожали,
передавая мне флягу с пивом. Я спросил его:
- "Сие не опасно?"
- "Что именно?"
- "Твоя болезнь. У тебя язва?"
Дед внимательно окинул меня взглядом и тихо спросил:
- "С чего ты взял?"
- "Матушку частенько мучит изжога. Она говорит, что в нашей семье много
умерло язвой. У тебя все симптомы. Почему не лечишься?"
Дед обнял меня и, похлопывая по плечу, отвечал:
- "Когда-нибудь... Когда-нибудь ты тоже плюнешь на всех докторов и
захочешь пожить последние дни без лекарств и рецептов...
Ты прав, - это опасно. Это смертельно опасно и врачи прочат мне не
более полугода. Поэтому мне и разрешили проститься. С дочкой и внуками. По
долгу службы я не могу покинуть Америки.
Но я - не боюсь. У меня нет страха перед падением занавеса. Я всего
лишь - смою с лица грим и...
Возможно, я встречу там единственную женщину, которую любил всем
сердцем. И мы - заживем вместе долго и счастливо. Арлекин соскучился по
Коломбине и просит отставки... Finita la commedia".
Что-то было в его голосе странное. Непривычное, волнующее сердце. Я
невольно сделал к нему движение и спросил:
- "Ты не жалеешь... Ты не скучаешь по Родине? По Германии?"
- "Не знаю. Возможно я - слишком голландец, или чех, или - бродячий
цыган для того. У меня была жена. Германия убила ее...
Нет, я не жалею ни о чем. Барон фон Шеллинг умер задолго до того, как в
Америке обЦявился негоциант и комедиант Саттер. У Саттера ныне в Бостоне
жена и две очаровательных дочки. Приемных.
Одна на выданье, другая - уже на сносях... Замужем за сенатором! Я -
американец Саттер, а бедный барон - Иоганн фон Шеллинг умер от горя по своей
молодой жене. Я уж и забыл про него".
Я долго смотрел на моего родного деда и все пытался представить мою
бабушку, - я видел только ее крохотную и не очень хорошую миниатюру в
матушкином медальоне. И вот только этим жарким днем мне вдруг пригрезилось,
что я - наконец-то хоть немножечко ее увидал. В глазах моего деда. Я сел к
нему поближе и...
Тут дед резко выпрямился, подтянулся и будто захлопнул створки
невидимой раковины со словами:
- "Отставить слезы и сопли! Сейчас у нас будет сеанс практической
магии. Исполняю самые сокровенные желания посетителей - только в нашем
цирке. Единственная гастроль - единственное желание. Загадывай желание и я -
исполняю его".
- "Идет. Можно начать?"
- "Валяй".
- "Сделай так, чтобы я смог жениться на Яльке. Чтоб мы любили друг
друга долго и счастливо и... И только смерть разлучила бы нас".
Дед прищелкнул пальцами, сделал в воздухе пару пассов, а потом вдруг
застыл на половине жеста:
- "Погоди, я-то женю тебя на литвинке и влюблю вас друг в друга, - но
как же обычаи? Ты - лютеранин, она - католичка, твоя мать - яростная
иудейка, что скажут церкви? Ты понимаешь сколько законов вам придется
преступить в один миг? Да и кто осмелится вас венчать? По какому закону?"
Я от души рассмеялся:
- "О католиках - не беспокойся, мы их повывели. Я - глава латвийской
лютеранской церкви, - как прикажу - так и будет. А что до евреев... Не думай
об этом. Матушка скажет -- они подпрыгнут!"
Дед внимательно взглянул на меня, затем опять завертел в воздухе
пальцами и... снова остановился:
- "Еще одна закавыка. Ялька-то - деревенская! А ты - горожанин. Сможешь
ли ты прожить с ней в твоих деревенских Озолях? Сможет ли она выжить в Риге,
или, предположим, - Санкт-Петербурге?"
Я растерялся. Я никогда не задавал себе этого вопроса. В глубине моего
сердца невольно шевельнулось воспоминание, - Ялька скучает в нашем рижском
доме, когда я привожу ее туда в гости к родителям. А я сам порой выхожу из
себя от сознания того, что я наблюдаю в Озолях, как трава растет, а в Риге -
премьера "Много шума из ничего" и все мои сверстники, - конечно же - там. Но
Ялька плачет и не хочет в Ригу. Да и что ей делать в обществе хорошеньких
баронесс и юных банкиров?
Господи, но о чем это я? Какие пустяки лезут в мою голову?!
- "Это все - ерунда. Ей когда-нибудь понравится город. Да и мне неплохо
в Озолях. Но погоди, - ты обещал исполнить мое желание, а не - отговорить от
него..."
- "Да я уже почти исполнил его! Только ответь мне на последний вопрос,
- кто отец твоей Яльки? Думал ли ты о том, что, возможно, именно ее отец -
выжег твои Озоли?! Понимаешь ли ты, что кровь пролита между тобой и любой
католичкой?!
Доходит ли до тебя, что об этом никогда не забыть твоим людям?! Они
придут на твою свадьбу и будут думать, что их госпожа - дочь человека,
который проливал кровь их отцов и дедов?!"
Я подскочил на месте. Я взорвался. Я вцепился руками в лацканы дедовой
куртки. Я заорал что-то на тему, что не его собачье дело лезть в мои дела и
вообще...
Я попытался увидать Яльку. Я позвал ее, я хотел во что бы то ни стало
увидать ее лицо, а вместо этого передо мной стоял тот страшный почернелый
амбар. Ворота перед ним. На них петли, а в них - одна из фигур вдруг ожила и
сама собою повернулась ко мне. Совсем юная светловолосая девчонка с
вырезанными глазами.
Черный крест, - дегтем - по ее голому, потрошеному телу... Чуть ниже
пупка - крест становился черно-красным. Что-то черно-красное медленно и
лениво ползло вниз-вниз, туда... На черную от крови землю. А я вновь был в
жертвенном круге и держал в руках острый нож... И оглушающе: "Будь здоров,
Велс! Доброй тебе еды!"
Я взмахнул ножом и попал в самое сердце очередной телки - черной масти.
Она упала на черную от крови землю и захрипела и забилась в судорогах. Тут
она подняла ко мне побледнелое лицо и я понял, что убиваю Яльку... А все
кругом в экстазе выкрикнули -- "Доброй тебе еды, Властелин Того Мира!"
