лоб. Она выдыхала воздух до тех пор, пока не почувствовала, что мир стал
тусклым, эйфория от вина покинула ее, и она превратилась в С'данзо,
ожидая, что капризный дар древних богов посетит ее. Она вновь выдохнула
воздух и забыла, что находится в комнате, где умерла ее мать. С закрытыми
глазами она опустила колоду и черепок на стол и вытащила три карты лицом
вверх.
СЕМЬ РУД: красная глина, гончар с его кругом и печью для обжига.
РТУТЬ: расплавленный водопад, алхимический предшественник всех руд -
туз рудной масти.
ДВЕ РУДЫ: сталь, карта войны, карта смерти со сражающимися людьми в
масках.
Она растопырила пальцы, чтобы коснуться каждой карты, и потерялась в
поисках кузницы Энлибрайта.
Оружейник был стар, его рука тряслась, когда он проводил щеткой по
необожженной дощечке; такой же старым колдун суетился возле него, глядя
испуганно над его плечом на то, что находилось за пределами колдовских
способностей С'данзо Иллиры. Ничего подобного их одежде Иллира в
Санктуарии не видела. Видение заколыхалось, когда она подумала о
настоящем, и она, послушная долгу, вернулась к арсеналу. Иллира подражала
оружейнику, когда он покрывал дощечку рядами плотных непонятных знаков.
Колдун взял дощечку и брызнул на нее мелким песком. Он начал монотонное
песнопение, такое же бессмысленное, как и чернильные отметки. Иллира
почувствовала начало колдовства и возвратилась _ч_е_р_е_з _в_р_е_м_я_ в
казарму.
Уэлгрин убрал одежду со стола и вложил грифель в руку Иллиры, хотя
она этого не почувствовала. Несколько мгновений она сравнивала свое
копирование с изображениями, которые пока сохранились в ее памяти. Затем
изображение ушло, и она полностью вернулась назад в комнату, спокойно
наблюдая за Уэлгрином, смотрящим на стол.
- Это то, что ты хотел? - спросила она мягко.
Уэлгрин не ответил, а цинично расхохотался.
- О, моя сестра! Родственники твоей матери - ловкие люди. Их
проклятье возвращается назад к рассвету. Посмотри на это.
Он показал на скопированные линии, и покорная Иллира внимательно
посмотрела на них.
- Это не то, что ты хотел?
Уэлгрин взял карту Ртути и показал на линии надписей, которые
изображали водопад.
- Это руны, которые использовались с тех пор, как Илсиг достиг своих
высот, но это... - он начертил на столе закорючки. - Это старше, чем
Илсиг. Калисард, Ворзель и тысяча длинных пустых бутылок! Как глуп я был!
В течение многих лет я имел дело с секретом энлибарской стали и никогда не
представлял, что формула может быть такой же старой, как руины, где мы
нашли ее.
Иллира протянулась через стол и обхватила его сжатые кулаки своими
ладонями.
- Ты уверен, что есть те, кто может это прочитать? Как может
отличаться один вид письма от другого? - спросила она с невинным
невежеством.
- Это отличается так же, как речь рагги от твоей.
Иллира кивнула головой. Сейчас не время говорить ему о том что, когда
рагги пришли торговать, они договаривались при помощи жестов, поскольку
никто не мог слушать их речь.
- Ты мог бы пойти в скрипториум [помещение для переписывания
рукописей] по Губернаторской Аллее. Они продают тексты так же, как Блайнд
Якоб продает фрукты, и не имеет значения, что содержит тот или иной текст,
пока ты не заплатил за него, - предложила она.
- Ты не понимаешь, Иллира. Если формула снова станет известной,
честолюбие отыщет ее. Правители вооружат своих солдат энлибарской сталью и
отправят их покорять соседей. Войны будут разрушать землю и убивать
живущих на ней людей, - Уэлгрин смягчился и начала чертить углем на куске
прозрачного пергамента.
- Но ты хочешь иметь его, - тон Иллиры стал обвиняющим.
- Десять лет я ходил в походы для правителей Рэнке. Я брал своих
солдат далеко на север, за пределы равнины. В тех землях живут кочевники,
у которых нет причин бояться нас. Вспыльчивые и превосходящие нас по
численности на многие тысячи, они проходили через наши ряды как нож через
мягкий сыр. Мы отступили, и Император приказал повесить наших командиров
как трусов. Мы снова пошли вперед с новыми офицерами и были снова
отброшены назад с такими же результатами. Я получил офицерское звание и
боялся, что нас пошлют в третий раз, но Рэнке обнаружил более легкую
добычу на востоке, и армия бросила своих убитых в поле, чтобы исполнить
императорские амбиции.
- Я вспомнил истории Энлибара. Я скрывался там, когда впервые покинул
этот город. С помощью энлибарской стали шпаги моих солдат соберут урожаи
крови кочевников, и меня не будут считать трусом.
- Я нашел в Капитолии людей, которые выслушали мои планы. Они знают,
что такое армия и что такое поле боя. Они не являются друзьями скудоумного
Императора, который рассматривает Войну не более, чем учебный плац, и они
стали моими друзьями. Они дали мне разрешение на поиски в развалинах с
моими солдатами и предусмотрели здесь гарнизонные посты, когда все приметы
сказали, что ответ находится в Санктуарии. Если я смогу вернуться с
формулой, армия не будет козлом отпущения ленивых императоров.
Когда-нибудь будут править люди, которые понимают, что такое сталь и
кровь... но я не дождусь их. Подлое проклятие С'данзо опередило меня!
Колдун пришел, когда я был здесь, и мои мечты отступали все дальше с
каждым шагом, который я предпринимал.
- Уэлгрин, - начала Иллира, - С'данзо не столь могущественны.
Посмотри на карты. Я не могу прочесть твои надписи, но я могу читать
карты, и нет проклятья в твоей судьбе. Ты нашел то, за чем пришел. Красная
глина дает сталь через Рудоправителя - Ртуть. Действительно, Ртуть - это
обманщик, но только потому, что ее глубины скрыты. Ртуть позволит тебе
превратить эту писанину в то, что тебе больше понравится, - она снова была
С'данзо, раздавая мудрость среди своих свечей, но без ярких красок и
толстого слоя косметики ее слова приобретали новую убедительность.
- Ты затронута тем же самым проклятьем. Ты спишь со своим мужем и еще
не имеешь детей.
Иллира, пристыженная, отпрянула.
- Я... я использую дары С'данзо, и должна верить в их силу. Но ты
стремишься к силе стали и войны. Тебе не нужно верить в С'данзо, тебе не
нужно бояться их. Ты убежал - ты спасся! Единственное проклятие на тебе -
это твоя собственная вина.
Она отвела взгляд от его лица и осторожно собрала карты, чтобы они не
провалились через грубо сколоченные доски пола, выпав из ее дрожащих рук.
Она встряхнула свою мантию, успокоив раздражение кнутоподобным щелканьем
тяжелой ткани.
- Я ответила на твои вопросы. И хочу получить плату, если ты
изволишь, - она протянула руку, не глядя ему в лицо.
Уэлгрин отстегнул от пояса замшевый кисет и положил его на стол.
- Я только возьму светильник, и мы можем отправляться на базар.
- Нет, я сама возьму светильник и пойду одна.
- Улицы - не подходящее место для женщины в темное время.
- Я пройду, я ходила до этого.
- Я дам одного из моих солдат сопровождать тебя.
- Хорошо, - согласилась Иллира, внутренне удовлетворенная таким
компромиссом.
По быстроте, с которой появился солдат, Иллира предположила, что он
был снаружи все время, пока происходило это. Солдат взял светильник и
пошел немного впереди нее, внимательно выполняя свои обязанности, и не
пытаясь начать беседу до тех пор, пока они не дошли до ворот базара, где
Иллира вышла вперед, чтобы указать путь в лабиринте палаток.
Она покинула солдата, не попрощавшись, и проскользнула в темноту
своего дома. Знакомая обстановка избавляла от необходимости в освещении.
Она двигалась быстро и, тихо, складывая одежду в аккуратные стопки и,
положив дорогой кисет вместе с другими своими ценностями, успокоилась в
теплой постели.
- Ты возвратилась благополучно. Я готов был одеть брюки и пойти
встретить тебя. Он дал тебе все, что обещал? - прошептал Даброу, обнимая
ее.
- Да, и я ответила на все его вопросы. У него теперь есть формула
энлибарской стали, что бы то ни было, и если его цели реальны, он сможет
многого достичь. - Ее тело расслабилось серией небольших судорог, и Даброу
крепче прижал ее.
- Энлибарская сталь, - размышлял он задумчиво. - Шпаги в легендах
были из энлибарской стали. Человек, владеющий такой сталью, сейчас был бы
человеком, который считался бы... ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ ОН БЫЛ КУЗНЕЦОМ.
Иллира натянула простыню на уши и притворилась, что не слышит.
- Сладости! Сладости! Лучшие на базаре! Лучшие в Санктуарии!
Снова было обычное утро с Хаконом, катившим свою тележку мимо палатки
кузнеца. Иллира, у которой один глаз был уже накрашен, а другой еще не
тронут, выскочила, чтобы купить к завтраку лакомство.
- В городе новости, - сказал продавец, положив три пирожных в миску
Иллиры. - Прошлой ночью вся стража гарнизона покинула город, и даже
калека-писец, который жил на Улице Оружейников, был уведен среди большого
шума и суматохи. Конечно, стражи не оказалось, чтобы ответить на вызовы. А
цербер смотрел на все происходившее, думая, что это связано с
патрулированием законопослушной части города.
Недовольство Хакона отчасти объяснялось его проживанием на верхнем
этаже дома по улице Оружейников.
Иллира взглянула на Даброу, который медленно кивнул в ответ.
- Может быть, они связаны между собой? - спросила она.
- Тьфу! Что может хотеть убегающее войско от человека, который читает
на пятнадцати вышедших из употребления языках, но не может перейти лужу,
если кто-нибудь не подаст ему руку.
- Что же в действительности произошло?
Даброу вернулся в кузницу, а Иллира посмотрела поверх базарных стен
на дворец, находящийся в северной части города. Хакон, ожидавший менее
таинственной реакции на свои новости, что-то проворчал на прощание и
покатил тележку к другой палатке с более подходящей публикой.
Все утро можно было видеть горожан, споривших с продавцами. Иллира
поспешила назад под крышу палатки, чтобы закончить свое ежедневное
превращение в старуху С'данзо. Она вытащила из колоды три Рудных карты
Уэлгрина и положила их в кисет с драгоценностями матери, зажгла лампаду и
встретила первого в этот день посетителя.
Альфред ВАН ВОГТ
СОН ЯСНОВИДЯЩЕЙ
Разбудил Сталвига душераздирающий крик, пронзивший кромешную темноту
ночи. Он решил, наверное, как и любой другой житель этого древнего
разрушающегося со временем города, что услышал вопль очередной жертвы
ночного мародерства, случающегося время от времени в Лабиринте. Дикий крик
нарастал, приближался и вот уже почти достиг его жилища, его
оранжереи-теплицы на втором этаже, когда...
Сознание как бы отключилось, а затем из мрака мучительных рефлексий и
угрызений совести пришло понимание происшедшего.
Опять, уже в который раз!
Ставший привычным для него ночной кошмар возникал, видимо, в том
укромном уголке его подсознания, где хранилось не до конца осознанное
воспоминание, которое, возможно, было не совсем реальным. А началось все в
ту самую ночь, три года и четыре месяца тому назад, когда услышал он в
полусне предсмертный крик своего отца. Вот и сейчас, сидя на краю постели,
он вновь и вновь, в который раз, с непроходящим чувством вины, возвращался
к одной и тон же мысли:
- Если б я тогда, в тот самый момент, вошел к нему и все выяснил!
Лишь утром обнаружил он труп отца, с жестоко перерезанным горлом и
вызывающей ужас предсмертной гримасой на лице. Недоумение вызывало то, что
