дурацкий звук, а главное - все стараются по этому случаю как следует
напиться. Потолкавшись с часок, я неожиданно разглядел в самой гуще
танцующих Халида. Он бурно отплясывал лихую джигу в компании земляков.
Присев у стеночки, я решил дождаться, пока он слегка угомонится. Я снова
нарывался на душещипательную беседу.
С Халидом мы общались уже достаточно долго. По большей части, он
философствовал; кроме "врастания" и "гиперреальности" новых практик
фактически не было. Впрочем, учение, элементы которого пытался втолковать
мне Халид, интересовало меня гораздо больше любых техник. Склоняясь по
привычке к интеллектуальным размышлениям, я пытался связать его с известными
мне направлениями: буддизмом, Кастанедой, Ошо, учением суфиев. Но Халид
упорно сопротивлялся моим потугам.
Всякий раз, когда я обнаруживал в его рассуждениях сходство с различными
учениями, он ловко противоречил себе и путал следы. Путь, который он называл
Искусством, с большим трудом поддавался определениям. Пока я сформулировал
для себя единственный доступный мне постулат: Искусство - это подход,
универсальное мировосприятие, которое может быть применимо к любой сфере
жизни и трансформирует ее в соответствии с задачами практикующего. Возможно,
я и ошибался.
- Почему не танцуешь? - рядом со мной стоял потный, взъерошенный Халид.
- Да так. Не хочется.
- Как - не хочется?
- Очень просто. Ты еще долго намерен плясать?
- Не знаю, какая разница. Ты меня ждешь, что ли?
- Допустим.
- Ну уж нет. Сегодня - никаких разговоров. Ты мой должник. Пошли!
Халид ничтоже сумняшеся взял меня за руку и поволок в гущу танцующих. Я
чувствовал себя крайне дискомфортно. Танцевать совершенно не хотелось, да я
и не умел. Немалым усилием я заставлял тело двигаться в ритме - со стороны
это, должно быть, выглядело весьма неприглядно. Халид и его друзья плясали
как заведенные, периодически что-то выкрикивая на своем языке. То и дело они
поглядывали на меня, переговаривались и хохотали. Мне стало противно. Едва
дождавшись конца песни, я снова смылся под стенку. Халид нагнал меня.
- Что случилось? Почему ты такой скованный?
- Я же сказал - не хочу танцевать.
- Но почему?
- Нипочему. И какого черта твои приятели смеются надо мной?
Халид мягко хохотнул.
- Они не над тобой смеются, а надо мной. И потом - хороший урок для твоих
амбиций.
- Почему это они над тобой смеются?
- Говорят, что мой ученик - самый бестолковый среди всех.
- У них тоже есть ученики?
- У кого есть, у кого нет. Это неважно. Еще они говорят, что ты ужасно
напуганный.
- Я напуганный?
- Ну не я же! - Халид ехидно заулыбался. - Конечно ты. Вернее, твое тело
напугано.
- Чем же оно напугано?
- Не знаю. Выясним. Значит, не идешь танцевать?
- Нет. Не надейся.
- Ладно. Тогда пойдем прогуляемся. Авось тебе получшает.
Мы вышли в палисадник и двинулись в сторону дальней посадки, сохраняя
молчание.
Первым нарушил его я:
- Допустим, у меня действительно полно страхов. Но что делать - я такой.
- Что ты хочешь от меня услышать?
- Раз ты мой учитель - вот и помоги мне.
- В чем я должен тебе помочь?
- Избавиться от страхов.
- А сколько их у тебя?
Его вопрос слегка ошеломил меня. Я задумался, пытаясь заняться
подсчетами. Халид тихонько посвистывал.
- Я не знаю. Трудно сказать.
- Давай предположим. Говори первое, что приходит на ум.
- Э-ээ... Штук семь.
- Угу. А какие они?
- В смысле?
- Например: маленькие или большие?
- По размеру?
- Ну да, по размеру. Ты сказал, у тебя имеется семь штук страхов.
Предположим, они все разные и могут отличаться друг от друга по цвету, по
размеру, по форме.
Подобный ход мысли никогда не приходил мне в голову. Страхи представились
мне как семь темно-серых "хвостов" или щупалец, шевелящихся вертикально за
спиной.
Зрелище было не из приятных. Наблюдая дальше, я заметил, что среди них
выделялось два особенно темных и устрашающих. Эти щупальцы поднимались выше
головы и зловеще извивались. Я описал картинку Халиду.
- Замечательно. Остальные пять, стало быть, неважные?
- Похоже на правду.
- Попробуй сказать им об этом.
- Сказать что?
- Что они для тебя не имеют значения и общаться ты намерен только с
самыми важными.
- Как я должен это сказать?
- Да как хочешь. Например, словами. И еще - не забудь поблагодарить все
свои страхи за то, что они существуют и помогают тебе.
- Интересно, как это они мне помогают? По-моему, только вредят. И у меня
совершенно нет желания их благодарить.
- Нет - значит появится! Не надо много думать. Делай то, что я тебе
сказал.
Преодолевая острое нежаление, я весьма коряво высказал про себя
благодарность своим страхам. Наверное, по правилам Искусства, это следовало
делать от души, но душа упорно сопротивлялась. Что-то абсурдное виделось мне
во всем этом упражнении. Вслед за тем с гораздо большей охотой я высказал
пятерым "хвостам", что не нуждаюсь в их услугах. Как ни странно, "хвосты"
поблекли и словно бы увяли. Осталось два самых главных.
- Хорошо, - заметил Халид, выслушав мои результаты. - Теперь ты видишь -
со страхами можно общаться. И договариваться.
- Зачем это нужно?
- На пути Искусства необходимо уметь общаться с миром. В том числе, и с
внутренним. Я задал тебе саму возможность общения, контакта. Ты убедился,
что твои страхи - это не нечто абстрактное. Они имеют форму, цвет, размер,
они могут подчиняться твоей воле. Хотя воля здесь - далеко не самое главное.
- А что главное?
- Твоя благожелательность. В тебе, как и в любом человеке, обитает
множество внутренних жителей или частей сознания - называй как хочешь. Они
все разные, у каждого - свои интересы. Вот ты почему-то решил, что твои
страхи враждебны тебе. Но что такое ты? Вероятно, они враждебны той части,
которая их боится.
Другие части чувствуют все по-другому.
- Растолкуй, пожалуйста.
- Ради Бога. Природой в человеке заложен страх. Это совершенно нормальное
чувство - такое же, как гнев, радость, уныние. При этом страх - очень
древнее существо. Он - страж, который охраняет нас, равно как и другие живые
формы, от опасности, от необдуманных поступков, наконец, от преждевременной
гибели. Именно за это его и следует благодарить. Однако есть и другое
чувство - боязнь страха.
Вдумайся, чего ты боишься больше - реального хулигана, который может
напасть на тебя, или того, что ты испугаешься, не сможешь постоять за себя,
будешь унижен и в результате станешь презирать себя. Вернее, твои амбиции,
твоя гордыня не дадут тебе спать спокойно.
- В общем, ты прав. Но страх все равно остается. Например, когда я
попадаю в ситуацию реальной агрессии, тело и ум как бы цепенеют, и я
оказываюсь просто бессилен. Тогда я начинаю искать иные выходы. Например,
пытаюсь договориться с человеком, который мне угрожает, вместо того, чтобы
сопротивляться, драться.
- Что же в этом плохого?
- Ну как что? Нападающий имеет надо мной полную власть.
И я рассказал Халиду одну историю из детства. Мы с приятелем убегали от
соседских мальчишек - они были из чужой компании, и отношения между нами
были крайне воинственные. Как правило, я не принимал участия в потасовках,
да и соперники были не из самых сильных, но страх все равно брал свое. Мы
бежали к подъезду, где жил мой приятель - там была "зона безопасности".
Преследователи приближались. Приятель уже вбегал в подъезд, а я был от него
метрах в двадцати.
Неожиданно какая-то сила остановила меня, словно бы я впал в кому. Тело
одеревенело. Я остановился и стал терпеливо дожидаться преследователей.
Удивленные, они догнали меня и "взяли в плен". Нельзя сказать, что
"враги" издевались надо мной, но было очень гадко. Отношения с приятелем
испортились навсегда - он счел меня трусом, и правильно сделал.
- Я ничего не мог с собой поделать, - так я закончил эту невеселую
историю.
- И с тех пор ты считаешь себя трусом? - спросил Халид.
- Да нет, еще раньше - такое приключалось много раз.
- Чего бы ты хотел теперь?
- Избавиться от этой "комы", сопротивляться.
И я снова пустился в излияния. С детства я мечтал стать сильным,
заниматься спортом - например, борьбой. Однако родители были против: мать
считала, что борьба - опасная штука, можно покалечиться. Меня думали
определить на фигурное катание, но я считал, что это занятие для девчонок, и
фигурное катание заглохло.
Выросши, я многократно пытался заняться атлетической гимнастикой, но
всегда происходило одно и то же: после полутора-двух месяцев я простужался,
и дальше дело не шло. Мне казалось, что тело активно сопротивляется
физическому развитию.
- Правильно казалось, - утвердительно закивал Халид. - Оно у тебя сковано
страхом изнутри, и малейшие попытки что-либо изменить нарываются на
отчаянное сопротивление. Между умом и телом есть негласный договор; я не
совсем еще разобрался, в чем суть, но главное - тебя этот паритет
устраивает.
- Да не устраивает! - вскипел я, и, чуть успокоившись, добавил: - Уже не
устраивает.
- Допустим, уже не устраивает. Замечательно. Но что ты можешь предложить
телу взамен твоей "комы"?
- Не понял.
- Попытаюсь объяснить. Оцепенение тела - древнейшая реакция живого
организма на опасность. Так поступают многие животные, притворяясь падалью.
Приведу пример в стиле твоего любимого Кастанеды. Есть такой зверь -
опоссум. Это жирная и ленивая тварь. Он не умеет быстро бегать, и когда
приближается опасность, опоссум падает на спину и цепенеет. Практически
останавливается дыхание, тело делается твердым, как у мертвого. На свою
беду, злейший враг опоссума - койот
- не есть падали, и потому, если игра удалась, уходит восвояси без ужина.
"Страх опоссума" - совершенно нормальная реакция твоего тела, она идет из
клеточной памяти.
- Но мне совсем не нужен "страх опоссума"!
- Допустим, хотя это действенная мера. Я хочу, чтобы ты понял: ни одна из
реакций твоего тела или ума не бесполезна. Они все имеют большое значение -
именно за это ты должен благодарить свой страх. Поверь: тело знает лучше,
другое дело - в какие условия оно поставлено твоим умом.
- Не надо убеждать меня в том, что мои страхи жутко полезны. Все равно не
поверю. Лучше посоветуй, как от них избавиться.
- Опять ты за свое. Слишком торопишься. Вынь шило из задницы - тебе же
легче станет. На пути Искусства главное - уметь выбирать. Ты смотришь со
всех сторон на свой "страх опоссума" и все больше убеждаешься, что он
перестает тебя устраивать. Отлично. Но не стоит от него отказываться, можно
просто отложить в сторону. И найти адекватную замену.
- Какую замену?
- Живые существа пугаются по-разному. Возьми, например, крысу. Загнанная
в угол, испуганная крыса - поистине страшное существо. Ее сила возрастает
безмерно. Охваченная страхом, она готова сражаться с величайшей отвагой.
Голыми руками ее не взять. Точно так же поступает и кошка - враг крысы, и
койот.
"Страх койота" - это полная противоположность "страху опоссума": он
гораздо полезнее.
- Ты предлагаешь мне сменить "страх опоссума" на "страх койота"?
- Именно так! Сейчас ты спросишь меня, как это сделать.
- Конечно, спрошу.
- Вспомни признаки "страха опоссума": тело становится неподатливым,
словно уже не принадлежит тебе, руки и ноги холодеют, сердце бьется
медленнее, ум как бы останавливается, замирает. Все это можно описать одним
словом - холод. Признаки "страха койота" совершенно другие: тебя бросает в
жар, тело наливается невесть откуда взявшейся энергией, реакции ускоряются,
