Убитое животное сделало еще несколько конвульсивных движений и начало
грызть землю. В это время центр тяжести переместился, оно медленно подалось
вперед и грузно свалилось к ногам охотника.
С первого же взгляда я узнал маньчжурскую пантеру (Felis pardus
orientalis Schleg), называемую местными жителями барсом. Этот великолепный
представитель кошачьих был из числа крупных. Длина его тела от носа до корня
хвоста равнялась 1,4 метра. Шкура пантеры, ржаво-желтая по бокам и на спине
и белая на брюхе, была покрыта черными пятнами, причем пятна эти
располагались рядами, как полосы у тигра. С боков, на лапах и на голове они
были сплошные и мелкие, а на шее, спине и хвосте - крупные, кольцевые.
В Уссурийском крае пантера держится только в южной части страны, и
главным образом в Суйфунском, Посьетском и Барабашевском районах. Главной
пищей ей служат пятнистые олени, дикие козули и фазаны. Животное это крайне
хитрое и осторожное. Спасаясь от человека, пантера влезает на дерево и
выбирает такой сук, который приходится против ее следов на земле и,
следовательно, как раз против луча зрения охотника. Растянувшись вдоль него,
она кладет голову на передние лапы и в этом положении замирает. Пантера
отлично понимает, что со стороны головы ее тело, прижатое к суку, менее
заметно, чем сбоку.
Снимание шкуры с убитого животного отняло у нас более часа. Когда мы
тронулись в обратный путь, были уже глубокие сумерки. Мы шли долго и наконец
увидели огни бивака. Скоро между деревьями можно было различить силуэты
людей. Они двигались и часто заслоняли собой огонь. На биваке собаки
встретили нас дружным лаем. Стрелки окружили пантеру, рассматривали ее и
вслух высказывали свои суждения. Разговоры затянулись до самой ночи.
На другой день мы продолжали наш путь. Долина суживалась, и идти
становилось труднее. Мы шли целиной и только заботились о том, чтобы
поменьше кружить.
В полдень мы подошли к самому гребню. Подъем был крутой и трудный. Лошади
карабкались на кручу изо всех сил; от напряжения у них дрожали ноги, они
падали и, широко раскрыв ноздри, тяжело и порывисто дышали. Чтобы облегчить
путь, пришлось идти зигзагами, часто останавливаться и поправлять вьюки.
Наконец мы взобрались на хребет. Здесь дан был получасовой отдых. По хребту,
поросшему лесом, надо идти всегда осторожно, надо часто останавливаться,
осматриваться, иначе легко сбиться с пути, в особенности во время тумана.
Помню, раньше я несколько раз таким образом блуждал. Чтобы не повторить
ошибки, я приказал людям остановиться и, выбрав высокий кедр, не без труда
взобрался на самую его вершину.
Сверху я увидел весь горный хребет Да-дянь-шань как на ладони. Он шел на
север с легким изгибом к востоку. Здесь он имел характер расплывчатый,
неясный, а далее на восток, вероятно в верховьях Даубихе и Улахе, был высок
и величествен. Западные его склоны казались крутыми и обрывистыми, восточные
- более пологими. Слева вдали виднелись Майхе и Цимухе, справа - сложный
бассейн Сучана. С этой стороны местность была так пересечена, что я долго не
мог сообразить, куда текут речки и к какому они принадлежат бассейну.
Впереди, километрах в пяти, высилась какая-то куполообразная гора. Ее-то я и
наметил пунктом, где следовало второй раз ориентироваться.
На вершине хребта Да-дянь-шань растет лес крупный, чистый, вследствие
чего наше передвижение с вьюками происходило довольно быстро. В одном месте
мы спугнули двух изюбров - самца и самку. Олени отбежали немного и
остановились как вкопанные, повернув головы в нашу сторону. Один из казаков
хотел было стрелять, но я остановил его. Продовольствия мы имели достаточно,
а лошади были перегружены настолько, что захватить с собой убитых оленей мы
все равно не могли бы. Я несколько минут любовался изюбрами. Наконец самец
не выдержал. Он издал короткий крик и, положив рога на спину, сильными
прыжками пошел наискось под гору.
Благородный олень, обитающий в Приамурском крае, называется изюбром
(Cervus canadensis Luchodrfi Bolau). Это стройное и красивое животное имеет
в длину 1,9, а в высоту - 1,4 метра. Вес тела достигает 197 килограммов.
Шерсть изюбра летом светло-коричневая, зимой - серовато-бурая с бело-желтым
зеркалом сзади. На длинной и сильной шее, украшенной у самцов гривой,
помещается красивая голова с большими трубчатыми и подвижными ушами.
Вилообразно расходящиеся рога имеют впереди два прямых бивня и несколько
верхних отростков. Рога эти зимой спадают и весной вырастают вновь, и притом
каждый раз одним отростком больше. Поэтому по числу отростков можно судить о
возрасте оленя, считая один лишний год, когда он ходит безрогим (саек).
Однако количеству отростков есть предел. Обыкновенно взрослый самец имеет их
не более семи. В дальнейшем идет только увеличение веса рогов, их размеров и
толщины. Молодые весенние рога, наполненные кровью и еще не затвердевшие,
называются пантами.
В Уссурийском крае благородный олень обитает в южной части страны, по
всей долине реки Уссури и ее притокам, не заходя за границу хвойных
насаждений Сихотэ-Алиня. На побережье моря он встречается до мыса Олимпиады.
Летом изюбр держится по теневым склонам лесистых гор, а зимой - по
солнцепекам и в долинах, среди равнинной тайги, где полянки чередуются с
перелесками. Любимый летний корм изюбра составляет леспедеца, а зимой -
молодые побеги осины, тополя и низкорослой березы.
В полдень мы сделали большой привал. По моим соображениям, теперь мы
должны были находиться недалеко от куполообразной горы.
В походе надо сообразоваться не столько с силами людей, сколько с силами
вьючных животных. И в самом деле, они несут большие тяжести, поэтому при
всякой более или менее продолжительной остановке надо облегчить их спины от
груза.
Как только лошади были расседланы, их тотчас пустили на свободу Внизу,
под листьями, трава была еще зеленая, и это давало возможность пользоваться
кое-каким подножным кормом.
Глава 2
Встреча с Дерсу
Бивак в лесу. - Ночной гость - Бессонная ночь - Рассвет
После отдыха отряд наш снова тронулся в путь На этот раз мы попали в
бурелом и потому подвигались очень медленно. Часам к четырем мы подошли к
какой-то вершине. Оставив людей и лошадей на месте, я сам пошел наверх,
чтобы еще раз осмотреться.
Влезать на дерево непременно надо самому. Поручать это стрелкам нельзя.
Тут нужны личные наблюдения Как бы толково и хорошо стрелок ни рассказывал о
том, что он заметил, на основании его слов трудно ориентироваться.
То, что я увидел сверху, сразу рассеяло мои сомнения. Куполообразная
гора, где мы находились в эту минуту, - был тот самый горный узел, который
мы искали. От него к западу тянулась высокая гряда, падавшая на север
крутыми обрывами. По ту сторону водораздела общее направление долин шло к
северо-западу Вероятно, это были истоки реки Лефу.
Спустившись с дерева, я присоединился к отряду. Солнце уже стояло низко
над горизонтом, и надо было торопиться разыскать воду, в которой и люди и
лошади очень нуждались. Спуск с куполообразной горы был сначала пологий, но
потом сделался крутым. Лошади спускались, присев на задние ноги. Вьюки лезли
вперед, и, если бы при седлах не было шлей, они съехали бы им на голову.
Пришлось делать длинные зигзаги, что при буреломе, который валялся здесь во
множестве, было делом далеко не легким.
За перевалом мы сразу попали в овраги. Местность была чрезвычайно
пересеченная. Глубокие распадки, заваленные корчами, водотоки и скалы,
обросшие мхом, - все это создавало обстановку, которая живо напоминала мне
картину Вальпургиевой ночи. Трудно представить себе местность более дикую и
неприветливую, чем это ущелье.
Иногда случается, что горы и лес имеют привлекательный и веселый вид.
Так, кажется, и остался бы среди них навсегда. Иногда, наоборот, горы
кажутся угрюмыми, дикими. И странное дело! Чувство это не бывает личным,
субъективным, оно всегда является общим для всех людей в отряде. Я много раз
проверял себя и всегда убеждался, что это так. То же было и теперь. В
окружающей нас обстановке чувствовалась какая-то тоска, было что-то жуткое и
неприятное, и это жуткое и тоскливое понималось всеми одинаково.
- Ничего, - говорили стрелки, - как-нибудь переночуем. Нам не год тут
стоять. Завтра найдем место повеселее.
Не хотелось мне здесь останавливаться, но делать было нечего. Сумерки
приближались, и надо было торопиться. На дне ущелья шумел поток, я
направился к нему и, выбрав место поровнее, приказал ставить палатки.
Величавая тишина леса сразу огласилась звуками топоров и голосами людей.
Стрелки стали таскать дрова, расседлывать коней и готовить ужин.
Бедные лошади. Среди камней и бурелома они должны были остаться
голодными. Зато завтра, если нам удастся дойти до земледельческих фанз, мы
их накормим как следует.
Сумерки в лесу всегда наступают рано. На западе сквозь густую хвою еще
виднелись кое-где клочки бледного неба, а внизу, на земле, уже ложились
ночные тени. По мере того как разгорался костер, ярче освещались выступавшие
из темноты кусты и стволы деревьев. Разбуженная в осыпях пищуха подняла было
пронзительный крик, но вдруг испугалась чего-то, проворно спряталась в норку
и больше не показывалась.
Наконец на нашем биваке стало все понемногу успокаиваться. После чая люди
занялись каждый своим делом: кто чистил винтовку, кто поправлял седло или
починял разорванную одежду. Такой работы всегда бывает много Покончив со
своими делами, стрелки стали ложиться спать. Они плотно прижались друг к
другу и, прикрывшись шинелями, заснули как убитые. Не найдя корма в лесу,
лошади подошли к биваку и, опустив головы, погрузились в дремоту. Не спали
только я и Олентьев. Я записывал в дневник пройденный маршрут, а он починял
свою обувь. Часов в десять вечера я закрыл тетрадь и, завернувшись в бурку,
лег к огню. От жара, подымавшегося вместе с дымом кверху, качались ветки
старой ели, у подножия которой мы расположились, и то закрывали, то
открывали темное небо, усеянное звездами. Стволы деревьев казались длинной
колоннадой, уходившей в глубь леса и незаметно сливавшейся там с ночным
мраком.
Вдруг лошади подняли головы и насторожили уши, потом они успокоились и
опять стали дремать. Сначала мы не обратили на это особого внимания и
продолжали разговаривать. Прошло несколько минут. Я что-то спросил Олентьева
и, не получив ответа, повернулся в его сторону. Он стоял на ногах в
выжидательной позе и, заслонив рукой свет костра, смотрел куда-то в сторону.
- Что случилось? - спросил я его.
- Кто-то спускается с горы, - отвечал он шепотом. Мы оба стали
прислушиваться, но кругом было тихо, так тихо, как только бывает в лесу в
холодную осеннюю ночь. Вдруг сверху посыпались мелкие камни.
- Это, вероятно, медведь, - сказал Олентьев и стал заряжать винтовку.
- Стреляй не надо! Моя люди!.. - послышался из темноты голос, и через
несколько минут к нашему огню подошел человек.
Одет он был в куртку из выделанной оленьей кожи и такие же штаны. На
голове у него была какая-то повязка, на ногах унты, за спиной большая
котомка, а в руках сошки и старая длинная берданка.
- Здравствуй, капитан, - сказал пришедший, обратясь ко мне. Затем он
поставил к дереву свою винтовку, снял со спины котомку и, обтерев потное
лицо рукавом рубашки, подсел к огню. Теперь я мог хорошо его рассмотреть. На
вид ему было лет сорок пять. Это был человек невысокого роста, коренастый и,
видимо, обладавший достаточной физической силой. Грудь у него была выпуклая,
