целый ряд орхидей (Cypripedium ventricosum Sw.) разных окрасок, желтый
курослеп (Caltha palustris L.), темно-фиолетовые колокольчики (Campanula
niomerata L.), душистый ландыш (Convallaria majalis L.), лесная фиалка
(Viola uniflora L.), скромный цветочек земляники (Fragaria elatior Ehrh.),
розовый василек (Centaurea monanthos Georgi), яркая гвоздика (Dianthus
barbatus L.) и красные, оранжевые и желтые лилии (Lilium dahuricum GawL).
Этот переход от густого хвойного леса к дубовому редколесью и к полянам с
цветами был настолько резок, что невольно вызывал возгласы удивления. То,
что мы видели на западе, в трех-четырех переходах от Сихотэ-Алиня, тут было
у самого его подножия.
Кроме того, я заметил еще одну особенность: те растения, которые на
западе были уже отцветшими, здесь еще вовсе не начинали цвести.
В бассейне Ли-Фудзина было много гнуса, мало чешуекрылых. Здесь,
наоборот, всюду мелькали кирпично-красные с радужными переливами крапивницы
(Venessa charonides), бело-желтые с черными и красными пятнами аполлоны
(Apollo Eversmani) и большие темно-синие махаоны (Papilio Maakii). Последние
часто садились на воду и, распластав крылья, предоставляли себя течению
реки. Можно было подумать, что бабочки эти случайно попали в воду и не могли
подняться на воздух. Я несколько раз хотел было взять их, но едва только
протягивал руку, они совершенно свободно подымались на воздух и, отлетев
немного, снова опускались на воду.
Всюду на цветах реяли пчелы и осы, с шумом по воздуху носились мохнатые
шмели с черным, оранжевым и белым брюшком. Внизу, в траве, бегали проворные
жужелицы (Carabus Canaliculatus). Этих жуков за их хищный характер можно
было бы назвать тиграми среди насекомых. По тропе ползали черные могильщики
(Necrophorus concolor) и трехцветные скакуны (Cicindela Gemmata Fald.).
Последние передвигались как-то порывисто, и не разберешь - прыгали они или
летали. На зонтичных растениях держались преимущественно слоники (Sipalus
hypocrita) и зеленые клопы (Pentatoma metalliferum), а около воды и по
дорогам, где было посырее, с прозрачными крыльями и с большими голубыми
глазами летали стрекозы (Libellula Sp.).
Полюбовавшись насекомыми, я стал рассматривать птиц. Прежде всего я
увидел завирушек. Они прыгали под деревьями и копошились в старой листве.
Когда я стал подходить к ним, они отлетели немного в сторону и вновь
опустились на траву. По берегам горных ручьев, качая хвостиками, перебегали
с камня на камень горные трясогузки. Птички эти доверчиво подпускали к себе
человека и только в том случае, когда я уж очень близко к ним подходил,
улетали, не торопясь. Около шиповников держались свиристели. Они искусно
лазали по ветвям кустарников и избегали открытых пространств. В другом месте
я заметил долгохвостых синиц, шныряющих в листве деревьев и мало обращающих
внимание на своих соседок. Рядом с ними суетились подвижные гаички, совсем
маленькие птички с крохотным клювом и коротким хвостиком.
Из млекопитающих, судя по многочисленным следам, здесь обитали дикие
козули, олени, кабаны, медведи и тигры.
Несмотря на утомление и на недостаток продовольствия, все шли довольно
бодро. Удачный маршрут через Сихотэ-Алинь, столь резкий переход от
безжизненной тайги к живому лесу и наконец тропка, на которую мы наткнулись,
действовали на всех подбадривающим образом. В сумерки мы дошли до пустой
зверовой фанзы. Около нее был небольшой огород, на котором росли брюква,
салат и лук.
По сравнению с овощами, которые мы видели на Фудзине, эти огородные
растения были тоже отсталыми в росте. Одним словом, во всем, что попадалось
нам на глаза, видна была резкая разница между западным и восточным склонами
Сихотэ-Алиня. Очевидно, в Уссурийском крае вегетационный период наступает
гораздо позже, чем в бассейне Уссури.
Дальше мы не пошли и здесь около фанзочки стали биваком. Продовольствие в
тайгу манзы завозят вьюками, начиная с августа. В самые отдаленные фанзы
соль, мука и чумиза переносятся в котомках. Запасы продовольствия
складываются в липовые долбленые кадушки, прикрытые сверху корьем. Запоров
нигде не делается, и кадушки прикрываются только для того, чтобы в них не
залезли мыши и бурундуки.
Чужое продовольствие в тайге трогать нельзя. Только в случае крайнего
голода можно им воспользоваться, но при непременном условии, чтобы из первых
же земледельческих фанз взятое было доставлено обратно на место. Тот, кто не
исполнит этого обычая, считается грабителем и подвергается жестокому
наказанию. Действительно, кража продовольствия в зверовой фанзе принуждает
соболевщика раньше времени уйти из тайги, а иногда может поставить его
прямо-таки в безвыходное положение.
Вечером старик китаец заявил нам, что далее он идти не может и останется
здесь ожидать возвращения своего товарища.
На следующий день, 17 июня, мы расстались со стариком. Я подарил ему свой
охотничий нож, а А. И. Мерзляков - кожаную сумочку. Теперь топоры нам были
уже не нужны. От зверовой фанзы вниз по реке шла тропинка. Чем дальше, тем
она становилась лучше. Наконец мы дошли до того места, где река
Синь-Квандагоу сливается с Тудагоу. Эта последняя течет в широтном
направлении, под острым углом к Сихотэ-Алиню. Она значительно больше
Синь-Квандагоу и по справедливости могла бы присвоить себе название
Вай-Фудзина.
По этой реке в 1860 году спустился Будищев. По слухам, в истоках ее есть
несколько китайских фанз, обитатели которых занимаются звероловством. От
места слияния упомянутых двух речек начинается Вай-Фудзин, названная
русскими переселенцами Аввакумовкой.
Лес кончился, и перед нами вдруг неожиданно развернулась величественная
горная панорама. Возвышенности с левой стороны долины покрыты дубовым
редколесьем с примесью липы и черной березы. По склонам их в вертикальном
направлении идут осыпи, заросшие травой и мелкой кустарниковой порослью.
Долина Вай-Фудзина богата террасами. Террасы эти идут уступами, точно
гигантские ступени. Это так называемые "пенеплены". В древние геологические
периоды здесь были сильные денудационные процессы (От слова "денудация" -
процесс разрушения и сноса горных пород под влиянием воздуха, воды,
ледников. (Прим. ред.)), потом произошло поднятие всей горной системы и
затем опять размывание. Вода в реках. в одно и то же время действовала и как
пила, и как напильник.
Против Тудагоу, справа, в Вай-Фудзин впадает порожистая речка Танюгоуза,
а ниже ее, приблизительно на равном расстоянии друг от друга, еще четыре
небольшие речки одинаковой величины: Харчинкина, Хэмутагоу, Куандинза и
Воротная. По первой лежит путь на Ли-Фудзин, к местности Сяень-Лаза. На
Хэмутагоу русские переселенцы нашли христианскую могилу и потому назвали
реку Крестовой. По словам туземцев, Куандинза течет по весьма извилистому
ложу; она очень бурлива и порожиста. Долина Воротной реки обставлена
высокими скалистыми горами и считается хорошим охотничьим местом.
Между Харчинкиной падью и Синь-Квандагоу, среди скал и осыпей, держатся
горалы (Nemorrhaedus caudaius M-Edw.), имеющие по внешнему виду сходство с
козлами. Животные эти относятся к антилопам, имеют размеры: в длину около 2
метров и в высоту до 0,8 метра. Шерсть их грязно-серо-желтого цвета, морда,
спина и хвост - темно-бурые, горло и брюхо - белесоватые. На шее волосы
несколько длиннее и образуют небольшую гриву; голова украшена небольшими,
загнутыми назад рожками. В Уссурийском крае область распространения горала
доходит до реки Имана включительно и в прибрежном районе - до бухты Терней
(река Кудяхе). Живут они небольшими табунами в таких местах, где с одной
стороны есть хвойно-смешанный лес, а с другой - неприступные скалы. День
горал проводит в лесу, а ночью спускается в долину для утоления жажды. При
малейшем признаке опасности он сейчас же перебегает на скалистую сторону
сопки. Зная это, охотники делятся на две группы. Одни из них заходят в лес,
а другие караулят животных в камнях. Вследствие того что горалы привязаны к
определенным местам, которые хорошо известны зверопромышленникам, надо
считать, что им грозит опасность уничтожения.
Часов в десять утра мы увидели на тропе следы колес. Я думал, что скоро
мы выйдем на дорогу, но провожавший нас китаец объяснил, что люди сюда
заезжают только осенью и зимой на охоту и что настоящая колесная дорога
начнется только от устья реки Эрлдагоу.
Лошади сильно истомились: они еле передвигали ноги и шатались. Пришлось
сделать привал. Воспользовавшись этим, я поднялся на небольшую сопку, чтобы
ориентироваться.
Общее направление реки Вай-Фудзина юго-восточное. В одном месте она
делает излом к югу, но затем выпрямляется вновь и уже сохраняет это
направление до самого моря. На западе ясно виднелся Сихотэ-Алинь. Я ожидал
увидеть громаду гор и причудливые острые вершины, но передо мной был ровный
хребет с плоским гребнем и постепенным переходом от куполообразных вершин к
широким седловинам. Время и вода сделали свое дело.
Долина Вай-Фудзина будет продольная, хотя из направлений ее притоков,
текущих параллельно берегу моря и хребту Сихотэ-Алиня, как будто немного
намечается денудационный характер.
Восточные предгорья Сихотэ-Алиня слагаются из гранитов, сиенитов и
кварцевого порфира. Этот последний, встреченный нами еще по ту сторону
водораздела, тянулся и теперь.
Высокие древне-черные террасы с левой стороны Вай-Фудзина, с массивным
основанием (тоже из кварцевого порфира), оособенно резко выступают близ
устья Харчинкиной пади.
Часа через полтора я вернулся и стал будить своих спутников. Стрелки и
казаки проснулись усталые; сон их не подкрепил. Они обулись и пошли за
конями. Лошади не убегали от людей, послушно позволили надеть на себя
недоуздки и с равнодушным видом пошли за казаками.
Китаец говорил, что если мы будем идти целый день, то к вечеру дойдем до
земледельческих фанз. Действительно, в сумерки мы дошли до устья Эрлдагоу
(вторая большая падь). Это чрезвычайно порожистая и быстрая река. Она течет
с юго-запада к северо-востоку и на пути своем прорезает мощные порфировые
пласты. Некоторые из порогов ее имеют вид настоящих водопадов. Окрестные
горы слагаются из роговика и кварцита. Отсюда до моря около 78 километров.
На другой стороне реки, под сенью огромных вязов, стояла китайская фанза.
Мы обрадовались ей так, как будто это была первоклассная гостиница. Узнав,
что мы последние два дня ничего не ели, гостеприимные китайцы стали
торопливо готовить ужин. Лепешки на бобовом масле и чумизная каша с солеными
овощами показались нам вкуснее самых изысканных городских блюд. По
молчаливому соглашению мы решили остаться здесь ночевать. Китайцы убрали
свои постели и предоставили нам большую часть канов. Последние были сильно
нагреты, но мы предпочли лучше мучиться от жары, чем страдать от гнуса.
От множества сбившихся людей в фанзе стояла духота, которая увеличивалась
еще оттого, что все окна в ней были завешены одеялами. Я оделся и вышел на
улицу.
Ночь была тихая, теплая, как раз такая, какую любят ночные насекомые. То,
что я увидел, так поразило меня, что я совершенно забыл про мошек и глядел,
как очарованный. Весь воздух был наполнен мигающими синеватыми искрами. Это
были светляки (Lusiol mongolica). Свет, испускаемый ими, был прерывистый и
длился каждый раз не более одной секунды. Следя за одной такой искрой, можно
было проследить полет каждого отдельного насекомого. Светляки эти появляются
не сразу, а постепенно, поодиночке. Рассказывают, что переселенцы из России,
