Но надо отличать зверопромышленника от промышленника. Насколько первый в
большинстве случаев отличается порядочностью, настолько надо опасаться
встречи со вторым. Промышленник идет в тайгу не для охоты, а вообще "на
промысел". Кроме ружья, он имеет при себе саперную лопату и сумочку с
кислотами. Он ищет золото, но при случае не прочь поохотиться за "косачами"
(китайцами) и за "лебедями" (корейцами), не прочь угнать чужую лодку, убить
корову и продать мясо ее за оленину.
Встреча с таким "промышленником" гораздо опаснее, чем встреча со зверем.
Надо всегда быть готовым к обороне. Малейшая оплошность - и неопытный
охотник погиб. Старые охотники с первого взгляда разбирают, с кем имеют дело
- с порядочным человеком или с разбойником.
Передо мной был именно промышленник. Одет он был в какой-то странный
костюм, наполовину китайский, наполовину русский. Он шел наискось мимо меня,
сгорбившись, и все время оглядывался по сторонам. Вдруг он остановился,
проворно сдернул с плеча свою винтовку и тоже спрятался за дерево. Я понял,
что он меня увидел. В таком положении мы пробыли несколько минут. Наконец, я
решил отступать. Тихонько я пополз по кустам назад и через минуту добрался
до другого большого дерева. Промышленник тоже отходил и прятался в кустах.
Тогда я понял, что он меня боится. Он никак не мог допустить, что я мог
быть один, и думал, что поблизости много людей. Я знал, что если я выстрелю
из винтовки, то пуля пройдет сквозь дерево, за которым спрятался бродяга, и
убьет его. Но я тотчас же поймал себя на другой мысли: он уходил, он боится,
и если я выстрелю, то совершу убийство. Я отошел еще немного и оглянулся.
Чуть-чуть между деревьями мелькала его синяя одежда. У меня отлегло от
сердца.
Осторожно, от дерева к дереву, от камня к камню, я стал удаляться от
опасного места и, когда почувствовал себя вне выстрелов, вышел на тропинку и
спешно пошел назад к своему отряду.
Через полчаса я был на том месте, где расходились дороги.
Я вспомнил уроки Дерсу и стал рассматривать обе тропы. Свежие конские
следы шли влево.
Я пошел скорее и через полчаса подходил к Фудзину. За рекой я увидел
китайскую фанзу, окруженную частоколом, а около нее на отдыхе наш отряд.
Местность эта называется Иолайза. Это была последняя земледельческая
фанза. Дальше шла тайга - дикая и пустынная, оживающая только зимой на время
соболевания.
Отряд ожидал моего возвращения. Я приказал расседлывать коней и ставить
палатки. Здесь надо было в последний раз пополнить запасы продовольствия.
Глава 11
Сквозь тайгу
Тазы. - Ловцы жемчуга. - Скрытность китайцев. - Лесная тропа. -
Таз-охотник. - Сумерки в лесу. - Пищуха. - Бурундук. - Встреча с медведем. -
Гнус
После короткого отдыха я пошел осматривать тазовские фанзы, расположенные
по соседству с китайскими. Аборигены Уссурийского края, обитающие в
центральной части горной области Сихотэ-Алиня и на побережье моря к северу
до мыса Успения, называют себя "удэ-хе". Те, которые жили в южной части
страны, со временем окитаились, и теперь уже их совершенно нельзя отличить
от манз. Китайцы называют их да-цзы, что значит инородец (не русский, не
кореец и не китаец). Отсюда получилось искаженное русскими слово "тазы".
Характерны для этих ассимилированных туземцев бедность и неряшливость:
бедность в фанзе, бедность в одежде и бедность в еде.
Когда я подходил к их жилищу, навстречу мне вышел таз. Одетый в лохмотья,
с больными глазами и с паршой на голове, он приветствовал меня, и в голосе
его чувствовались и страх и робость. Неподалеку от фанзы с собаками играли
ребятишки; у них на теле не было никакой одежды.
Фанза была старенькая, покосившаяся; кое-где со стен ее обвалилась
глиняная штукатурка; старая, заплатанная и пожелтевшая от времени бумага в
окнах во многих местах была прорвана; на пыльных канах лежали обрывки
циновок, а на стене висели какие-то выцветшие и закоптелые тряпки. Всюду
запустение, грязь и нищета.
Раньше я думал, что это от лени, но потом убедился, что такое обеднение
тазов происходит от других причин - именно от того положения, в котором они
очутились среди китайского населения. Из расспросов выяснилось, что китаец,
владелец фанзы Иолайза, является цайдуном (хозяин реки). Все туземцы,
живущие на Фудзине, получают от него в кредит опиум, спирт, продовольствие и
материал для одежды. За это они обязаны отдавать ему все, что добудут на
охоте: соболей, панты, женьшень и т. д. Вследствие этого тазы впали в
неоплатные долги. Случалось не раз, что за долги от них отбирали жен и
дочерей и нередко самих продавали в другие руки, потом в третьи, и т. д.
Инородцы эти, столкнувшись с китайской культурой, не смогли с ней справиться
и подпали под влияние китайцев. Жить как земледельцы они не умели, а от
жизни охотника и зверолова отстали. Китайцы воспользовались их
беспомощностью и сумели сделаться для них необходимыми. С этого момента тазы
утратили всякую самостоятельность и превратились в рабов.
Возвращаясь от них, я сбился с дороги и попал к Фудзину. Здесь, на реке,
я увидел двух китайцев, занимающихся добыванием жемчуга. Один из них стоял
на берегу и изо всей силы упирал шест в дно реки, а другой опускался по нему
в воду. Правой рукой он собирал раковины, а левой держался за палку.
Необходимость работать с шестом вызывается быстрым течением реки. Водолаз
бывает под водой не более полминуты. Задержанное дыхание позволило бы ему
пробыть там и дольше, но низкая температура воды заставляет его скоро
всплывать наверх. Вследствие этого китайцы ныряют в одежде.
Я сел на берегу и стал наблюдать за их работой. После короткого
пребывания в воде водолаз минут пять грелся на солнце. Так как они
чередовались, то выходило, что в час каждый из них спускался не более десяти
раз. За это время они успели достать всего только восемь раковин
(Margaritana margaritifera L.), из которых ни одной не было с жемчугом. На
задаваемые вопросы китайцы объяснили, что примерно из пятидесяти раковин
одна бывает с жемчугом. За лето они добывают около двухсот жемчужин на сумму
500 - 600 рублей. Китайцы эти не ограничиваются одним Фудзином, ходят по
всему краю и выискивают старые тенистые протоки. Самым лучшим местом
жемчужного лова считается река Ваку.
Вскоре китайцы приостановили свою работу, надели сухую одежду и выпили
немного подогретой водки. Затем они уселись на берегу, стали молотками
разбивать раковины и искать в них жемчуг. Я вспомнил, что раньше по берегам
рек мне случалось встречать такие кучи битых раковин. Тогда я не мог найти
этому объяснения. Теперь мне все стало понятным. Конечно, искание жемчуга
ведется хищнически. Раковины разбиваются и тут же бросаются на месте. Из
восьмидесяти раковин китайцы отложили две драгоценные. Сколько я ни
рассматривал их, не мог найти жемчуга до тех пор, пока мне его не указали.
Это были небольшие наросты блестящего грязновато-серого цвета. Перламутровый
слой был гораздо ярче и красивее, чем сам жемчуг.
После того как раковины просохли, китайцы осторожно ножами отделили
жемчужины от створок и убрали их в маленькие кожаные мешочки. Пока я был у
тазов и смотрел, как китайцы ловят жемчуг, незаметно подошел вечер. В нашей
фанзе зажгли огонь.
После ужина я расспрашивал китайцев о дороге к морю. Или они не хотели
указать места, где находятся зверовые фанзы, или у них были какие-либо
другие причины скрывать истину, только я заметил, что они давали уклончивые
ответы. Они говорили, что к морю по реке Ли-Фудзину давно уже никто не
ходит, что тропа заросла и завалена буреломом. Китайцы рассчитывали, что мы
повернем назад, но, видя наше настойчивое желание продолжать путь, стали
рассказывать всевозможные небылицы: пугали медведями, тиграми, говорили о
хунхузах и т. д. Вечером Гранатман ходил к тазам и хотел нанять у них
проводника, но китайцы предупредили его и воспретили тазам указывать дорогу.
Приходилось нам рассчитывать на собственные силы и руководствоваться только
расспросными данными, которым тоже нельзя было особенно доверять.
На следующий день мы выступили из Иолайзы довольно рано. Путеводной нитью
нам служила небольшая тропка. Сначала она шла по горам с левой стороны
Фудзина, а затем, миновав небольшой болотистый лесок, снова спустилась в
долину. Размытая почва, галечниковые отмели и ямы - все это указывало на то,
что река часто выходит из берегов и затопляет долину.
День выпал томительный, жаркий. Истома чувствовалась во всем. Ни
малейшего дуновения ветра. Знойный воздух словно окаменел. Все живое замерло
и притаилось. В стороне от дороги сидела какая-то хищная птица, раскрыв рот.
Видимо, и ей было жарко.
По мере того как мы удалялись от фанзы, тропа становилась все хуже и
хуже. Около леса она разделилась надвое. Одна, более торная, шла прямо, а
другая, слабая, направлялась в тайгу. Мы стали в недоумении. Куда идти?
Вдруг из чащи леса вышел китаец. На вид ему было лет сорок. Его загорелое
лицо, изорванная одежда и изношенная обувь свидетельствовали о том, что он
шел издалека. За спиной у него была тяжелая котомка. На одном плече он нес
винтовку, а в руках имел палку, приспособленную для того, чтобы стрелять с
нее, как с упора. Увидев нас, китаец испугался и хотел было убежать, но
казаки закричали ему, чтобы он остановился. Китаец с опаской подошел к ним.
Скоро он успокоился и стал отвечать на задаваемые вопросы. Из его слов
удалось узнать, что по торной тропе можно выйти на реку Тадушу, которая
впадает в море значительно севернее залива Ольги, а та тропа, на которой мы
стояли, идет сперва по речке Чау-сун, а затем переваливает через высокий
горный хребет и выходит на реку Синанцу, впадающую в Фудзин в верхнем его
течении. На Синанце тропа опять разделяется надвое. Конная идет на
Янмутьхоузу (приток Улахе), а другая тропа после шестого брода подымается
налево в горы.
Это и есть наш путь. Здесь надо хорошо смотреть, чтобы не пройти ее мимо.
Поблагодарив китайца за сведения, мы смело пошли вперед. Жилые фанзы,
луга, пашни и открытые долины - все осталось теперь позади.
Всякий раз, когда вступаешь в лес, который тянется на несколько сот
километров, невольно испытываешь чувство, похожее на робость. Такой
первобытный лес - своего рода стихия, и немудрено, что даже туземцы, эти
привычные лесные бродяги, прежде чем переступить границу, отделяющую их от
людей и света, молятся богу и просят у него защиты от злых духов, населяющих
лесные пустыни.
Чем дальше, тем больше лес был завален колодником. В горах растительный
слой почвы очень незначителен, поэтому корни деревьев не углубляются в
землю, а распространяются по поверхности. Вследствие этого деревья стоят
непрочно и легко опрокидываются ветрами. Вот почему тайга Уссурийского края
так завалена буреломом. Упавшее дерево поднимает кверху свои корни вместе с
землей и с застрявшими между ними камнями. Сплошь и рядом такие баррикады
достигают высоты до 4 - 6 метров. Вот почему лесные тропы очень извилисты.
Приходится все время обходить то одно поваленное дерево, то другое. Всегда
надо принимать во внимание эти извилины и считать все расстояния в полтора
раза больше, чем они показаны на картах. Деревья, растущие внизу, в долине,
более прочно укрепляются в толще наносной земли.
Здесь можно видеть таких лесных великанов, которые достигают 25 - 35
метров высоты и 3,7 - 4,5 метра в окружности. Нередко старые тополя служат
берлогами медведям. Иногда охотники в одном дупле находят две-три медвежьи
