солнца: одно сверху, а другое откуда-то снизу. Все мелкие животные
попрятались в свои норы. Одни только птицы проявляли признаки жизни. У
маньчжурского жаворонка хватало еще сил описывать круги по воздуху и звонким
пением приветствовать жаркое лето. В редколесье около дороги я заметил двух
голубых сорок. Осторожные, хитрые птицы эти прыгали по веткам, ловко
проскальзывали в листве и пугливо озирались по сторонам. В другом месте, в
старой болотистой протоке, я вспугнул северную плиску - маленькую
серо-зеленую птичку с желтым брюшком и желтой шеей. Она поднялась на воздух,
чтобы улететь, но увидела стрекозу и, нимало не смущаясь моим присутствием,
принялась за охоту.
После полудня опять появилось много гнуса. Я прекратил работу и пошел в
деревню. По дороге меня догнал табун крестьянских лошадей. Кони брыкались,
мотали головами и били себя хвостами. Слепни и оводы гнались за ними тучей.
Увидев в стороне кусты, весь табун бросился туда. Ветви хлестали животных по
ногам, по брюху. Это было единственное средство согнать крылатых кровопийц.
В деревне уже ждали лошадей; около дворов курились дымокуры. Добежав до
костров, лошади уткнулись мордами чуть ли не в самый огонь. На них жалко
было смотреть. Широко раздув ноздри, они тяжело и порывисто дышали. Все тело
их было покрыто каплями крови - в особенности круп, губы, шея и холка, то
есть такие места, которые лошадь не может достать ни хвостом, ни зубами.
Следующий день был еще более томительный и жаркий. Мы никуда не уходили,
сидели в избах и расспрашивали староверов о деревне и ее окрестностях. Они
рассказывали, что Кокшаровка основана в 1903 году и что в ней двадцать два
двора.
Глава 10
Долина Фудзина
Китайская земледельческая фанза. - Варка пантов. - Анофриев в роли
начальника отряда. - Крушение лодки. - Подлесье в тайге. - Лесные птицы. -
Встреча с промышленником
Шестого июня мы распрощались с Кокшаровкой. Наши лошади отдохнули и
теперь шли гораздо бодрее, несмотря на то что слепней и мошек было так же
много, как и вчера. Особенно трудно было идти задним. Главная масса мошкары
держится в хвосте отряда. В таких случаях рекомендуется по очереди менять
местами людей и лошадей.
От деревни Кокшаровки дорога идет правым берегом Улахе, и только в одном
месте, где река подмывает утесы, она удаляется в горы, но вскоре опять
выходит в долину. Река Фудзин имеет направление течения широтное, но в
низовьях постепенно заворачивает к северу и сливается с Улахе километра на
два ниже левого края своей долины.
Рододендроны (Rhododendron dahuricum L.) были теперь в полном цвету, и от
этого скалы, на которых они росли, казались пурпурно-фиолетовыми. Долину
Фудзина можно назвать луговой. Старый дуб, ветвистая липа и узловатый
осокорь растут по ней одиночными деревьями. Невысокие горы по сторонам
покрыты смешанным лесом с преобладанием пихты и ели.
Дикая красота долины смягчалась присутствием людей.
Точно перепелки, попрятавшиеся от охотника, там и сям между деревьями
виднелись серенькие китайские фанзы. Они имели уютный вид. Все вокруг носило
характер мира, тишины и трудолюбия. Около фанз широко раскинулись хлебные
поля и огороды. Чего только здесь не было: пшеница, кукуруза, чумиза, овес,
мак снотворный, бобы, табак и множество других растений, которых я не знаю.
Ближе к фанзам росли: фасоль, картофель, редька, тыква, дыня, капуста,
салат, брюква, огурцы, помидоры, лук разных сортов и горошек. В полях всюду
виднелись синие фигуры китайцев. Они прекратили работы и долго провожали нас
глазами. Появление военного отряда, видимо, их сильно смущало, а наличие
вьючных коней указывало, что отряд этот идет издалека и далеко.
Я направился к одной фанзе. Тут на огороде работал глубокий старик. Он
полол грядки и каждый раз, нагибаясь, стонал. Видно было, что ему трудно
работать, но он не хотел жить праздно и быть другим в тягость. Рядом с ним
работал другой старик - помоложе. Он старался придать овощам красивый вид,
оправлял их листья и подрезал те, которые слишком разрослись.
Когда мы подошли, оба старика приветствовали нас по-своему и затем,
вытерев лицо грязной тряпицей, поплелись сзади.
Китайская фанза, к которой мы подошли, состояла из трех построек,
расположенных "покоем": из жилой фанзы - посредине и двух сараев - по
сторонам. Двор между ними, чисто выметенный и прибранный, был обнесен
высоким частоколом в уровень с сараями. Почуяв посторонних людей, собаки
подняли неистовый лай и бросились к нам навстречу. На шум из фанзы вышел сам
хозяин. Он тотчас распорядился, чтобы рабочие помогли нам расседлать коней.
Китайская фанза - оригинальная постройка. Стены ее сложены из глины;
крыша двускатная, тростниковая. Решетчатые окна, оклеенные бумагой, занимают
почти весь ее передний фасад, зато сзади и с боков окон не бывает вовсе.
Рамы устроены так, что они подымаются кверху и свободно могут выниматься из
своих гнезд. Замков ни у кого нет. Дверь припирается не от людей, а для
того, чтобы туда случайно не зашли собаки.
Внутри фанзы, по обе стороны двери, находятся низенькие печки, сложенные
из камня с вмазанными в них железными котлами. Дымовые ходы от этих печей
идут вдоль стен под канами и согревают их. Каны сложены из плитнякового
камня и служат для спанья. Они шириной около 2 метров и покрыты соломенными
циновками. Ходы выведены наружу в длинную трубу, тоже сложенную из камня,
которая стоит немного в стороне от фанзы и не превышает конька крыши. Спят
китайцы всегда голыми, головой внутрь фанзы и ногами к стене.
Деревянной перегородкой фанза делится на две половины. В меньшей
помещается сам хозяин и его компаньон, в большей - рабочие. Посредине фанзы
на треножнике стоит старый надтреснутый котел, наполненный песком и золой.
Это жаровня, куда складываются горящие уголья из печей, когда пища сварена и
каны достаточно нагреты. Если нужно согреть пищу, манзы разводят огонь прямо
в жаровне. Вследствие этого в жилом помещении всегда дымно и пыльно. Потолка
в фанзе нет, крыша поставлена непосредственно на стены. Деревянные балки,
кедровое корье и даже солома до того прокоптились, что стали черными и
блестящими. Все предметы, находящиеся выше роста человека, тоже закопчены и
покрыты толстым слоем пыли.
Хозяин фанзы пригласил нас в свое помещение. Здесь было несколько чище,
чем у рабочих. Около стен стояли большие сундуки с наклеенными на них
красными бумажками с новогодними иероглифическими письменами. Прямо против
входа было устроено нечто вроде кумирни, а около нее на столе стояли
подсвечники с красными свечами, какие-то желтые коробочки и запыленные
бутылки. Рядом на стенах висели размалеванные картины, характерные для
китайского художества по отсутствию в них перспективы и изображающие
исторические театральные сцены, что легко узнать по костюмам, заученным
позам актеров и по их раскрашенным физиономиям.
Хозяин разостлал на кане новое ватное одеяло, поставил маленький столик и
налил нам по кружке чаю. Китайский чай дает навар бледно-желтый, слабый, но
удивительно ароматный; его надо пить без сахара - сладкий он неприятен.
Первые вопросы, с которыми обратились ко мне китайцы, были такие:
- Сколько у вас людей?
- Сзади еще идут люди или нет?
Сначала я возмущался такими вопросами, усматривая в них злое намерение,
но впоследствии убедился, что эта справка нужна им только для того, чтобы
знать, на сколько людей надо готовить ужин.
Мы расположились в фанзе, как дома. Китайцы старались предупредить все
наши желания и просили только, чтобы не пускать лошадей на волю, дабы они не
потравили полей. Они дали коням овса и наносили травы столько, что ее
хватило бы до утра на отряд вдвое больший, чем наш. Все исполнялось быстро,
дружно и без всяких проволочек.
После сытного обеда из вареной курицы, яиц, жареного картофеля и лепешек,
испеченных на бобовом масле, я пошел осматривать сараи.
Половина одной постройки предназначалась для выгонки спирта. Тут были две
заторных ямы, перегонный куб и посуда. На стеллажах под крышей рядами лежали
"сулевые" кирпичи. По мере надобности их опять укладывают в яму и смачивают
водой. От этого они набухают и разваливаются. Затору дают побродить немного
и затем лопатами насыпают в котел, над которым ставят деревянный бездонный
чан, а поверх его еще другой котел с холодной водой. Винные пары оседают на
холодном днище верхнего котла и по особому приемнику выходят наружу.
В другой половине помещалась мельница, состоявшая из двух жерновов, из
которых нижний был неподвижный. Мельница приводится в движение силой лошади.
С завязанными глазами она ходит вокруг и вращает верхний камень. Мука
отделяется от отрубей при помощи сита. Оно помещается в особом шкафу и
приводится в движение ногами человека. Он же следит за лошадью и подсыпает
зерно к жерновам.
Рядом с мельницей была кладовая, где хранились зерновые продукты и вообще
разное имущество. Здесь были шкуры зверей, оленьи панты, медвежья желчь,
собольи и беличьи меха, бумажные свечи, свертки с чаем, новые топоры,
плотничьи и огородные инструменты, луки, настораживаемые на зверей,
охотничье копье, фитильное ружье, приспособления для носки на спине грузов,
одежда, посуда, еще не бывшая в употреблении, китайская синяя даба, белая и
черная материя, одеяла, новые улы, сухая трава для обуви, веревки и тулузы с
маслом. В таких же, но только маленьких тулузах китайцы в походе носят
бобовое масло. Пробкой обыкновенно служит кочерыжка курурузы, обмотанная
тряпицей. Изготовление маленьких тулузов явилось следствием недостатка
стеклянной и глиняной посуды.
Постройка с правой стороны двора служила конюшней для лошадей и хлевом
для рогатого скота. Изъеденная колода и обгрызенные столбы свидетельствуют о
том, что лошадям зимой дают мало сена. Китайцы кормят их резаной соломой
вперемешку с бобами. Несмотря на это, лошади у них всегда в хорошем теле.
От фанзы шла маленькая тропинка. Я пошел по ней. Тропинка привела меня к
кумирне, сколоченной из досок и украшенной резьбой. В ней была повешена
картина, изображающая бога стихий "Лун Ван-е", окруженного другими богами.
Все они имели цветные гневные лица. Перед богами стояли маленькие фарфоровые
чашечки, в которые, вероятно, наливался спирт во время жертвоприношения.
Впереди кумирни стояли два фигурных столба с украшениями. Позади фанзы и
несколько в стороне была большая груда дров, аккуратно наколотых, но еще
аккуратнее сложенных в круглый штабель, по внешнему виду похожий на стог
сена.
В соседней фанзе варили панты. Я пошел туда посмотреть, как производится
эта операция. Варка происходила на открытом воздухе. Над огнем на трех
камнях стоял котел, наполненный водой. Китаец-пантовар внимательно следил за
тем, чтобы вода была горячей, но не кипела. В руках у него была деревянная
разливалка, к которой бечевками привязаны молодые оленьи рога. Обмакнув
панты в воду, он давал им немного остынуть, сдувая ртом пар, затем опять
погружал их в котел и опять остужал дуновением. Варка пантов производится
ежедневно до тех пор, пока они не потемнеют и не сделаются твердыми. В этом
виде они могут храниться много лет. Если передержать их в горячей воде
дольше двух-трех секунд зараз, они лопнут и потеряют ценность.
Когда я возвращался назад, день уже кончился. Едва солнце коснулось
горизонта, как все китайцы, словно по команде, прекратили свои работы и
медленно, не торопясь, пошли домой. В поле никого не осталось.
Возвратясь в фанзу, я принялся за дневник. Тотчас ко мне подсели два
