почему бы тебе не получить удар в спину от кого-то, кого ты считал
своим другом?
– Ага... здорово... – промычал Гарри, записывая, - потому
что... Венера войдёт в двенадцатый дом.
– А в среду мне, кажется, не повезёт в драке.
– Э-эй! Это я хотел угодить в драку! Хотя ладно, я проиграю
пари.
– Точно, ты будешь держать пари на мою победу в драке...
Они продолжали в том же духе (предсказания становились всё
трагичнее) ещё целый час. Гостиная постепенно пустела, народ
расходился спать. К мальчикам подошёл Косолапсус. Он легко вспрыгнул в
пустое кресло и уставился на Гарри с таким выражением, какое было бы у
Гермионы, если бы она знала, что они несерьёзно отнеслись к выполнению
домашнего задания.
Обегая взглядом комнату и стараясь придумать несчастье,
которого с ними ещё не было, Гарри заметил у противоположной стены
Фреда с Джорджем. С перьями в руках, они склонились голова к голове
над листом пергамента. Близнецам не было свойственно тихо сидеть в
уголке над занятиями; они любили находиться в центре событий, шуметь
и вообще всячески привлекать к себе внимание. Однако, в том, как они
склонились над своим пергаментом, крылось что-то особенное, секретное,
и Гарри сразу вспомнилось, как они сидели рядышком и что-то писали в
Пристанище. Тогда это оказался бланк заказа "Удиивтельных
ультрафокусов Уэсли", но на этот раз это было что-то другое, иначе они
обязательно позвали бы Ли Джордана. Гарри задумался: а не имеет ли это
отношения к подаче заявок на участие в Тремудром Турнире?
Пока Гарри наблюдал за близнецами, он видел, как Джордж покачал
головой, а Фред вычеркнул что-то и сказал тихим, но тем не менее
слышным в опустевшей комнате голосом: "Нет... получится, как будто мы
его обвиняем. Надо действовать осторожно..."
Затем Джордж повернул голову и заметил, что Гарри на него
смотрит. Гарри улыбнулся и поспешно вернулся к своим предсказаниям –
ему не хотелось, чтобы Джордж подумал, будто он подслушивает. Вскоре
после этого близнецы скатали пергамент, пожелали всем спокойной ночи и
ушли спать.
Прошло примерно десять минут со времени их ухода, когда
открылась дыра за портретом и в общую гостиную влезла Гермиона с
пачкой пергаментных листов в одной руке и коробкой с грохочущим
содержимым в другой. Косолапсус выгнул спину и заурчал.
– Привет, - сказала Гермиона, - только что закончила!
– И я тоже! – победно откликнулся Рон и бросил перо.
Гермиона села, положила то, что она принесла, на пустое кресло
и притянула к себе предсказания Рона.
– Не слишком ли ужасный месяц тебя ожидает, - бросила она
сардонически. Косолапсус в это время устраивался у неё на коленях.
– Что ж, по крайней мере, я предупреждён, - зевнул Рон.
– Кажется, тебе предстоит дважды утонуть, - заметила Гермиона.
– Что, правда? – Рон уставился на пергамент. – Надо будет
заменить в одном месте на то, что меня затопчет взбесившийся
гиппогриф.
– Тебе не кажется, что это бросается в глаза – что ты всё
сочинил? – спросила Гермиона.
– Да как ты смеешь! – вскричал Рон в притворном возмущении. –
Мы трудились как два домовых эльфа!
Гермиона вскинула брови.
– Это просто такое выражение, - поторопился добавить Рон.
Гарри тоже бросил перо, только что наспех предсказав
собственную смерть через усекновение головы.
– Что у тебя в коробке? – поинтересовался он, показав рукой.
– Забавно, что ты спросил, - сказала Гермиона, кинув
неприязненый взгляд на Рона, и показала содержимое.
В коробке лежало примерно пятьдесят значков разного цвета, но с
одинаковыми буквами: П.У.К.Н.И.
– Пукни? – прочитал Гарри, взяв в руки значок. – В каком
смысле?
– Не пукни, - нетерпеливо поправила Гермиона, - а П – У – К – Н
– И. Означает: "Против угнетения колдовских народов-изгоев". Общество
такое.
– Никогда о таком не слышал, - удивился Рон.
– Разумеется, нет, - радостно согласилась Гермиона, - я его
только что основала.
– Да что ты? – с некоторым удивлением спросил Рон. – И сколько
же в нём человек?
– Ну... если вы двое вступите, то будет трое, - ответила
Гермиона.
– А почему ты так уверена, что мы захотим носить значки с
призывом "пукни"? – осведомился Рон.
– П – У – К – Н – И! – горячо воскликнула Гермиона. – Я хотела
назвать "Прекращение Возмутительного Беспредела в Отношении Магических
Братьев Наших Меньших и Кампания за Изменение Их Правового Статуса",
но это не влезло. Поэтому таков уж заголовок нашего манифеста.
Она потрясла пачкой пергамента: "Я провела тщательное
расследование. Порабощение эльфов продолжалось веками. Не могу
поверить, что до меня никто никогда не попытался ничего для них
сделать".
– Гермиона! У тебя уши есть? Тогда послушай! – громко вскричал
Рон. – Им. Это. Нравится. Им нравится быть порабощёнными!
– Наша программа-минимум, - продолжала Гермиона, перекрикивая
Рона и вообще действуя так, словно он не произнёс ни слова, -
обеспечить им достойную оплату и условия труда. Программа-максимум –
изменить положение закона о неиспользовании волшебных палочек и
попытаться ввести их представителей в отдел по надзору за магическими
существами, потому что их процент там возмутительнейше низок!
– И как же мы всё это будем делать? – спросил Гарри.
– Мы будем набирать людей, - счастливым голосом объяснила
Гермиона. - Думаю, двух сиклей вступительного взноса – за значок – и
членских взносов хватит на финансирование кампании по выпуску
листовок. Ты, Рон, будешь казначеем – наверху я приготовила для тебя
консервную банку – а Гарри будет секретарём, поэтому ему нужно
записать всё, что я сейчас говорю, это будет повестка нашего первого
собрания.
Наступила пауза, во время которой Гермиона с сияющим видом
смотрела на мальчиков, а Гарри сидел, разрываемый между бессильным
раздражением на Гермиону и весёлым удивлением по поводу выражения,
появившегося на лице у Рона. Наконец, молчание было нарушено, но не
Роном, который выглядел так, как будто временно впал в идиотизм, а
тихим "тук-тук" в окно. Гарри посмотрел через теперь уже совсем
опустевшую гостиную и за стеклом на подоконнике увидел освещённую
лунным светом снежно-белую сову.
– Хедвига! – закричал он, спрыгнул с кресла и бросился
открывать окно.
Хедвига влетела и, прошелестев по комнате, приземлилась на
предсказания Гарри.
– Наконец-то! – воскликнул Гарри, торопясь за ней.
– Она принесла ответ! – Рон радостно показал на скомканный
кусочек пергамента, привязанный к лапке.
Гарри поспешно отвязал его и сел читать, а Хедвига, нежно ухая,
трепыхала перьями у него на колене.
– Что там? – почти беззвучно спросила Гермиона.
Письмо было очень коротким. По почерку было понятно, что оно
написано в спешке. Гарри прочитал вслух:
Гарри,
Немедленно вылетаю на север. Известие о твоём шраме
явилось последней каплей в ряду целой серии очень
подозрительных слухов. Если он снова заболит, сразу обратись
к Думбльдору – говорят, он пригласил Шизоглаза, а это
означает, что он тоже правильно воспринимает сигналы, даже
если никто больше не может этого сделать.
Скоро свяжусь с тобой. Мои наилучшие Рону и Гермионе.
Будь начеку, Гарри.
Сириус
Гарри поднял глаза на Рона и Гермиону. Те смотрели на него.
– Он вылетает на север? – прошептала Гермиона. – Возвращается?
– Какие ещё сигналы воспринимает Думбльдор? – спросил ничего не
понимающий Рон. – Гарри... что?... – Гарри только что со всей силы
треснул себя кулаком по лбу, спугнув Хедвигу с колена.
– Не надо было ему говорить! – в гневе на себя прокричал Гарри.
– О чём это ты? – удивился Рон.
– Из-за этого он решил, что должен вернуться! – Гарри теперь
стучал кулаком по столу, и Хедвига, возмущённо ухая, перелетела на
спинку кресла Рона. – Возвращается, потому что решил, что мне угрожает
опасность! А со мной всё в порядке! А для тебя у меня ничего нет, -
рявкнул он на Хедвигу, с надеждой щёлкавшую клювом, - хочешь есть,
лети в совяльню!
Хедвига оскорблённо поглядела на Гарри, снялась с места, больно
задев его по голове крылом, и вылетела в открытое окно.
– Гарри, - успокоительно начала Гермиона.
– Я иду спать, - отрывисто заявил Гарри. – Увидимся утром.
Наверху он переоделся в пижаму и забрался в кровать, но сна у
него не было ни в одном глазу.
Если Сириус вернётся и его поймают, он, Гарри, будет виноват.
Почему он не мог помолчать о своих проблемах? Подумаешь, поболело три
секунды, что же, сразу жаловаться?... Почему у него не хватило ума
оставить это при себе...
Он слышал, как спустя короткое время в спальню пришёл Рон, но
не стал с ним разговаривать. Он долго-долго смотрел на полог у себя
над головой. В спальне стояла абсолютная тишина и, будь Гарри меньше
поглощён собственными переживаниями, он бы понял, что отсутствие
обычного сопения с постели Невилля означает, что он здесь не
единственный, кто лежит без сна.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
"БЭЛЬСТЭК" И "ДУРМШТРАНГ"
Утром, когда Гарри проснулся, в голове у него сформировался
чёткий план действий – видимо, пока он спал, мозг не переставал
думать. Он встал, в сумеречном предрассветном освещении оделся и, не
став будить Рона, вышел из спальни и спустился в пустую общую
гостиную. Там он взял со стола, где осталась лежать его работа по
прорицаниям, лист пергамента и написал следующее:
Дорогой Сириус!
Я думаю, мне просто показалось, что шрам болел, в
прошлый раз я писал тебе в полусне и ничего не соображал.
Тебе совершенно не нужно возвращаться, у нас всё в
порядке. Не беспокойся обо мне, у меня ничего не болит и
вообще всё хорошо.
Гарри
Затем он пролез в отверстие за портретом, прошёл по молчаливому
замку (лишь ненадолго задержавшись в коридоре четвёртого этажа из-за
Дрюзга, который попытался скинуть ему на голову вазу) и наконец
добрался до совяльни, расположенной на вершине Западной башни.
В совяльне, круглом холодном помещении с каменными стенами,
сильно сквозило, так как в окнах не было стёкол. Пол устилала солома
вперемежку с совиным помётом и срыгнутыми мышиными скелетами. На
насестах, поднимающихся до самой вершины башни, сидело огромное
множество сов всех мыслимых и немыслимых пород. Все они спали, хотя
иногда откуда-нибудь да сверкал любопытный круглый янтарный глаз.
Гарри заметил Хедвигу – она сидела между амбарной и коричневатой
совами – и поспешил к ней, поскальзываясь на усеянном помётом полу.
Ему пришлось довольно долго уговаривать её проснуться и
посмотреть на него: птица крутилась на насесте, постоянно
поворачиваясь к хозяину хвостом. Она всё ещё злилась, что вчера он не
поблагодарил её как следует. И только тогда, когда Гарри высказал
предположение, что она, судя по всему, слишком устала, и что ему,
видимо, придётся попросить у Рона разрешения воспользоваться услугами
Свинринстеля, Хедвига соблаговолила протянуть лапку и позволила
привязать письмо.
– Обязательно найди его, хорошо? – попросил Гарри. Поглаживая
по спине, он нёс Хедвигу к отверстию в стене. – Раньше, чем это
сделают дементоры.
Она ущипнула его за палец, возможно, несколько сильнее, чем
сделала бы при обычных обстоятельствах, но, всё-таки, ухнула тихо и
успокаивающе. Потом расправила крылья и взлетела навстречу восходу.
Гарри провожал сову глазами с привычным уже тревожным сосущим чувством
под ложечкой. Он был так уверен, что ответ Сириуса успокоит его – а
вместо этого беспокойство только усилилось.
* * *
– Но это же ложь, - за завтраком отчитала Гарри Гермиона, узнал
о том, что он сделал. – Тебе вовсе не показалось, что шрам болит, и ты
это знаешь.
– И что? – сказал Гарри. – Пусть он из-за меня попадает в
