И снова Гарри не ответил. Он не знал, что собирается делать.
Знал только, что, пока Блэк на свободе, ему претит мысль о собственном
бездействии.
– Малфой всё знает, - отрывисто произнёс он. – Помните, что он
сказал тогда на снадобьях? "Если бы речь шла обо мне, я бы жаждал
мести. Я бы выследил его сам..."
– Значит, ты будешь действовать по подсказке Малфоя? –
разозлился Рон. – А ты знаешь, что получила мать Петтигрю, после того,
как его прикончил Сириус Блэк? Мне папа рассказывал – орден Мерлина
первой степени и палец в коробочке. Это самое большее, что осталось от
Петтигрю. Из того, что нашли. Блэк сумасшедший, Гарри, он опасен...
– Малфою рассказал его отец, - продолжал Гарри, не слушая Рона.
– Он же принадлежал к близкому окружению Вольдеморта...
– Говори "Сам-Знаешь-Кто", будь любезен! – сердито оборвал Рон.
– ... это так очевидно... в семье Малфоев известно, что Блэк
работал на Вольдеморта...
– И в семье Малфоев будут счастливы, если тебя, как и Петтигрю,
разорвёт на тысячу кусочков! Приди в себя, Гарри! Малфой мечтает,
чтобы ты исчез, провалился куда угодно, лишь бы не встречаться с тобой
на квидишном поле.
– Гарри, прошу тебя, - глаза Гермионы наполнились слезами, -
пожалуйста, послушайся голоса разума. Блэк совершил ужасную, ужасную
вещь, но н-не подвергай себя опасности, ведь именно этого Блэку и
нужно... О, Гарри, ты сыграешь ему на руку, если начнёшь искать его
сам. Согласись, твои мама и папа не хотели бы этого! Они не хотели бы,
чтобы ты разыскивал Блэка!
– Я никогда не узнаю, чего бы они хотели, потому что благодаря
Блэку ни разу не разговаривал с ними, - сухо ответил Гарри.
Воцарилось молчание. Косолапсус потянулся всем своим роскошным
телом, выпустив когти. Карман Рона содрогнулся.
– Послушайте, - воскликнул Рон, судорожно разыскивая повод
сменить тему, - у нас же каникулы! Скоро Рождество! Давайте... давайте
пойдём к Огриду. Мы у него сто лет не были!
– Нельзя! – торопливо вмешалась Гермиона. – Гарри нельзя
покидать замок.
– Ага, давай сходим, - сказал Гарри, выпрямляясь в кресле, - я
спрошу у него, почему он никогда не упоминал Блэка, когда рассказывал
о моих родителях!
Дальнейшие обсуждения Сириуса Блэка попросту не входили в планы
Рона.
– Можно ещё поиграть в шахматы, - поспешно добавил он, - или в
побрякуши. Перси оставил набор...
– Нет, пойдём к Огриду, - решительно потребовал Гарри.
Ребята сходили в спальни за мантиями, пролезли в отверстие за
портретом ("Стоять! Готовьтесь к бою, безродные желтопузые трусы!"),
прошли по пустому замку и через дубовые двери вышли на улицу.
Они медленно побрели по склону, оставляя в сверкающем пуховом
снегу глубокие траншеи. Носки и подолы промокли и сильно холодили
тело. Запретный лес выглядел волшебно, деревья были одеты в наряды из
серебра, а хижина Огрида напоминала торт, украшенный сахарной пудрой.
Рон постучал, но ответа не было.
– Не мог же он уйти? – Гермиона дрожала от холода как осиновый
лист.
Рон прижал ухо к двери.
– Там какой-то странный звук, - сообщил он. – Вот послушайте –
может, это Клык?
Гарри с Гермионой тоже приложили уши к двери. Из хижины
доносились низкие, спазматические завывания.
– Наверное, надо сходить привести кого-нибудь? – занервничал
Рон.
– Огрид! – крикнул Гарри, забарабанив в дверь. – Огрид, ты там?
Грузно зашаркали шаги; дверь со скрипом приотворилась. На
пороге появился Огрид с красными, опухшими глазами. Слёзы струились по
лицу и падали на кожаную жилетку.
– Вы слыхали? – заголосил он и бросился Гарри на шею.
Это было не смешно – размерами Огрид по меньшей мере в два раза
превосходил обычного человека. Чуть не рухнувшего Гарри спасли Рон с
Гермионой. Они подхватили Огрида под руки и с усилием отволокли в
хижину. Огрид позволил усадить себя в кресло, уронил руки и голову на
стол и безудержно зарыдал. Мокрое лицо блестело, слёзы скатывались по
косматой бороде.
– Огрид, что случилось? – в ужасе спросила Гермиона.
Гарри заметил на столе какое-то официальное уведомление.
– Что это такое, Огрид?
Рыдания стали громче. Огрид пихнул Гарри письмо. Тот взял его в
руки и прочитал вслух:
Уважаемый мистер Огрид!
В отношении предпринимаемого нами расследования дела о
нападении гиппогрифа на учащегося Вашего класса, уведомляем Вас, что
мы принимаем заверения профессора Думбльдора в том, что Вы не несёте
ответственности за этот неприятный инцидент.
– Ну так что, здорово, Огрид! – воскликнул Рон, хлопнув его по
плечу. Но Огрид не прекратил рыдать, а только замахал громадной
лапищей, показывая, чтобы Гарри читал дальше.
Однако, мы должны довести до Вашего сведения, что
вышеупомянутый гиппогриф вызывает наше огромное беспокойство. Мы
приняли решение рассмотреть официальную жалобу, поданную мистером
Люциусом Малфоем. Таким образом, Ваше дело будет передано на
рассмотрение комитета по уничтожению опасных созданий. Слушание
назначено на 20-е апреля, и мы просим Вас в этот день доставить
означенного гиппигрифа в Лондон на заседание. В настоящее время
гиппогрифа следует содержать в изолированном помещении в стреноженном
состоянии.
Искренне Ваш...
Далее следовали подписи членов правления школы.
– Ой, - сказал Рон. – Огрид, ты ведь говорил, что Конькур –
хороший гиппогриф. Я уверен, что ты сумеешь защитить его...
– Ты понятия не имеешь, какие там сидят горгульи, в этом
комитете по уничтожению опасных созданий! – Огрид захлебнулся
рыданиями, одновременно утираясь рукавом. – У них зуб на всех
интересных зверьков!
Неожиданный звук из угла хижины заставил ребят резко
обернуться. Гиппогриф Конькур лежал в углу, поклёвывая нечто, обильно
источавшее кровь.
– Не мог же я привязать его там, в снегу! – давился слезами
Огрид. – Одного! В Рождество.
Гарри, Рон и Гермиона переглянулись. Они никогда не встречались
лицом к лицу с теми, кого Огрид называл "интересными зверьками" (а
прочие называли жуткими монстрами). С другой стороны, именно Конькур
не вызывал особенных опасений, наоборот, учитывая обычные
привязанности Огрида, был вполне милым.
– Тебе надо как следует построить защиту, Огрид, - Гермиона
села рядом и положила ладонь на массивное предплечье. – Я уверена, ты
сможешь доказать, что Конькур безопасен.
– Без разницы! – всхлипывал Огрид. – Эти дьяволы в комитете,
они все у Люциуса в кармане! Боятся его! А если мы проиграем,
Конькура...
Огрид чикнул пальцем по горлу, издал протяжный вопль и снова
уронил голову на руки.
– А что Думбльдор? – спросил Гарри.
– Он и так уж для меня сделал больше некуда, - простонал Огрид.
– Ему и без того тяжко приходится, чтоб дементоров не пускать в замок,
да ещё и Сириус рядом рыщет...
Рон с Гермионой кинули быстрый взгляд на Гарри – вдруг он
начнёт клеймить Огрида позором за то, что тот не рассказал о Блэке
всей правды. Однако, Огрид пребывал в таком отчаянии, что было не до
выяснения отношений.
– Знаешь, Огрид, - сказал Гарри, - ты, главное, не теряй
надежды. Гермиона права, тебе нужно правильно построить защиту. Можешь
пригласить нас всех в свидетели...
– По-моему, я читала об одном случае преследования гиппогрифа,
- задумчиво произнесла Гермиона, - кстати, его оправдали. Огрид, я
поищу в книжке и тогда скажу тебе, как обстояло дело.
Огрид завыл ещё громче. Гарри и Гермиона посмотрели на Рона,
молча взывая о помощи.
– Может быть... приготовить чаю? – предложил Рон.
Гарри с укором уставился на него.
– Мама всегда так делает, когда кто-нибудь плачет, -
пробормотал, пожав плечами, Рон.
Наконец, получив множество уверений, что ему помогут, глядя на
поставленную перед ним дымящуюся кружку, Огрид высморкался в платок
размером со скатерть и сказал:
– Вы правы. Сейчас нельзя разваливаться. Надо собраться...
Немецкий дог Клык робко вылез из-под стола и положил голову на
колени хозяина.
– Последние дни я сам не свой, - признался Огрид, поглаживая
Клыка одной рукой и вытирая лицо другой. – За Конькура душа
изболелась, да и мои уроки никто не любит...
– Мы любим! – тут же соврала Гермиона.
– Да, у тебя здорово! - выпалил Рон, скрестив под столом
пальцы. – Да, а... как поживают скучечерви?
– Сдохли, - мрачно ответил Огрид. – Пережрали латука.
– О, нет! – воскликнул Рон, с трудом удерживая на месте
поползшие вверх уголки губ.
– И от дементоров мне не по себе, - вдруг содрогнулся Огрид. –
Каждый раз, как иду в "Три метлы" пропустить стаканчик, приходиться
проходить мимо них. Прям как будто попал назад в Азкабан...
Он умолк и принялся заглатывать чай. Гарри, Рон и Гермиона, не
издавая ни звука, наблюдали за ним. Раньше Огрид никогда не упоминал о
своём коротком пребывании в тюрьме. После некоторой паузы Гермиона
робко задала вопрос:
– Там было очень страшно, Огрид?
– Не представляете, - тихо ответил Огрид. – Ни в жисть со мной
такого не было. Думал, всё, крыша поехала. Всё поминал самое плохое...
как из "Хогварца" исключили... как папаша мой помер... как Норберта
отправлял...
Его глаза снова увлажнились. Норберта, детёныша дракона, Огрид
выиграл в карты.
– Проходит время, а ты уж и не знаешь, кто ты такой есть. И не
знаешь, зачем живёшь. Я, помню, всё надеялся, помереть бы во сне...
Когда меня выпустили, я как заново народился, как будто в меня хлынул
обратно весь мир... такое чувство... А дементоры, меж тем, не очень-то
хотели меня отпускать.
– Ты же был невиновен! – воскликнула Гермиона.
Огрид фыркнул.
– А им-то что? Им по барабану. Им подавай штук двести
человечьих душ, чтобы было откуда высасывать радость да счастье, а кто
там виноват, кто не виноват – не ихнего ума дело.
Огрид затих на мгновение, застывшими глазами глядя в кружку.
Затем тихо произнёс:
– Хотел я было выпустить Конькура... шугал его, шугал, кыш,
мол, отсюда... да как ты объяснишь гиппогрифу, что ему надо скрыться?
А ещё... боюсь я теперь... нарушать закон-то, - он поднял на ребят
несчастные глаза, слёзы вновь струились по лицу, - не хочу больше в
Азкабан.
Поход к Огриду, хоть его и нельзя было назвать развлечением,
тем не менее оказал положительное воздействие, на которое так
рассчитывали Рон с Гермионой. Гарри, хоть и не забывал о Блэке, уже не
мог постоянно вынашивать планы мести – надо было думать, как помочь
Огриду выиграть дело в комитете по уничтожению опасных созданий. На
следующий же день они отправились в библиотеку и возвратились в
пустынную общую гостиную, нагруженные разнообразной литературой,
которая должна была помочь подготовить аргументы защиты в пользу
Конькура. Все трое уселись перед полыхающим в камине огнём и принялись
медленно листать страницы пыльных томов. Они выискивали все упоминания
о знаменитых делах о хищных животных и время от времени, когда
попадалось нечто подходящее, обменивались репликами.
– Вот кое-что... дело 1722 года... только тут гиппогриф был
приговорён... бррр, посмотрите только, что с ним сделали, это
отвратительно...
– Наверное, вот это может помочь, смотрите – в 1296 году
мантикора растерзала кого-то, но её отпустили – ой! – нет, это
произошло только потому, что никто не решился к ней приблизиться...
Тем временем, замок украшали к Рождеству, невзирая на то, что
оценить великолепное убранство было практически некому – мало кто из
учащихся остался в школе на каникулы. По коридорам и переходам были
развешаны толстые гирлянды из омелы и остролиста, внутри рыцарских
доспехов мерцали загадочные огоньки, в Большом зале установили
