женщин. У ее сверстниц были в моде серебряные браслеты, кожаные фенечки,
дешевые сережки в виде висюлек. И еще, однокурсницы были просто не способны
оценить украшения, которые дарил жене Семен Кузьмич.
На Новый год Иришка отправилась в родной институт на дискотеку. В уши
она вдела серьги с сапфирами, окруженными бриллиантами, на шею повесила
такое же ожерелье, палец украсило кольцо "малинка". Когда Ирина, страшно
гордая собой, вошла в зал, ее подружка Вера Кислова воскликнула:
- Ирка, ну и безвкусица!
- Ты о чем? - поинтересовалась та, потряхивая серьгами.
- Да о твоих украшениях, - захихикала Верка, - купила в переходе у
метро дрянь и обвесилась! Уж лучше простенький комплектик, но из серебра. А
у тебя кастрюльное золото со стеклышками.
- Молчи, чмо, - ответила Ира, - это настоящие сапфиры с бриллиантами!
Вера молча окинула взглядом сверкающие камни и отрезала:
- Не ври! Такими большими они не бывают.
Вот поэтому Ирина и перестала носить подарки Семена Кузьмича. Ну какой
смысл щеголять в сапфирах, когда все вокруг считают их стекляшками?
Ирина прожила с профессором несколько лет, и на каждый праздник он
преподносил ей очередную коробочку. Сначала Ирочка радовалась, но потом
перестала. Ну зачем ей очередные серьги или кольцо? Лучше бы подарил духи
или шубку. Но Семен Кузьмич, человек старого воспитания, искренне считал,
что бриллианты - лучшие друзья женщины.
Перстень с огромным камнем диковинной формы Ира увидела случайно.
Полезла в письменный стол к мужу, нашла коробочку и, раскрыв, залюбовалась.
Уж на что она ничего не понимала в драгоценностях, но это кольцо выглядело
потрясающе. Семен Кузьмич, заставший ее за созерцанием украшения,
усмехнулся:
- Нравится?
Ирина кивнула:
- Ага.
- Ты сорока, - ласково сказал профессор, - настоящий раритет не
оценишь, а на блестящее заглядываешься.
- Какой брюлик большой, - покачала головой Ира, - небось дорогой
страшно!
- Это горный хрусталь, - пояснил профессор, - кольцо оригинальное, но
не более того, дорого мне просто как память о Розалии Львовне. После ее
смерти я должен был отдать его, но не выполнил последнюю волю покойной
супруги.
- Да? - заинтересовалась Ирина. - А почему?
Семен Кузьмич обычно охотно рассказывал о прежних временах, но сейчас
внезапно сухо ответил:
- Потом как-нибудь поговорим на эту тему, она мне крайне неприятна.
Впрочем, если колечко понравилось, забирай. Вот его можешь носить без
страха, оно недорогое.
Иришка примерила подарок и вздохнула.
Перстень оказался велик даже на большой палец и крупноват для ее
изящной ручки. Носить его она не стала. Кольцо осело на дне комода рядом с
другими презентами от заботливого Семена Кузьмича. Отдавая Вене перстень,
Ира рассказала ему эту историю и в конце добавила:
- Отнеси его Алеше в счет долга, пусть оценит у ювелира и скажет,
сколько тебе еще платить. Семену это кольцо не нравится, да и забыл он про
него давно.
Веня принес коробочку Корсакову. Алешка насупился:
- Еще чего, щас, побегу торговать побрякушками. Сам продай, а мне
верни баксы!
- Но я не знаю, кому предложить, - развел руками Веня, - какие у меня
в Москве знакомые, только наши девки из института! А ты столичный житель!
Алешка вздохнул и взял телефон.
- Езжай к Рине Зелинской, - сказал он, поговорив с кем-то, - она
подружка моей матери, брюлики обожает. Если понравится - обязательно купит.
Только я ей про "Пежо" ничего рассказывать не стал, и ты не трепись.
Обрадованный, Веня тут же помчался к Рине. Она, вооружившись
специальной лупой, долго изучала изделие, а потом устроила целый допрос:
"Где взял? Кто дал? Отчего продаешь?"
Веня отвечал относительно честно. Продает из-за того, что понадобились
деньги. Дала кольцо любимая девушка, ей оно досталось по наследству.
Рина отложила лупу.
- Купить кольцо не могу.
- Такое плохое? - погрустнел парень.
Зелинская улыбнулась:
- Наоборот, слишком хорошее.
- Не понял, - напрягся Веня.
- Эта вещичка, по самым скромным подсчетам, стоит более ста тысяч
долларов.
Веня чуть не упал.
- Сколько? Вы ничего не путаете? Там же горный хрусталь.
- Нет, - огорошила его Рина, - бриллиант чистой воды и редкостной, я
бы сказала, уникальной огранки. В Москве был только один специалист,
способный сделать подобную вещь, - Гольдвайзер. Похоже, колечко из его
коллекции. Если и впрямь хотите продать его, дам адрес одной дамы, она
купит.
Ошарашенный, Веня пробормотал:
- Ага, записываю.
Вечером того же дня он приехал в ближнее Подмосковье, отыскал нужный
дом и встретился с Софьей Михайловной Половинкиной. Та не стала ни о чем
расспрашивать, внимательно изучила кольцо и произнесла:
- Восемьдесят тысяч наличными, сейчас.
Сумма показалась Вениамину огромной, но он, помня слова Зелинской о
стоимости перстня, возразил:
- Меньше чем за сто не отдам.
Софья Михайловна скорчила недовольную гримасу.
- Хорошо, сто, но через две недели, на карточку VISA.
Веня призадумался. Видя его колебания, покупательница спокойно
добавила:
- Девяносто, наличкой, сию секунду.
На том и порешили. Обалдевший от неожиданной удачи Веня прямо от Софьи
Михайловны отправился к своей матери и спрятал в отчем доме свалившиеся на
голову доллары.
Глава 10
- Ты не отдал Алексею деньги за машину? - спросил Виктор Иванович.
- Не успел, - быстро ответил Веня, - меня арестовали.
Я покачала головой, похоже, у парня при виде кучи баксов помутился
рассудок, он просто не смог расстаться с пачкой стодолларовых купюр. Однако
не забыл соврать Ирочке про то, что проблема с Корсаковым улажена. Теперь
понятно, почему Вениамин перед тем, как рвануть в Челябинск, понесся к маме
- хотел забрать деньги. Одно не ясно.
- Что же ты задержался у матери? - поинтересовалась я.
Веня мрачно ответил:
- Дура она!
- Кто?
- Да мать, - покачал головой Веня. - Привез ей пакет и велел спрятать
в погребушке, за кадкой с кислой капустой, а она...
Он махнул рукой и замолчал.
- Не послушалась тебя? - полюбопытствовал Виктор Иванович.
Веня кивнул:
- Заклеил ведь пакет и велел внутрь не лазить. Так нет! Любопытная
слишком, разорвала бумагу, увидела доллары... Вот дура!
- Что же она сделала? - не успокаивался Неустроев.
- Испугалась такую сумму в избе держать, - вздохнул Веня, - сложила в
коробку, ее скотчем обмотала и к сестре поволокла, тетке моей.
Та за заводе у директора секретаршей сидит, у нее сейф есть, вот туда
и пристроили.
- Все равно я не понимаю, почему ты сразу не уехал, - пожала я
плечами, - ну велел бы маме коробку назад принести!
Веня горько вздохнул:
- Я примчался в пятницу около семи, завод уже был закрыт, кабинет
директора и приемная опечатаны. Печать только у начальника охраны имеется,
каким образом тетка могла на работу попасть? Вот мать и запричитала:
"Погоди, сыночек, до понедельника". Я и подумал, ну что за два дня
случится? И ведь предупредил ее:
"Мать, разбуди меня в семь утра, чтобы я в восемь, как только тетка на
работу придет, деньги У нее забрал!" Так нет! Дура, она и есть дура!
Я когда проснулся, на циферблат глянул и чуть не умер! Два часа дня!
Начал на мать орать, а она давай бубнить: "Жалко будить тебя было, так
сладко спал!"
Я бриться кинулся, а тут и менты подоспели. Если бы мать меня в семь
разбудила, ни за что бы тут не оказался. Ищи-свищи ветра в поле.
- Тебя бы в Челябинске взяли, - "успокоила" я парня.
Красивое лицо Вени исказилось.
- Я туда и не собирался. Матери так сказал, билет для отвода глаз
купил, а в другое место бы поехал.
- И куда же? - поинтересовался Виктор Иванович.
- Россия большая, - хмыкнул красавчик.
- А деньги где? - спросила я.
Веня понизил голос:
- В сейфе небось лежат, о них ментам никто и слова не сказал.
- И твоя мама тоже? - удивилась я.
- Она хоть и дубина стоеросовая, - заявил почтительный сыночек, - но,
когда дело о долларах идет, будет молчать, как партизан на допросе.
- Ты не сказал Ире про то, сколько стоило кольцо! - запоздало
возмутилась я.
Веня неожиданно улыбнулся:
- У нее и так все в шоколаде, а мне квартира в Москве нужна и
прописка, чтобы на хорошее место работать устроиться.
Когда мы с Виктором Ивановичем вышли на улицу, в лицо полетел ледяной
колкий снег.
Неустроев поднял воротник пальто и почти побежал к машине. Я же шла
относительно медленно. Конечно, февральская вьюга не располагает к
длительным прогулкам, но после отделения милиции так приятно оказаться на
свежем воздухе.
- Наслаждаешься кислородом? - хмыкнул Виктор Иванович, отпирая дверцу.
Я села в автомобиль.
- Что-то подышать захотелось.
- Это после ментовки, - пояснил адвокат. - Везде, где людей содержат
под стражей, витает такой странный запах, ни на что не похожий, ни в одном
учреждении его больше нет.
- Аромат неволи, - грустно сказала я, - так пахнет разбитая жизнь.
- Очень поэтично, - улыбнулся Виктор Иванович. - Ты, случайно, стихи
не пишешь?
Может, окончила Литературный институт?
- Нет, я училась в консерватории.
- Где? - изумился Неустроев.
- В консерватории, - повторила я, - по классу арфы.
Виктор Иванович неожиданно притормозил у небольшого кирпичного домика
с вывеской "Чай и кофе".
- Не желаешь перекусить? Тут лучший в Москве кофе.
Я почувствовала спазмы в голодном желудке и кивнула:
- С удовольствием.
Очевидно, адвокат был частым гостем в кафе, потому что, завидев его
дородную фигуру, и гардеробщик, и официанты, и бармен стали кланяться,
словно японцы, безостановочно повторяя:
- Здравствуйте, рады видеть, проходите, садитесь.
Виктор Иванович, сопя, устроился за столиком, не глядя в меню, сделал
заказ на двоих и, дождавшись, когда официант уйдет, поинтересовался:
- Каким же образом в наше время арфистки трансформируются в частных
детективов?
Честно говоря, я думал, ты из бывших сотрудников МВД.
Я улыбнулась и неожиданно для самой себя рассказала Виктору Ивановичу
о Кате, Сереже, Юлечке, Кирюшке, собаках, о бывшем муже, о Костике и о
влачащем жалкое существование детективном агентстве "Шерлок".
Виктор Иванович только крякал. Потом, когда мы выпили и впрямь
удивительно вкусный кофе, он сказал:
- Могу помочь. Ко мне частенько обращаются люди, которым требуется
частный детектив.
- Будем очень признательны, - кивнула я, - естественно, заплатим вам
процент.
Неустроев засмеялся:
- Гусары денег не берут.
- Что? - не поняла я.
Виктор Иванович окончательно развеселился.
- Есть такой анекдот. Приходит гусар к девице легкого поведения, ну
дальше сама понимаешь. Потом он одевается, собирается уходить. Проститутка
с возмущением спрашивает:
"А деньги?" - "Гусары денег не берут", - отвечает кавалер и
испаряется. Я человек старой закалки и не беру у женщин деньги.
- Да? - прищурилась я. - Только что вы получили от меня две тысячи
долларов.
Виктор Иванович поперхнулся.
- Это ведь за дело! Ты язва!
- Нет, я просто люблю справедливость.
- Ладно, - улыбнулся Неустроев, - скажем так, за дружеские услуги я не
требую гонорара. Давай свой телефон.
Я заколебалась.
- Можешь не волноваться, - успокоил меня адвокат, - буду направлять к
