свой прибор и сосчитай хотя бы тех, кто сидит с нами за одним столом.
Я вздохнул, поняв, как далеко мне до И., который мог видеть сразу сотню людей и
в несколько минут определить полную характеристику каждого; мог каждому сказать
именно то, что ему нужно, и поддержать в каждом энергию одним словом или
взглядом.
Меня уже не поражали эти свойства в И. Я их достаточно видел во Флорентийце и
Ананде. Меня что-то поражало в этом переполненном людьми зале, которых я видел
за последнее время так много. Но в этом зале было что-то особенное, чего я еще
нигде не наблюдал. И это "что-то" относилось не к внешнему своеобразию самого
зала, а людям в нем. Оно относилось к внутренней стороне, к не бросавшейся ничем
в глаза, но остро чувствовавшейся духовной культуре. Я воспринимал сейчас эту
толпу людей совершенно по-другому. Здесь нельзя было себе представить, что вдруг
в каком-либо углу зала прозвучит резкий выкрик, саркастический смех, злобная
фраза...
И. снова отвлек мое внимание и заставил меня есть, говоря, что тележка приедет
скоро снова, а я отстаю. Я стал есть, не сознавая, что я ем, посмотрел на
салфетку и обомлел. На моей салфетке было чудесное золотое кольцо с именем Али,
выложенным из мелких зеленых камней и белых жемчужин.
- Ведь я говорил тебе, посмотри поближе к себе, - сказал мне И., снова
улыбнувшись моей невероятной рассеянности.
Я захотел узнать, какое кольцо у И. и еще раз обомлел. На его салфетке было
кольцо из простого белого дерева, на котором из белого коралла была надпись:
"Али". Дальше шла надпись на неизвестном мне языке.
- Когда я ехал с Флорентийцем из К., - сказал я И., - я не понимал ни слова из
того, что он говорил с туземцами. Я был все время тогда раздражен и расстроен.
Тогда же я дал себе слово изучить этот язык, непонимание которого доводило меня
до исступления. Я ничего еще не сделал, чтобы выполнить свой первый обет. Тем не
менее, я даю второй обет: узнать язык, на котором сделана надпись на Вашем
кольце, И. Я потерял способность раздражаться, меня не угнетает мое невежество.
Пожалуй, в моем теперешнем самообладании я еще яснее ее вижу, мою
невежественность. Поможете ли Вы мне, И., выполнить мои два обета?
- Охотно, друг. Только, пожалуйста, не давай больше скоропалительных обетов, а
то, пожалуй, тебе придется прожить здесь, в Общине Али, годы и годы. А я привез
тебя сюда только на короткий срок, чтобы ты мог подготовиться здесь к дальнейшей
жизни подле Флорентийца.
Община Али? - совершенно изумленный, спросил я.
- Да, но все это я расскажу тебе после. Сейчас кушай, смотри, отвечай на
вопросы, хотя, думаю, никто ни о чем тебя не спросит.
Так, прислушиваясь к разговорам за нашим столом, я стал внимательно
рассматривать своих ближайших соседей. Я прикоснулся к цветам возле моего
прибора и вдруг увидел среди них два небольших конверта. На каждом из них стояло
мое имя. Я сразу узнал крупный, четкий почерк Али-старшего и не менее четкий, но
гораздо более мелкий и женственный почерк Али-молодого.
Вместе с огромной радостью на меня нахлынула целая туча воспоминаний. Я вновь
переживал пир у Али, разлуку с братом, встречу с Флорентийцем и отдельные
эпизоды путешествия с ним. Любовь к брату была все такой же сильной в моем
сердце; но сейчас в моей памяти преобладающей нотой звучала не скорбь о разлуке
с ним, а радость за него, радость, что он счастлив, в безопасности и живет подле
Флорентийца. Я думал об Али-старшем с большой благодарностью не только за то,
что сейчас сидел под его кровом, но и за то, как много он сделал для брата, как,
в сущности, оба мы были обязаны ему всем.
И вдруг я снова ощутил знакомое мне содрогание во всем организме. Мне
показалось, что я вижу Али, стоящим у круглого окна вдали. Вижу его прожигающие
очи и слышу сильную, четкую речь:
- Учись, Левушка. Первой задачей стоит перед тобой полное самообладание, второй
- бесстрашие и третьей - такт. Приобрести качества, можешь снова выйти в мир для
труда и служения людям. И. поможет тебе, я приму тебя в круг моих сотрудников.
Али исчез, мне показалось, что стало значительно темнее в комнате. Я опомнился
потому, что И. заботливо помогал мне встать со стула. Я давно не впадал в
болезненное состояние иллюзорных видений, считал себя совсем выздоровевшим от
них и сейчас совершенно расстроился, поняв, как я еще мало окреп.
Все вставали со своих мест, очевидно ужин был окончен. Повинуясь руке И., я
также встал с места и увидел перед собой Кастанду.
- Вы, вероятно, очень устали от дороги и жары, Левушка, я пришлю Вам Ваши цветы
на балкон.
А письма Вы, конечно, захотите взять с собой сейчас же, - подавая мне письма,
сказал Кастанда.
Я поблагодарил, взял оба письма, хотел взять и кольцо, но И. сказал, что кольцо
мы рассмотрим завтра при дневном свете. Он познакомил меня с некоторыми из
подходивших к нему друзей. Но я был как в тумане и едва различал лица, за минуту
казавшиеся мне такими значительными. Мы вышли в сад. Я в первый раз мог
наблюдать яркое небо на громадном просторе, но сил у меня было так мало, что я
попросил И. сесть на первую попавшуюся скамью. Я приник к И. От него бежала ко
мне живительная энергия. Я постепенно успокоился и почувствовал, что сердце мое
бьется ровно. Я сказал, что хочу пойти к себе и прочесть письма обоих Али.
- Скоро, гораздо скорее, чем ты думаешь, Левушка, ты научишься владеть собою и
будешь слушать речь друзей на огромном расстоянии без всякого напряжения, -
ласково говорил И., провожая меня домой.
Из всего окружающего меня сейчас, я мог только в одном дать себе отчет: тишина
ночи отвечала тишине во мне. По дорожкам сада двигались темные тени группами,
парами, в одиночку. И снова, сталкиваясь с людьми, шедшими нам навстречу, я
чувствовал, - как в обеденном зале, - что от них льется доброжелательство. В чем
оно выражалось и как я мог его ощущать, я не знал. Но был определенно уверен,
что здесь никто меня не судит, не разбирает по статьям, а очень просто и любовно
принимает в свое общество.
И. вел меня какими-то дальними путями, я понял, что он хотел мне дать
возможность совсем прийти в себя. Мне стало вдруг даже смешно: неужели И.
думает, что я прежний Левушка, что в какой-либо щели моего существа могло
засесть раздражение?
- Мой дорогой И., я уже давно способен читать мои письма; голова моя в полном
порядке. Неужели Вы можете предполагать, что я сегодня был раздражен? Я уже
забыл, как это делается, - весело заглянул я в лицо при ярко горевших звездах.
Я знаю, что для тебя стало невозможным раздражаться, Левушка, и если я так долго
вожу тебя по саду, то только для того, чтобы в первую же ночь, как ты войдешь в
здешний дом Али, ты вошел в полное равновесие сил и чувств. Мы в Общине Али.
Каждый из нас, придя сюда, уже прошел крестный путь жизни. Но не каждый
прошедший его мог дойти до этого дома. Здесь ты увидишь только тех, кто
просветлен в своем страдании, кто понял, принял и благословил свои
обстоятельства, кто захотел жить, служа человечеству, думая об общем благе.
Входя сегодня в этот дом, подумай, мой дорогой мальчик, обо всех, кого ты
оставил в Константинополе. Обо всех, кто сейчас вокруг Ананды и Флорентийца, а
также вспомни сэра Уоми и всех, кто с нами был и ушел утешенным и обрадованным.
Оба Али будут говорить с тобою в письмах; благослови день встречи с ними. Сбрось
всю тяжесть прежней скорби и недоразумений с себя. Войди под новый кров Али
свободным, легким и радостным. Не думай, что сулит тебе "завтра". Но заверши
свое "сегодня" такой полнотой чувств, чтобы весь твой организм мог воспринять
слова, что пишет тебе Али-старший.
Мы вошли в дом, поднялись к себе, и я простился с И., чтобы наедине прочесть
письмо Али, чудесное лицо которого я так недавно видел глядящим на меня из эфира
в круглом окне.
"Друг, брат и милый сын!
Нет расстояния и условного разъединения для тех, чье сердце горит неугасимой
любовью. Нет смерти для тех, чье сознание раскрыло человеку его живую Вечность,
которую он в себе носит.
Сегодня ты вступил в мой дом на Востоке. Вступи в него не гостем, не другом, но
равноправным членом моей семьи. Все, кого ты там встретишь, - все твои братья и
сестры, идущие путем труда и совершенствования.
Тебе дано больше, чем многим из них. Ты обладаешь силой видеть и слышать в любую
минуту и меня, и Флорентийца, и Ананду, и сэра Уоми. И. поведет тебя, постоянно
помогая развитию твоих психических сил, к высшей ступени знания. Ты будешь
владеть силами в себе и вовне.
Что нужно от тебя, чтобы дело шло успешно и развернуло в тебе все силы
творческого духа?
Нужна твоя верность. Что такое верность ученика своему Учителю? Это единение
вечное с его трудом и путями. Если ты выкажешь героическое напряжение сил и
мыслей, ты сольешься с бурным пламенем творчества твоих Учителей. И Вечность
раскроет в тебе все твои таланты. Но верность твоя - единственный ключ ко всему
знанию.
Живи легко, бесстрашно и свободно. Кто не сумеет так жить свой день, для тех
знание закрыто, хотя бы они даже переступили порог Общины. Можно жить среди
совершенных людей - и все же видеть только их внешние манеры. Можно жить среди
таких же, как ты сам, несовершенных, но стремящихся к радости совершенства людей
и видеть в них каплю огня Вечности. И тогда ты будешь стремиться не потревожить
ничем этой капли огня в другом человеке, а принести ей помощь, чтобы она могла
легче и проще, выше и веселее превращаться из капли в костер. Повторяю, ключ к
такому пути ни Община, ни люди, ни природа с ее красотою никому не предоставят.
Ключ - в тебе самом, в твоей верности.
Нет никаких "особых" знаний, которые раскрываются человеку упорством воли, в
каких-то особо избранных местах, по особым ритуалам. Этими делами занимаются
темные оккультисты. Знания их, приобретенные этим путем, ничтожны, в чем ты уже
имел возможность убедиться. Но соблазн, который они вносят в мир, язвы, которые
они оставляют в сердцах, страшны и разрушительны среди людей невежественных.
Действуя на эгоистические страсти, темные оккультисты вербуют себе войско,
сжигая в человеке волю к добру своим тяжелым гипнозом.
Та Община, где ты сейчас живешь, - это спасительная сеть, где куются бойцы для
борьбы со злом, с награблением, с разжигающими страстями. Здесь закаляются
сердца тех, кто хочет жить для общего блага, для мира и радости людей.
Знание - двигатель жизни, и радость - масло для него. С той минуты, как ты вошел
под кров моей Общины, осознай новый порядок вещей и пойми в нем новый подарок,
который тебе дала Великая Жизнь.
Перед тобой период в целых семь лет абсолютной раскрепощенности от всех забот
практической жизни. В полной освобожденности от бытовых тягот осознай свою
величайшую внутреннюю свободу. Осознай, что твое Я, освобожденное от страстей,
может сдвигать горы, если верность твоя цельна до конца и никакие сомнения и
страхи не могут пробить в ней бреши.
Прими, друг, бодрое пожатие моей руки и иди по жизни в простой доброте. Как
только доброта твоя станет ежедневным, привычным двигателем твоей жизни - ты
каждую встречу сумеешь начать и кончить в радости и мире.
Верь мне - все, чего должен достичь человек в своих встречах, это начать и
кончить каждую из них в мире, милосердии и доброте.
Время - семь лет, о которых я упомянул, что кажутся тебе сейчас целой вечностью,
- мелькнет как одно мгновенье и, покидая гостеприимный кров Общины, ты будешь
сам себя уверять, что еще не чувствуешь себя в силах идти в практическую жизнь,
чтобы строить людям пути к общему благу и миру.
Но... каждому его момент современности, его момент творчества, его момент
развития и действия героических сил.
Кто спешит - не достигает. Кто отстает и медлит - находит смерть. Мужайся, друг.
Ты хорошо начал свой путь - продолжай его так же. Если в минуту разлада ты
будешь нуждаться в моей помощи, крепко и уверенно думай обо мне, зови имя мое
"Али", и я отвечу тебе немедленно. Прими мой привет и мир.
твой друг Али Махоммет"
Я потушил лампу, взял в руки письмо и вышел на балкон. Ночь, тихая, темная, с
