С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.
Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их Желтые вершины
И жгло меня - но спал я мертвым сном.
И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.
Но в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;
И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежкал в долине той;
- -
89 Шекспир У. Гамлет / Пер. с англ.
А. Д. Радлова. - М.:
Радуга, С. 577
В его груди, дымясь, чернела рана,
И кроовь лилась хладеющей струей.
Стихотворение произвело впечатлениие на совре-
менников. Его часто вспоминали потомки. По сути,
это первое в литературе рекурсивное стихотворение.
Философ и поэт Владимир Соловьев написал о нем
очерк. А. Блок считал это произведение предвестни-
ком новых форм литературы. "В этом сцеплении снов
и видений ничего не различить - все заколдова-
но... "90 Упоминает стихотворение и Даниил Андреев
в известном духовидческом произведении "Роза
мира".
Он считал миссию Лермонтова одной из "глубочай-
ших загадок нашей культуры".
"... гроза вблизи Пятигорска, заглушившая выстрел Мартыно-
ва, бушевала в этот час не в одном только Энрофе. Это,
настиг-
нутая общим врагом, оборвалась не довершенной миссия
того, кто
должен был создать со временем нечто, превосходящее размерами
и значением догадки нашего ума, - нечто и в самом деле
тита-
ническое" 91.
Владимир Набоков считает "Сон" центральным
моментом творчества Лермонтова. Об этом он пишет
в "Предисловии к "Герою нашего времени".
Лермонтов первым не побоялся высвободить могу-
чие смерчи рекурсии языка. Возможно, в этом и со-
стояла его историческая роль. Он переступил запрет-
ную черту и оказался в заколдованной области стихий
языка. Странная жизнь, странное пророческое стихо-
творение и странная внезапная смерть... Как будто в
самом деле какая-то грозная сила не хотела откры-
вать тайные обряды языка. Но магические заклина-
ния произнесены, колдовство свершилось, и язык при-
обрел последнюю власть над Вселенной и человеком.
Три загадочных сна, три мастера, описавших их, - вот
истоки современной литературы: Лермонтов, Гоголь,
Достоевский.
"Вот почему в великой триаде хитрые и мудрые колдуны
ведут под руки слепца; Лермонтов и Гоголь ведали приближение
этого смерча, этой падучей, но они восходили на вершины
или
спускались в преисподнюю, качая только двойников своих
в сфере
падучей; двойники крутились и, разлетаясь прахом, опять
возни-
кали в другом месте, когда смерч проносился, опустошая
окрест-
- - -
90 Блок А. Искусство и революция. - М.: Современник,
1979. -
С. 30.
91 Андреев Даниил. Роза мира // Новый мир; 1989. - Э 2. -
С. 179
ность. А колдуны смотрели с вещей улыбкой на кружение
мглы,
на вертящийся мир, где были воплощены не они сами, а
только
их двойники"/92.
ЗЕРКАЛА АНДРЕЯ ТАРКОВСКОГО
Андрей Тарковский обладал особым видением мира.
Он выражал свое ощущение жизни сложными образа-
ми реальности, сновидений, фантазии, связанными
между собой внутренними ассоциациями больше, чем
внешней логикой сюжета. Человек у Тарковского
предстает как яркая вспышка в фокусе бесконечной
сирии повторяющихся зеркальных отраже-
ний, образующих прошлое и будущее, определяющих
настоящее; вспышка, трагическое предназначение ко-
торой самим человеком до конца еще не осознано, -
возможно, она всего лишь для того, чтобы на мгнове-
ние запечатлеть слабый отблеск истинных отражений
реальности. Особенно это проявилось в последних,
наиболее значительных фильмах "Ностальгия" и
"Жертвоприношение".
Фильмы Тарковского сложны. В них и фантастика,
и сны, и грубое бытие вещей, и глубокий философский
смысл. Эти фильмы как психологический тест Рорша-
ха - одни видят кляксы, другие - целый мир удиви-
тельных картинок. Одни досидят от силы до середины
сеанса, другие смотрят по нескольку раз. В прочем,
сравнения с тестом Роршаха явно недостаточно. Надо
еще понять, что стоит за всеми этими картинками, ка-
кая сила приводит их в ритмичное движение, связыва-
ет между собой в единое целое и вновь разбивает на
бесконечное количество изменяющихся, ускользающих
отражений. Поэтому фильмы Тарковского надо объяс-
нять хотя бы для того, чтобы его глазами посмотреть
на мир и попытаться, пока, может быть, еще не позд-
но, изменить его к лучшему. Кроме того, такие филь-
мы - хорошие уроки ассоциативного мышления. ко-
нечно, мы анализируем творчество с алгоритмических
позиций. Нам важно выявить, какие алгоритмические
конструкции использует Тарковский, что заставляет
человека так пристально всматриваться в необычные
зеркала.
В "Ностальгии" трагические судьбы трех человек
странным образом переплетаются, образуя вагадоч-
- -
92 Блок А, Искусство к революция. - С. 384.
ную игру отражений, игру света и тени, жизни и
смерти.
Современный русский писатель Андрей Горчаков
путешествует по Италии, собирая материал для кни-
ги о русском крепостном композиторе и музыканте
прошлого века. Судьба этого человека напоминает
его собственную. Музыкант тоже путешествовал по
Италии. Кажется, там даже женился. Вернулся в
Россию. Тосковал. Запил. Умер - сгорел от водки,
тоски, невозможиости самовыразиться.
Писатель страдает от ностальгии. Встречает
странного итальянца, который пытается уйти из жиз-
ни, затворившись дома и семь лет ожидая конца сво-
д. Непонятным образом эти два человека соединены
тайной, можно сказать, мистической связью. Их вле-
чет друг к другу. Рассуждения одного об опасном
пути человечества, о безысходности жизни, о тупике,
в который зашла цивилизация, продолжаются в раз-
думьях дугого. Итальянец просит писателя пройти
с зажженной свечой через бассейн святой Катарины в
санаторной гостинице. Самому ему это не дают сде-
лать люди, которые постоянно находятся в бассей-
не, - они считают его сумасшедшим. "Тогда все из-
менится", - твердит итальянец. Он выступает на пло-
щади, призывая человечество вернуться назад, в ту
иллюзорную точку истории, откуда будущее представ-
лялось спокойно прекрасным и еще не были видны
грозные признаки грядущих потрясений. Странный че-
ловек заканчивает свою странную роль. Он обливает
себя бензином и поджигает. Звучит восточная музыка.
Итальянец уходит из жизни - на этот раз навсегда.
На площади равнодушные люди, каждый занят собой.
А кто-то, одетый как итальянец, пародирует его, не
останавливаясь даже в трагический момент, - послед-
нее гротескное отражение в кривом зеркале жизни.
Писатель выполняет обещание. Бассейн пуст, его
чистят. Лужи. Грязь. Застывшие, сломанные беспо-
лезные предметы. Писатель два раза пытается пройти
бассейн, но оба раза свеча гаснет (умер композитор,
умер итальянец). Наконец, в третий раз ему с трудом
удается одолеть весь путь. В последнем усилии он
ставит свечу и умирает от сердечного приступа.
Образы итальянца и писателя Тарковский соеди-
няет глубокими ассоциативными связями. Сначала,
во сне, к писателю как к хозяииу приходит овчарка
итальянца. В последних кадрах фильма она тоже
сбудет с ним. Итальянец передаег писателю свечу,
выполняет его желание. Происходит постепенное свя-
зывание образов общими атрибтами. В зеркалах от-
ражаются то один, то другой. Отражения меняются.
В одном из снов писатель смотрится в зеркало шка-
фа, приоткрывает дверцу, и изображение в неулови-
мое мгновение меняется - на него из зазеркалья
смотрит итальянец. В снах писателя маленький маль-
чик - то ли он сам из далекого детства, то ли италья-
нец, то ли его сын. Переводчица в снах трансформи-
руется в другую женщину. В доме итальянца серые,
бурые, в пятнах стены. Много воды, она непрерывно
течет откуда-то сверху. Лужи. Отражения в воде. Пе-
ред отъездом писатель бродитит по воде в древних раз-
валинах. Опять серые, бурые, в пятнах стены. В во-
де - забытые - ненужные предметы. Странный, болез-
ненно красивый символический натюрморт: начатая
бутылка водки, угли небольшого костра, тлеет книга
любимых стихов. Сам писатель лежит, погружаясь в
сюрреалистический сон. Ассоциация не только с ита-
льянцем, но и с композитором.
Ассоциативные схемы развития образов писателя и
итальянца одинаковы: уход (в себя, из страны), нос-
тальгия (по жизни, по богу, по любимым, по прошло-
му), вода, огонь, смерть (последний уход). В более
слабой форме эта схема рекурсивно повторяется в
судьбе композитора, о которой размышляет писатель.
Ассоциации рекурсивно вызывают друг друга, пере-
плетаются, порождая сложную игру символов. Во сне
писатель видит себя спящим и видящим собственный
сон. Рекурсию усиливают фоновые образы уходящих
вдаль повторяющихся колонн храма, арок, проемов
дверей, ступеней лестниц. Сам храм все время меняет-
ся, оставаясь все-таки храмом.
Последние кадры фильма. Писатель в храме. Не-
подвижно сидит на земле с собакой итальянца перед
небольшим озерцом. В воде отражения трех белых
ярких полос (три отражения, три судьбы). Храм рас-
ширяется, охватывая последний приют писателя. Ста-
новится заметным, что в воде отражаются три про-
ема, образованные арками храма, за которыми - бе-
лый загадочный свет. Медленно идет не то снег, не то
дождь, не то падают неясные осколки прошлых отра-
жений. Время остановилось. Мастер ушел в свое за-
зеркалье.
"Жертвоприношение" - последний и, пожалуй, са-
мый загадочный фильм Тарковского. Действие начи-
нает неторопливо разворачиваться в живописном изо-
лированном уголке неподалеку от морского побере-
жья. Сосны. Пустынные дюны. Уединенный дом.
Предчувствие беды. Известный критик, журналист и
писатель Александр в день своего рождения на про-
гулке с сыном рассуждает на тему "В начале было
слово... ". Неожиданно он теряет сознание. Резкий пе-
реход. В следующих кадрах - гостиная в доме. Нето-
ропливо ходят люди. Неторопливый разговор. Алек-
сандр принимает поздравления. Нарастает тревожное
ощущение иллюзорности происходящего. Незаметно
реальность выливается в сон или сон становится ре-
альностью. Писатель, получая в дар старинную кар-
ту, размышляет о том, что любой подарок - по сути,
жертвоприношене. Почтальон Отто рассказывает о
странном случае совмещения настоящего и прошлого:
на фотографии женщины, сделанной в шестидесятые
годы, отпечаталось изображение ее сына, погибшего
во время второй мировой войны. После рассказа Отто
впадает в короткий странный обморок. Неоднократно
многозначительно акцентируется внимание на карти-
не Леонардо да Винчи "Поклонение волхвов", которой
приписывается особый таинственный смысл. "Я бо-
юсь Леонардо", - говорит Отто. Незаметно, но нас-
тойчиво, путем рекурсивно нарастающего вызова ас-
социаций зрителю внушается схема существования
мира: жизнь - сон - колдовство. В этой схеме даже
время может быть относительным, надо только знать
заклинания.
Уже разбросаны ассоциативные приметы основно-
го действия, кто-то собирает их сейчас в одной судьбе.
Ткань сюжета ткут золотые нитки рекурсии.
В кадрах обманчивая игра света,
тени и отраже-
ний. За окном нарастает гул, дрожит посуда, дрожат
отражения в зеркалах, разбивается бокал. Закружи-
лись тревожные ветры, и колдуны уже начали свои
дикие пляски. Грядет волшебство. Остается только
поверить в него.
Происходят странные события. Началась ядерная
война. Александр молится и обещает, если все вер-
нется на круги своя, совершить жертвоприношение -
разрушить дом, навсегда замолчать, отказаться от
семьи, от всех, кого любит. Отто внушает ему, что
служанка Мария обладает колдовской силой и, если
она полюбит Александра, то может вмешаться в ход
событий, повернуть течение времени и изменить прош-
лое, приведшее к катастрофе. Так и случается.
В этом сне есть другой повторяющийся
сон. Грязь.
Мокрый снег. Суета людей. Разбитые машины. Вода.
Отражения в воде, отражения от застекленной карти-
