ным странам, в дыме пожаров истребляя встречные народы.
В войсках уже слышался ропот из-за долгой стоянки в теснинах афганс-
ких гор, где мало корму лошадям. Тогда Кулан-Хатун, желая убедить кага-
на, что пора возвращаться на родину, пошептавшись с великим советником,
китайцем Елю-Чу-Цаем, придумала сказку. Елю-Чу-Цай научил двух смелых
нукеров рассказать ее Чингиз-хану. Эти два монгола явились в ставку и
потребовали свидания с Чингизханом, говоря, что имеют сообщить ему нечто
весьма важное и чудесное.
Елю-Чу-Цай провел их к Чингиз-хану, и они рассказали:
- Заблудившись в горах, мы увидели одного зверя, который имел подобие
оленя, зеленый цвет, конский хвост и один рог. Этот зверь прокричал нам
по-монгольски: "Вашему хану надо вовремя возвратиться в родную землю".
Чингиз-хан выслушал сказку спокойно, но приподнял одну бровь и стал
пристально рассматривать стоявших перед ним на коленях багатуров.
- В тот день, когда вам показался чудесный зверь, много ли вы пили
кумысу?
Багатуры поклялись, что они были бы рады выпить, но в этих голых ска-
лах не только кобылье, но даже козье молоко достать трудно, и в доказа-
тельство верности слов подымали большой палец.
Чингиз-хан обратился к Елю-Чу-Цаю:
- Ты знаешь мудрейшие книги, в которых открыты все тайны земли, моря
и неба. Читал ли ты сказание о таком звере?
Елю-Чу-Цай принес большую книгу с чертежами и рисунками разных зве-
рей, рыб и птиц вселенной, перелистал ее и сказал:
- Такой редкий зверь называется "мудрый Го-Дуань", и он понимает язы-
ки всех народов. Его речь к нашим двум багатурам означает, что в мире
происходит чрезмерное кровопролитие. Ныне уже четыре года, как твое ве-
ликое войско покоряет западные страны. Поэтому вечное великое небо, гну-
шаясь беспрерывными убийствиями, послало зверя ГоДуаня объявить тебе,
государь, свою волю. Покажи покорность небу и пощади жителей этих стран.
Это будет бесконечное счастье для тебя, иначе на тебя разгневается небо
и поразит молнией. Так объясняет эта древняя книга китайских мудрецов.
Елю-Чу-Цай говорил торжественно и важно, точно жрец, читающий молит-
ву, а Чингиз-хан, прищурив один глаз, смотрел на своего советника. Потом
он перевел взгляд на багатуров, покорно стоявших перед ним на коленях, и
подозвал к себе сперва одного, а потом другого. Наклонившись, он прошеп-
тал им что-то на ухо, и каждый шепотом же ему ответил.
Тогда каган, весьма довольный, разрешил багатурам удалиться и прика-
зал дать им кумысу, сколько каждый из них сможет выпить.
- Эти багатуры сметливы и находчивы,- сказал каган своему советнику,-
их следует возвеличить. Я спросил их по очереди, каким шагом прошел
зверь Го-Дуань. И один сказал, что он бежал рысью, а другой - что шел
иноходью. Ни один даже совсем пьяный монгол, взглянув на бегущего зверя,
так не ошибется. Но я понял сегодня, что войско устало воевать, что в
нем растет тоска по родным степям, и поэтому объявляю, что, согласно во-
ле неба, приславшего мне, своему избраннику, чудесного зверя Го-Дуаня, я
поворачиваю войско в обратный путь и направляюсь в родной коренной улус
.
На другой день, узнав о решении Чингиз-хана, все монгольские воины
радовались, пели песни и готовились к походу.
Первоначально Чингиз-хан думал пройти через Индию и Тибет и с этой
целью отправил посольство в город Дели к индийскому царю Ильтутмышу. Но
путь через горы был еще завален снегами, а царь медлил ответом и стяги-
вал войска, поставив во главе их Джелаль эд-Дина.
Между тем из Монголии прибыли донесения о новом восстании всегда мя-
тежных тангутов, а вычисления по звездам его советника Елю-Чу-Цая и га-
дания шаманов не советовали кагану идти через Индию.
Тогда Чингиз-хан решил идти обратно тем же длинным путем, каким при-
шел. По его приказанию население стало расчищать от снега горные перева-
лы, и в начале весны монгольское войско двинулось в путь.
Глава вторая. ПЕРЕПИСКА ЧИНГИЗ-ХАНА С НИЩИМ МУДРЕЦОМ
Еще во время стоянки в верховьях Черного Иртыша Чингиз-хан, заботясь
о своем здоровье и продлении жизни, искал опытных врачей. Ему рассказали
о замечательном мудреце Чан-Чуне, который будто бы открыл все тайны зем-
ли и неба и даже знает средство стать бессмертным. Про него великий со-
ветник и звездочет Елю-Чу-Цай сказал:
- Чан-Чунь-Цзы - человек высокого совершенства. Этот старец давно уже
владеет даром быть в обществе облаков, летая к ним на журавлях, и умеет
превращаться в другие существа. Отказываясь от всех земных благ, вместе
с другими мудрецами он живет в горах, отыскивая философский камень
"дань", приносящий человеку долголетие и бессмертие. Погруженный в думы,
он то сидит, как труп, то стоит целые дни неподвижно, как дерево, то го-
ворит, как гром, то ходит легко, как ветер. Он много видел, много слы-
шал, и нет книги, которую бы он не прочел.
Для отыскания этого необычайного старика Чингиз-хан приказал немед-
ленно отправить своего испытанного китайского сановника Лю-Чжун-Лю. Он
дал ему золотую пайцзу с изображением разъяренного тигра с надписью:
"Предоставляется полновластно распоряжаться, как если бы мы сами путе-
шествовали".
В руки Лю-Чжун-Лю было, как высшая драгоценность, передано именное
письмо от Чингиз-хана к мудрецу Чан-
Чуню, записанное со слов неграмотного великого кагана его советником
Елю-Чу-Цаем. В письме говорилось следующее:
"Небо отвергло Китай за его чрезмерную роскошь и надменность. Я же,
обитатель северных степей, не имею распутных наклонностей. Я люблю прос-
тоту н чистоту нравов, отвергаю роскошь и следую умеренности. У меня
всегда единственное холщовое платье и одинаковая пища. На мне такие же
лохмотья, как на конюхах, и я ем так же просто, как корова.
В семь лет я совершил великие дела, и во всех странах света и утвер-
дил мою власть. Такого царства еще не было с древнейших времен, когда
мир завоевали наши предки, кочевые племена хунну .
Звание мое велико, и обязанности важны. Но я боюсь, что в управлении
моем чего-то недостает. Если строят судно, то приготовляют и весла для
того, чтобы с их помощью можно было переплыть реки. Подобно этому приг-
лашают и мудрецов и выбирают помощников для покорения и управления все-
ленной.
Я узнал, что ты, учитель, сроднился с истиной и действуешь всегда по
высоким правилам. Многоученый и опытный, ты глубоко изучил законы. Из-
давна ты пребываешь в скалистых ущельях и скрыл себя от мира.
Но что мне делать? За обширностью разделяющих нас гор и долин я не
могу повстречаться с тобой. Поэтому я выбрал моего приближенного санов-
ника Лю-Чжун-Лю, приготовил проворных всадников и почтовую повозку и
прошу тебя, учитель, не страшаясь многих тысяч ли", направиться ко мне.
Не думай о дальности и размерах песчаных степей, а пожалей мой народ.
Или же, из милости ко мне, сообщи мне средство для продления жизни.
Надеюсь, что ты, познав сущность великого "дао" - сочувствуешь всему
доброму и не будешь противиться моему желанию. Посему настоящее наше по-
веление должно быть тебе вполне ясно".
С таким письмоя в руках Лю-Чжун-Лю отправился в далекий путь через
степи и горы. Он мчался, торопясь выполнить каганскую волю, быстро меняя
на станках лошадей. Наконец, прибыв в Китай, он добрался до высоких гор,
где в глухом ущелье разыскал престарелого мудреца, изможденного и едва
прикрытого ветхим рубищем. Это был знаменитый Чан-Чунь. Прочтя письмо
Чингиз-хана он сперва наотрез отказался поехать к нему.
Затем он написал ответ, который Лю-Чжун-Лю отослал с нарочным гонцом
к великому кагану, сам же остался возле отшельника, боясь гнева кагана и
еще надеясь убедить Чан-Чуня. Вот что писал китайский мудрец:
"Стремящийся к "дао", смиренный житель гор Чан-Чунь получил недавно
высочайшее повеление, прибывшее издалека. Да, весь бездарный приморский
народ китайцев из-за своей надменности неразумен. Представляя себе, что
в делах жизни я туп, в отношении изучения "дао"я нисколько не преуспел,
всевозможными способами трудился, не умер, а состарился, и что хотя сла-
ва обо мне распространилась по разным государствам, но по святости я ни-
чуть не лучше обыкновенных людей,- то от всего этого я только мучаюсь
стыдом. Тайные мысли ведь кто ведает?
Сперва, получив необычайное письмо, я хотел скрыться в горах или уйти
на море, но потом решил противиться твоему повелению и счел необходимым
отправиться в путь и бороться со снегами, чтобы представиться государю,
которого небо одарило мужеством и мудростью и превосходящему всех, кто
был в древности, так что и ученые китайцы и дикие варвары все покоряются
ему.
В путешествии ветер и пыль беспрерывны, небо омрачено тучами, а я
стар и слаб, не могу выдержать больших трудностей и боюсь, что до тебя
по такому длинному пути я не доеду.
Если же я и прибуду к тебе, владыке народов, то решать военные и го-
сударственные дела в моих ли силах? Поэтому прошу милостиво указать:
должно ли мне ехать, или нет? Вид мой высохший, тело истощенное.
Ожидаю решения.
В год Дракона, в 3-ю луну".
Когда Чингиз-хан получил это письмо, он весьма обрадовался, щедро
наградил гонца и ответил новым письмом:
"Кто приходит под мою руку, тот со мной.. Кто уходит от меня, тот
против меня. Я применяю воинскую силу, чтобы со временем после больших
трудов достигнуть продолжительного покоя. Я остановлась только тогда,
когда все сердца вселенной покорятся мне. С этой целью я проявляю гроз-
ное величие, находясь всегда в походе среди непобедимых воинов. Я знаю,
что ты можешь легко отправиться в путь и прилететь ко мне на журавле.
Хотя равнины пути и беспредельны, но уже недолго мне ждать, чтобы уви-
деть посох твой. Поэтому я отвечаю на твое послание, чтобы тебе были
видны мои мысли. О прочем не распространяюсь".
Глава третья. СДЕЛАЙ МЕНЯ БЕССМЕРТНЫМ!
Получив от великого кагана второе письмо, китайский мудрец согласился
отправиться в далекий путь. Он наотрез отказался ехать в караване вместе
с прекрасными дворцовыми певицами и танцовщицами, которых одновременно
посылали из Китая Чингиз-хану. Поэтому ему была дана особая охрана из
тысячи пехотинцев и трехсот всадников. Чан-Чунь взял с собой двадцать
своих учеников; из них один писал подробный дневник, занося в него изре-
чения и стихотворения учителя .
Чан-Чунь ехал не спеша и всюду в городах останавливался. Монгольские
начальники городов (даруги) устраивали ему торжественные приемы и пред-
лагали обильные угощенья, от которых мудрец отказывался, питаясь только
рисовой кашей и плодами.
В пути Чан-Чунь постоянно писал стихи. Когда он проезжал монгольские
степи, он изложил свои мысли в таких строках:
Куда б ни метнулся взор,
Не видно конца горам...
Потоки стремятся с гор,
И всюду - простор ветрам!
И думы мои поют:
"От первых земли времен
Зачем проходили тут
Стада кочевых племен?
Как в древние дни, едят
Они заповедный скот,
Не наш их чудной наряд,
Не наш и обычай, не тот!
Не знают письмен они,
Как дети, просты душой...
Беспечно текут их дни,
Довольны они судьбой!"
Дорога равниной пустынной шла,
И труден был каждый шаг.
Озера синели, как из стекла,
Поблескивал солончак.
Не встретишь здесь путника целый день,
Меж этих бугров немых...
Спеша пронесется рай в год, как тень,
Наездник из стран чужих.
Ни гор, ни деревьев не встретит взор,
Покрыты травой холмы...
Из меха племен кочевых убор
В дни лета, как в дни зимы.
Здесь рис не родится, и весь народ
Питается молоком,
И весело каждый с собой везет
Из войлока утлый дом...
Через два года со дня выезда Чан-Чунь прибыл к реке Джейхун и близ
Термеза переправился на другую сторону. Там его встретил личный лекарь
