коленями ремешками. С сознанием важности порученной работы мальчик осо-
бенно подгонял женщину, которая тащилась только благодаря веревке, про-
тянутой от повозки. Через прорехи желтого платья просвечивала ее костля-
вая спина с багровыми рубцами. Женщина причитала:
- Отпустите меня! Я вернусь! Там осталась моя дочь Хабиче... Я сама
потащу ее!..
- Какую тебе еще дочь надо? - прервал старый монгол, вынырнувший на
сивом коке из тучи пыли.-Сама едва плетется на веревке, а хвалится, что
потащит другую клячу!,.
Старик стегнул женщину плетью. Она рванулась вперэд и упала. Веревка,
которой она была привязана, натянулась и поволокла пленницу. Монголка с
повозки закричала:
- Что ты, старый пес, жадничаешь? Была бы хромая овца, я бы взяла ее
к себе на колени,- от овцы хоть мясо и шкура. А какая нам прибыль от
этой скотины? Ее дочь уже подохла, вот и она свалилась. А нам, ой, как
далеко еще плестись домой, к родным берегам Керулена!.. Брось ее!
- Не подохнет! Живучая! - хрипел от злости старик.- И эта падаль и
эти три молодца - все у меня дойдут до нашей юрты. Другие наши соседи по
двадцать рабов домой гонят, а мы не можем пригнать четверых? Эй вы, ско-
ты, вперед! Урагш, урагш!
Монгол стегнул плетью волочившуюся женщину, веревка оборвалась, и ра-
быня осталась на дороге. Повозки двигались дальше. Старик придержал си-
вого коня, щелкнул языком и спросил подъехавшего молодого всадника:
- Выживет или не выживет? Купи ее у меня! Дешево продаю, всего за два
золотых динара...
- Она и до ночи не доживет! Хочешь два медных дирхема?
- Давай! А то и вправду не доживет! Тогда и этого я не получу...-
Монгол засунул за голенище две полученные от всадника медные монеты и
рысцой направился догонять свой обоз.
Всадник свернул в сторону и, не оглядываясь, поскакал через высохшее
поле...
Впереди выросли белые развалины, причудливые груды обломков, старые
стены с проломами и несколько величественных арок. На них еще сохрани-
лись разноцветные арабские надписи. Много искусства и мысли было положз-
но зодчими, построившими эти стройные здания, и еще больша труда внесли
неведомые рабочие, сложившие из больших квадратных кирпичей и красивые
дворцы, и внушительные медресе, и стройные минареты. Монголы все это об-
ратила в покрытые копотью развалины.
- Один бы сноп сухого клевера и несколько лзпешек,- шептал всадник,-
и тогда мы, проехав еще день, доозремся до зеленых гор, где найдутся и
люди, и дружеская беседа возле костра.
Каменные развалины уже близко. Вот под иассивной аркой тяжелые воро-
та, открытые настежь. Дзари обиты железом с большими, как тарелки, вы-
пуклыми шляпками гвоздей.
"Знакомые ворота! Когда-то здесь проходили дервиш Хаджи Рахим,
крестьянин Курбан-Кызык и мальчик Туган. Теперь Туган вырос, стал искус-
ным воином, но, как бесприютный путник, не находит себе ни хлеба, ни
пристанища в благородной Бухаре, раньше столь цветущей и многолюдной ".
Под темными воротами гулко прозвучали копыта коня. Впереди метнулась
рыжая лисица, легко взлетела на груду мусора и скрылась.
Осторожно ступал конь, пробираясь между обломками мертвого, безмолв-
ного города. Вот главная площадь... Величественные здания окружали
раньше это место шумных народных сборищ. Теперь площадь засыпана мусором
и посреди белеет скелет лошади. В бирюзовом просторе неба медленно плы-
вут бурые коршуны, распластав неподвижные крылья.
Конь остановился возле каменных ступеней мечети и, фыркая, попятился,
поводя ушами. Впереди, на каменной подставке, лежала огромная раскрытая
книга Корана с покоробившимися от дождей листами, которые шевелились от
ветра.
"По этим каменным ступеням въезжал в мечеть на саврасом жеребце мрач-
ный владыка монголов, рыжебородый Чингиз-хан. Здесь он повелел бухарским
старикам кормить до отвала его плосколицых воинов. Тогда на площади пы-
лали костры, жарились бараньи туши... До сих пор еще видны на каменных
плитах следы костров"...
Туган сошел с коня, разостлал плащ и накрошил сухого хлеба. Он раз-
нуздал коня и присел на ступени, держа конец повода.
За грудой камней что-то зашевелилось. Из-за обломков кирпичей подня-
лась истощенная женщина. Кутаясь в обрывки платья, она приближалась,
протянув руку, и не могла оторвать жадных горящих глаз от хлебной корки.
Туган дал ей горсть сухарей. Она величественным медденным жестом при-
няла их, как драгоценность, и, отойдя, опустилась на колени. Она поднес-
ла сухарь к воспаленным губам, но резко опустила руку и стала расклады-
вать сухари ровными горсточками на каменной плите. Осторожно слиза-, ла
с руки крошки и крикнула:
- Эй, лисята, эй, пузанчики, ко мне! Не бойтесь! Он наш, он добрый.
Из черного отверстия между каменными плитами показалась сперва одна,
потом три взлохмаченные детские головки. Пробираясь между развалинами,
цепляясь друг за друга, дети медленно приблизились к женщине. Голые,
обожженные солнцем, они были худы, как скелеты, только животы их разду-
лись шарами. Из черной дыры вылезли еще двое детей. Они и не пытались
встать, а подползли на четвереньках и уселись, обняв руками свои опухшие
животы.
Женщина ударила по рукам тех, кто потянулся к сухарям, и стала по
очереди класть детям в рот крошки. Она рассказывала :
- Ворвались они... эти страшные люди, закутанные в овчины... Скакали
повсюду на небольших лошадях и забирали все, что только замечали... Они
убили моего мужа,- он хотел оградить семью... Они схватили всех моих де-
тей и увезли,- не знаю, живы ли они?.. Всадники волокли меня на аркане,
держали рабой на потеху всем. Однажды ночью мне удалось скрыться, и я
пробралась сюда, в эти развалины... Здесь я не нашла своего дома. Только
кучи мусора. Днем бегают ящерицы, ночью воют и подкрадываются шакалы...
Около города я встретила этих брошенных монголами детей. Мы вместе иска-
ли еду и выкапывали корешки дикого лука... Теперь эти дети стали моими
детьми, и мы умрем вместе, а может быть, и выживем...
Туган отдал женщине последние сухари и, ведя в поводу коня, вышел из
города.
Туган пробирался все дальше к Самарканду. Он не встречал караванов.
Кое-где на полях показывались редкие поселяне. Раза два прорысили мон-
гольские всадники. Тогда работавшие поселяне падали, как подкошенные, и
уползали в канавы. Когда облачко пыли, провожавшее монголов, уплывало за
холмы, на полях снова поднимались напуганные поселяне и принимались
вскапывать землю.
Глава вторая. ГДЕ ШУМНЫЙ ГОРОД САМАРКАНД?
Через несколько дней Туган остановился па пустынной возвышенности,
изрытой могильными буграми. Перед ним зеленела долина реки, где громоз-
дились развалины недавно еще славного Самарканда. Домики с плоскими кры-
шами лепились один около другого, но никакого движения не замечалось в
бывшей столице Мавераннагра, где раньше трудились десятки тысяч искусных
рабочих. Проломанные и размытые дождями крепостные стены огибали среднюю
часть города. Там сохранилась закоптелая часть высокой мечети, выстроен-
ной последним хорезм-шахом Мухаммедом, и две круглые башни.
Хромой нищий приблизился к Тугану и просунул из отрепьев тощую руку.
- Подай убогому, славный бек-джигит! Да сохранит тебя в битвах аллах!
Да отведет он вражескую стрелу от твоего храброго сердца!
- Где же город? Где блестящая столица султанов и шахов? Где важные
купцы, пестрые базары, где веселый шум молотков в мастерских? - говорил
Туган, рассуждая больше с самим собою, чем с нищим.
- Всего этого больше нет! - сказал нищий.- Ведь тут прошли монголы!
Разве они что-нибудь оставят? Ты спрашиваешь, куда девался город? Одну
часть людей вырезали безжалостные всадники, другую часть угнали они в
свои далекие степи, остальные жители бежали в скалистые горы, где многие
уже погибли...
- Долго ли беглецы будут скитаться?
- Туда за городом, выше по реке, уже понемногу сходятся люди и строят
себе хижины из хвороста и глины. Но живут они всегда в страхе: монголы
могут вернуться каждый день, забрать кого хотят, и утащить с собой на
аркаках... Да сохранит тебя аллах за твою щедрость!
- А что это за башня в середине города?
- Заворачивай коня подальше от этих башен! Там тюрьма! Монгольские
ханы уже завели тюрьму в мертвом городе. При пей живут монгольские пала-
чи, они железными палками разбивают головы осужденных. Я расскажу тебе,
как они это делают...
Туган, не слушая, спустился вниз по косогору. Пробравшись между раз-
валинами мертвого города, Туган подъехал к крепости, где возвышались две
старые башни, мрачные и безмолвные. Вдоль стены на земле сидели унылые
родствзнники заключенных. Часовые с копьями сторожили у ворот. Оседлан-
ные кони дремали, привязанные к столбам.
- Ты куда? Отъезжай! - крикнул часовой.
- У меня дело к смотрителю тюрьмы,- сказал Туган.
- Ты по ней стосковался?
- Может быть, если в башне сидит мой брат.
- У пас в тюрьме немало разбойников. Но долго они не засиживаются: их
приводят на площадку перед рвом и стукают по темени железной булавой.
Поищи там, во рву, может быть, найдешь тело брата. Как звали его?
- Он дервиш II пишет книги. Хаджи Рахим Багдади...
- Длинноволосый безумный дервиш? Такой еще жив! Мы его зовем "дивона"
(юродивый). Посажен надолго...
- "Навеки н до смерти"?
- Я слишком с тобой разболтался... Привяжи коня и ступай во двор.
Спросишь начальника тюрьмы. Его дом стоит там же. Около двери на крюке
повешен кувшин. Не забудь, положить в этот кувшин не меньше шести дирхе-
мов. Тогда начальник будет тебя слушать...
Туган привязал коня и вошел в ворота. Начальник тюрьмы стоял на тер-
расе дома в красном ватном халате и зеленых туфлях на босу ногу. Полуго-
лый тощий повар, звеня железной цепью па ногах, рубил сечкой в деревян-
ной миска баранину для кебаба. Конец седой бороды начальника, его ногти
II ладони были выкрашены красной хенной. Камышовой тростью он ударял по-
вара по плечу и приговаривал:
- Подбавь перцу! Не ленись! Так! Полей гранатовым соком!
Туган заметил подвешенный у двери глиняный кувшин и опустил в него
десять медных дирхемов. Начальник мрачным взглядом уставился на Тугана.
- Я мусульманский воин из отряда Субудай-багатура.
С его разрешения, еду разыскивать родных. Вот моя пайцза! - Туган
достал висевшую у него на шнурке дощечку с вырезанной надписью и рисун-
ком птицы. Начальник повертел пайцзу и возвратил ее Тугану.
- Что тебя привело в этот дом отверженных?
- Я ищу родственника, дервиша Хаджи Рахима аль Багдади. Нет ли тако-
го?
- Да проклянет его аллах и да сохранит нас, меня и тебя, от сомнения
и знакомства с ним!
- За что его посадили? Я знал его человеком праведным.
- Хорош праведник! Он посажен по требованию святейшего шейх-уль-исла-
ма и достойнейших имамов за равнодушие к священным книгам, за дерзкое
вольнодумство и за то, что в разговоре он никогда не упоминал имени ал-
лаха всевышнего. Гибелью стал его конец!.. Огонь будет его жилищем!..
Туда ему и дорога! Туган подумал и сказал:
- Обвинения ему предъявлены тяжелые, но, может быть, ты все же позво-
лишь мне как-нибудь облегчить его судьбу?
- Не старайся напрасно! Ему сохранили жизнь только по требованию Мах-
муд-Ялвача, великого визиря у могучего владыки нашей страны, хана Джага-
тая. Дервиша не выпустят, прежде чем он не напишет книгу о жизни и похо-
дах потрясателя вселенной Чингиз-хана.
- А когда Хаджи Рахим окончит свои записки, его выпустят?
- Чего захотел! Даже если он раскается в своих преграшепкях, его вы-
ведут из тюрьмы только для того, чтобы перед толпой на площади ему отре-
зать язык и руки. Вот почему "дивона" уже два года пишет книгу и будет
писать еще лет тридцать, чтобы отдалить день своей гибели. Туган сказал:
- Так как Хаджи Рахим был моим благодетелем, научил меня читать и пи-
