- Да! Я сделаю это! Клянусь вечным синим небом! Я покорю вселенную!
Прославлю монголов!
Все ханы стали кричать наперебой:
- Ты дивный! Ты необычайный! Ты-сердце монголов!.. Бату-хан, взглянув
на Арапшу, стоявшего при входе, сделал движение пальцами, показывая,
чтобы он вывел из юрты старого колдуна. Встретившись взглядом с баурши,
он повел правой бровью, разрешая подавать угощение.
* 3. МОНГОЛЫ НАДВИГАЮТСЯ НА РУСЬ *
Перед той перед бедой, за великой рекой
Боры древние загоралися.
Загорались боры древние, дремучие.
Черный дым стоял, застил солнце на небе...
А над теми над борами из-за полымя,
Из-за дыма птицам лететь нельзя...
Тогда по земле вести пошли,
Вести страшные, вести ратные...
Ив. Рукавишников. Ярнл?.
Глава первая. СТАРШОЙ ЛЕСОВИК
Нелюдимый и угрюмый Савелий Севрюк, по прозвищу Дикорос, жил на бере-
гу уединенного озера, затерянного в глубине вековых рязанских лесов. На
небольшой поляне стояли избы выселка и бревенчатая часовенка. Кругом
густо росли пышные кусты ежевики, малины и смородины. И поляна и выселок
назывались Перунов Бор.
Говорили старики, что здесь раньше жили колдуны, поклонялись деревян-
ным истуканам. Один такой истукан, трухлявый и вросший в землю, лежал в
малиновых кустах среди ельника.
Во все стороны тянулись топкие болота и бездонные трясины, по которым
едва заметными тропами пробегали только зайцы. Эти топи засосали немало
неосторожных охотников, прельстившихся заманчивыми изумрудными лужайка-
ми.
В выселке, кроме Дикороса, жило еще несколько крестьян-лесовиков.
Ближайшего соседа справа звали Ваула. Был он мордвин и бежал со своей
родины в поисках лучшей доли. Ростом невысокий, черноволосый и рябой, он
и жену имел такую же низкорослую и рябую. Между собой они говорили
по-мордовски, отчего и пошло крестьянину прозвище "Ваула" (шепелявый).
Детей у них была полна изба-все маленькие, юркие и черноглазые, как мы-
шата,
Другим соседом Дикороса был Звяга, пришедший из Рязани, высокий, ху-
дой и костлявый. Жил Звяга в небольшом срубе, крытом дерном и пластами
бересты; в избе его главное место занимала глиняная печь. Детей было
много, все беловолосые, вымазанные копотью, так как изба топилась
"по-черному", трубы не имела, а дым из печи уплывал через волоковое
оконце над дверью. Жена Звяги, тоже худая и высокая, едва успевала и по
хозяйству и по работе в лесу: она помогала мужу летом рубить вековые
сосны и ели, а зимой вывозить их по льду в ближний монастырь.
Был на выселке еще крестьянин Лихарь Кудряш. Пришел он из Суздальской
земли позже других, вместе с молодой женой. Вдвоем они нарубили ровных
сосен, свезли их по первопутку на поляну, поставили себе сруб и прист-
ройку для скота. В новой избе родилась дочка, назвали ее Вешнянка. Забо-
лела жена горячкой и вскоре умерла. Выдолбил Кудряш из липового кряжа
гроб, похоронил тело молодой жены под березкой и остался с маленькой
дочкой жизнь вековать вдовцом. Кудряш вскормил ее с рожка, через коровью
соску, потом часто уходил то на постройки в Рязань, то в Дикое поле, где
кочуют половцы, торговать у сторожевых застав, то неделями пропадал в
лесу, где ловил силками и западнями белок, горностаев, куниц и других
зверьков. А Вешнянка тем временем жила как родная в избе соседа Дикоро-
са.
В поселке считали Савелия Дикороса за старшого - он раньше других по-
селился в Перуновом Бору и всем показывал пример: когда начинать пахать,
когда сеять, не боясь утренних холодов, или отвозить по замерзшим тряси-
нам лещей, моченые ягоды и соленые грибы для монастыря. Дикорос был ши-
рококостный, крепкий мужик, с угрюмым взглядом из-под нависших на лоб
волос. Своими руками, своим горбом отец и дед Дикороса расчистили лесную
чащу, выкорчевали и выжгли старые огромные пни. Первыми засеяли они
вспаханную и засыпанную золой целину - сперва овсом, а в следующие годы
рожью и коноплей.
С радостью ушел бы Дикорос еще дальше в глубь лесов, чтобы работать
на приволье без чужого хозяйского глаза, но все равно не скроешься от
длинной руки монастырского сборщика в подряснике или княжеского тиуна с
острыми хищными глазами,- все равно сыщут и доберутся до распаханных
мест и начнут высчитывать и надбавлять дань ". Крякнет Дикорос, бросит в
сердцах о землю собачий колпак, тряхнет космами и прогудит:
- Сделайте милость, повремените с данью! И коню дают передышку, пус-
кают на луга пастись. Так зачем же добивать человека? Ведь работаю один
не покладая рук. Когда еще подрастет мне подмога! Сынишка еще мал.
И опять Дикорос налегал на рогали " или брал тяжелый топор и прини-
мался за привычную работу: валить столетние стволы, прорубать просеку
или, по пояс в грязи, выводить из болота канаву.
Всю надежду Дикорос возлагал на единственного сына. Пока тот был мал,
звал он его Глуздырем ", а как паренек стал подрастать и в работе ока-
зался сметливым и расторопным, дали ему соседи кличку Торопка. Было у
мальчика и другое имя, каким при крещении наградил его старый поп на по-
госте, да то имя нелегко вымолвить: Апемподист. Высокий, вихрастый, в
веснушках, с крепкими руками, он походил в работе на отца: и дерево сру-
бит, и целину вспашет, и стрелой из лука собьет прыгающую по веткам ве-
селую белку.
Была в Перуновом Бору еще вдова, звали ее Опалениха. Считалась за
крестьянина-и землю сама пахала, и дрова рубила, и на озере сетью ловила
карпов и лещей.
Овдовела она с тех пор, как в низовьях Оки поволжские разбойники заб-
рали у нее двух детей, мальчика и девочку, и продали булгарским купцам.
А мужа, пытавшегося отбить детей, разбойники бросили в костер, отчего он
и помер. С тех пор пошло ей прозвище - Опалепиха. Переселилась Опалениха
в Перунов Бор. Работой хотела тоску приглушить. Завела несколько овец.
Они у нее жили и плодились, тогда как у других овцы погибали.
Опалениха все детей своих вспоминала. Крепко привязалась она к Веш-
нянке, больше других соседей нянчила ее, а в голодный год подобрала па
погосте двух сирот, стала их кормить и пестовать как родных детей.
Глава вторая. ПРИШЕЛЬЦЫ ИЗ "МИРА"
Редко кто заходил в Перунов Бор. Лежал он в стороне от большой доро-
ги, и чаще, чем люди, туда заглядывали звери: то огромный лось-сохатый с
лосихой и теленком, то неуклюжий медведь, то вылетит на поляну стройный
пятнистый олень, спасаясь от рыси, а зимой подходили к избам волчьи
стаи, и кругом по пашням петляли и жировали зайцы.
Зимою, когда топкие болота затягивались прочным льдом, к глухому озе-
ру приезжали из "мира" " два странных всадника и с ними слуга. Сидели
они на отборных конях, и оружие их было в серебре. Один, молодой и с ви-
ду силы изрядной, часто шутил и быстро сдружился с обитателями Перунова
Бора. Другой был мрачный старый монах, с длинными полуседыми волосами, в
черном подряснике под полушубком, в остроконечной скуфейке.
Они расспрашивали Кудряша и Дикороса о диких зверях, где замечены
медвежьи берлоги, где проходили сохатые. Затем переодевались, как спод-
ручнее для охоты. Монах сбрасывал долгополую одежду, надевал заячий тре-
ух, полушубок и брал рогатину. Оба становились на лыжи и вместе с Дико-
росом, Кудряшом и Торопкой уходили загонять лося или подымать медведя из
берлоги; целые дни бродили по лесу, пока не находили и не валили зверя.
Вернувшись к ночи в избу Дикороса, охотники ели щи из сохатины и
рассказывали, какие с кем бывали случаи на охоте. Как-то Дикорос спросил
старого монаха:
- Отчего ты, отче Эпимах, надел на себя черную рясу? Тебе бы меч или
копье были куда сподручнее. Ты дивно ловкой на медведя. Твое дело ходить
на бой, а не отбивать земные поклоны.
Монах ответил:
- Не думаешь ли ты, что мне, витязю Ратибору, привыкшему полевать в
диких степях половецких, было радостью скинуть бранную кольчугу? Да по
своей ли я воле в монастыре сделался заточником? Встал я кой-кому попе-
рек дороги, и вот пришлось смириться и уйти в глухую обитель... Князей и
князьков развелось теперь много, все щелкают зубами, кормиться хотят и
приглядываются, какой бы стол прибыльнее захватить. Ну и пусть себе
князья грызутся! А я сижу в своей келье, пишу летопись о том, что слышу,
добавляю то, что помню из моей долгой и бранной жизни... А когда за мной
заезжает молодой витязь Евпатий, я бросаю гусиные перья и беру медвежью
рогатину... Любо мне плечи поразмять да попробовать силушку один на один
с медведем...
- А если вороги придут в наши земли? - спросил Дикорос.- Что ж, и
тогда ты останешься в своей келье?
- Не удержат меня тогда в монастыре ни каменные стены, ни запреты
игумена. Вступлю в дружину к смелому витязю Евпатию хотя бы простым вои-
ном и лягу костьми за нашу землю святорусскую.
Однажды зимой в Перунов Бор заехал бродячий торговец в санях с пле-
тенным из ивы коробом, запряженных парой мохнатых лошадок. В коробе тор-
говца хранилось много заманчивого товара: иголки, цветные ленты, нитки,
платки, шитые цветами, стеклянные бусы, медовые пряники. Денег торговец
не брал: искал он только в обмен мехов: куньих, лисьих, бобровых и дру-
гих. Торопка выменял у него на связку беличьих шкурок зеленые стеклянные
бусы и подарил их Бешнянке.
Торговец был не русский. И шапка у него иная, горшком, обмотанная бе-
лым полотенцем, и голенища сшиты из цветных кусков сафьяна, и кафтан
особого покроя. Бабы сразу приметили, что кафтан его застегивался не на
правую сторону, как у всех православных христиан, а налево - как у ба-
сурман или у лешего.
От торговца обитатели Перунова Бора впервые услышали о приходе с вос-
тока, из степей, страшного народа, который никого и ничего не щадит,
всех избивает, и старого и малого, жжет села и города.
- Ну, поведай-ка нам про этих извергов!
- Примчались эти люди к нам, к булгарам, в наш город Биляр, что на
реке Каме,- рассказывал торговец.- Упали они на наши головы, как град
среди бела дня, и была то передовая рать хана Шейбани, внука Чагониза, и
зовутся они татары и мунгалы. Разорили они наши города, наловили людей,
отобрали тех, кто знает ремесла. Связали их и увели в неведомую страну.
Спаслись только те, кто спрятался в лесах... Татары поставили отряды в
пяти городах, чтобы заклепать над булгарами неволю, а главная их рать
ушла дальше, в половецкие степи... Скоро и вы их увидите. А бороться с
ними пет мочи. Множество их, что комарья над болотом... Нападают они
скопом, с диким воем, тысячи за тысячами, страшные, в закоптелых овчи-
нах... И нет от них спасения!
- Это для вас, булгар, татары - страшные вороги,- сказал Дикорос.-
Вы, булгары, привыкли торговать да сапоги тачать, а доброго воина из
булгарина никогда не бывало.
- Поглядим! -ответил торговец,- Как татары навалятся, что от вас ос-
танется?
- Типун тебе на язык! - закричала Опалениха.- Пусть только эти нех-
ристи сунутся сюда; мы их Чагониза примем в топоры!.. И бабы пойдут
биться рядом с мужиками.
- Пусть татары кричат и на нас валом валят,- сказал Дикорос.- И мед-
ведь ревет, когда прет на рогатину. И половцы по-звериному вопят, когда
в бою налетают,- запугать хотят... Наши рязанские дружины к этому при-
вычны и знают, как их назад в степь отогнать. Чем татары их страшнее?
Глава третья. ПЕРВАЯ ТРЕВОГА
Торговец уехал, мужики поговорили о татарах и мунгалах Чагониза и за-
были о них,- "до нас далеко! К нам они не сунутся!". А полгода спустя,
поздней осенью, из ближайшего погоста Ярустова (что стоял за двадцать
верст на опушке бора) прибежал запыхавшийся гонец. Он пробрался прями-
ком, через болота, подмерзшими тропами. Гонец кричал в окошко каждой из-
бы, что от князя рязанского привез он приказ, и пусть все соберутся выс-
лушать княжью волю.
Гонец подождал на кладке бревен, пока подошли мужики. Прибежали и ба-
