ятью по зубам. Я сказал, что если он сделает еще шаг, то мой меч пронзит
его грудь под ребро...
- Ты поступил как верный нукер,- сказал Бату-хан.- Я возвеличу тебя.
Где сотник Арапша?
- Он потащил гонца в свою юрту.
- Для чего?
- Чтобы отрезать ему левое ухо...
Бату-хан задумался, его глаза скосились. Потом он рассмеялся:
- Как тебя звать?
- Мусук.
- Где я тебя видел?
- Ты меня видел, когда я ловил для тебя гнедого жеребца. На нем те-
перь ездит сотник Арапша. Он меня взял в свою сотню.
- Узнаю Арапшу. Плохо тем, кто становится ему на дороге. Но он не за-
бывает тех, кто оказал ему услугу. Ступай.
Дозорный ушел. Бату-хан снова начал говорить, обращаясь к Хаджи Рахи-
му:
- Я веду войска на запад и знаю, что я там встречу. Мои лазутчики и
купцы, посланные мной в земли урусутов, мне все рассказали... Я покорю
урусутов и те народы, которые живут дальше, за ними. Покорить урусутов,
этих лесных медведей, будет нетрудно. Они все разбиты на маленькие пле-
мена, и их ханы-коназы ненавидят друг друга. У них до сих пор не было
своего Чингиз-хана, который собрал бы их в один народ. Я посажу в их го-
родах моих баскаков, чтобы собирать налоги, а сам пойду дальше, до Пос-
леднего моря - бросать под копыта моего коня встречные народы... Тогда
на всю вселенную опустится монгольская рука!..
В шатер бесшумно вошел грузный и широкий Субудай-багатур. Он круто
повернулся к двери и, подняв руку к широкому уху, внимательно прислушал-
ся. Видна была только его сутулая круглая спина в старом синем шелковом
чапане, покрытом жирными пятнами. Затем, недовольно косясь на Хаджи Ра-
хима, он подошел, шаркая кривыми ногами, к Бату-хану, кряхтя склонился
до земли и опустился на колени. Бату-хан выждал, пока он выполнил обяза-
тельный земной поклон, и попросил старого полководца сесть рядом.
Субудай опять покосился на Хаджи Рахима и вздохнул, громко сопя.
- Говори все, не бойся! Мой учитель предан мне и молчалив, как придо-
рожный камень.
- То, что я говорил раньше, подтверждается. Гуюк-хан привел сюда, к
нашему лагерю, свою тысячу. Я усилил охрану и приказал, чтобы никого
близко не подпускали. Другие ханы тоже прибыли, вопреки приказанию, с
отрядами по нескольку сот воинов. Более крупные их отряды стоят недале-
ко, и если ханы поднимут тревогу, войска могут явиться сюда немедленно.
- Что же делать? Драться?
- Это будет видно сегодня вечером. "Бешеные" и "непобедимые" нагото-
ве..."
Глава девятая. ВЕЛИКИЙ СОВЕТ ЧИНГИЗИДОВ
Ненависть, гнев и зависть
преобладают в природе этого народа.
Рашид эд-Дин.
Вечер был спокойный, без ветра. Легкий дождь прибил докучливую пыль.
Кругом пылали костры и доносился запах жареного бараньего сала.
Ханы подъезжали с пьяным смехом и грубыми возгласами. Они остановили
коней в десяти шагах от большого золотисто-желтого шатра,- дальше их не
пустили тургауды, преградив путь копьями. Ханы хотели гурьбой напра-
виться к шатру, но три главных шамана встали перед ними;
- Проходите между огнями. Мы обкурим вас священным дымом. Он очистит
сердца от злых помыслов, прогонит черных духов тьмы.
Часовые стояли двумя рядами по сторонам дорожки, ведущей к шатру. Ха-
ны и их военачальники проходили медленно, останавливаясь около восьми
жертвенников, сложенных из камней и глины. На них дымились костры. Шама-
ны размахивали опахалами, сплетенными из камыша, раздували огонь, стара-
ясь, чтобы дым направился в сторону ханов. Другие шаманы колотили в буб-
ны и громко распевали старинные заклинания.
У входа в шатер двое дозорных поддерживали копьями дверную занавеску
и, наклонившись, наблюдали, чтобы входившие не коснулись ногой священно-
го порога.
Внутри шатра, на высоких бронзовых подставках, горели светильники,
распространяя аромат амбры, мускуса и алоэ. Кругом на разостланных пест-
рых коврах лежали сафьяновые и шелковые подушки. В глубине шатра с по-
толка спускалась, закрывая заднюю стенку, широкая малиновая шелковая за-
навеска, расшитая золотыми птицами и цветами.
Субудай-багатур, в парадной китайской одежде, сверкая золотом, стоял
у входа и приглашал входивших снимать оружие и складывать его у двери,
затем проходить дальше и садиться по правую сторону. Менгу-хан и четыре
брата Бату-хана расположились слева. За ханами садились их главные вое-
начальники, знатнейшие нойоны и багатуры.
Гуюк-хан, в красных сафьяновых, сапожках на очень высоких изогнутых
каблуках, вошел последним, переступая мелкими шажками. Его пухлый живот
был перетянут парчовым поясом, за который был засунут китайский кинжал с
нефритовой рукоятью. Синий шелковый чапан был застегнут большими рубино-
выми пуговицами. Под чапаном виднелась малиновая безрукавка, расшитая
золотыми драконами.
Презрительно улыбаясь, Гуюк-хан сел в глубине шатра и обвел всех по-
дозрительным взглядом. За ним пытались пройти три монгольских телохрани-
теля, но Субудай-багатур зашипел на них:
- Назад! Кто вам разрешил входить на совещание князей?
Гуюк-хан вмешался:
- Пусть остаются! Пусть учатся, как управлять!
- Арапша! Выброси их! - крикнул Субудай.
Пришедшие монголы настойчиво лезли к Гуюк-хану. Арапша схватил сзади
одного и выволок из шатра. Братья Бату-хана поднялись и вытолкали двух
остальных.
Вошли три раба в китайских просторных одеждах и внесли золотые с узо-
рами подносы, на которых стояли простые деревянные аяки с пенящимся бе-
лым кумысом. Эти серые обкусанные чашки хранились у Бату-хана как святы-
ня: из них пил когда-то сам великий Чингиз-хан. Все посматривали с поч-
тением на эти старые аяки, столь обычные в юртах бедняков.. Чаш было
одиннадцать, по числу ханов из рода Чингизова. Рабы стояли неподвижно,
держа подносы на вытянутых руках.
Субудай прошел в глубь шатра и осторожно отдернул малиновую, расшитую
золотом занавеску. За ней на широком и низком троне, отделанном золотыми
украшениями, сидел строгий и неподвижный Бату-хан. На нем была перелива-
ющаяся искрами блестящая стальная кольчуга, китайский золотой шлем с на-
затыльником, украшенный наверху большим, с голубиное яйцо, алмазом. С
шлема свисали по сторонам четыре хвоста чернобурых лисиц.
На груди Бату-хана красовалась на золотой цепи большая овальная золо-
тая пластинка, пайцза, с изображением головы разъяренного тигра. Эту
пайцзу получил из рук самого Чингиз-хана отец Бату-хана, суровый и сме-
лый Джучи-хан. Голова тигра означала повеление кагана: "Все должны пови-
новаться хранителю этой пайцзы, как будто мы сами приказываем". На коле-
нях Бату-хан держал китайский меч с длинной рукоятью, блистающей алмаза-
ми.
Все затихли, впиваясь взглядами в мрачного джихангира. Он смотрел
вперед, поверх людей, с каменным лицом и сдвинутыми бровями, как будто
далекий от обычных земных дел.
Гуюк-хан несколько мгновений сидел неподвижно, затем повернулся к си-
дящему рядом хану Кюлькану и шепнул так, чтобы другие слышали:
- Полевая крыса, которая думает, что похожа на льва!
Субудай-багатур опустился перед троном на колени и сказал:
- В этом походе джихангиром объявлен Бату-хан, - он справедливый, он
безупречный, он смелый! Ему подобает называться "Саин-хан" - доблестный!
Вы видите золотую пайцзу на его крепкой груди и знаете, что означает го-
лова разъяренного тигра. Окажите почет Бату-хану, как будто перед вами
сам Священный Правитель. Если все войско будет повиноваться Саин-хану,
как оно повиновалось единственному и величайшему, то вся вселенная будет
лежать под копытами наших коней. Преклонитесь перед джихангиром!
Братья Бату-хана поднялись, сложили руки на груди и пали ничком. За
ними Менгу-хан и некоторые старые полководцы также встали и сделали зем-
ной поклон, поцеловав ковер. Семь царевичей, косясь на Гуюк-хана, оста-
вались неподвижными.
У Бату-хана чуть дрогнули губы:
- Раздайте чаши!
Субудай сжался, еще более сгорбился и сделал знак рабам. Они с бес-
шумной ловкостью обошли всех чингизидов и передали им старые деревянные
чаши с кумысом. Такую же простую чашу взял Бату-хан и, держа ее перед
собой, готовился произнести моление.
Гуюк не дал ему этого сделать. Он заговорил, торопясь перебить Ба-
ту-хана, желая показать, что он, наследник престола великих каганов, яв-
ляется высшим ханом на этом собрании:
- Первые капли нашего родового кумыса из этих древних священных чаш
мы выпьем за процветание, величие, здоровье и могущество великого влады-
ки всех монголов и повелителя ста семидесяти других подчиненных ему на-
родов, хранимого вечным синим небом кагана Угедэя....
Некоторые ханы поднесли чаши к губам и стали пить, другие выжидали,
посматривая на Бату-хана. Он продолжал оставаться неподвижным и в насту-
пившей тишине, растягивая слова, громко сказал:
- Первую чашу нашего кумыса мы выпьем в память Священного Правителя,
ушедшего от нас повелевать заоблачным миром, того величайшего воителя,
кто приказал начать этот поход, чтобы пронести ужас монгольского имени
до последних границ вселенной!..
Бату-хан медленно выпил чашу до дна, оставшиеся капли вылил на руку и
провел ею по груди. Все царевичи немедленно припали губами к чашам,-
разве можно отказаться выпить в память великого Чингиз-хана!
Рабы принесли серебряные подносы с золотыми кубками и чащами различ-
ной формы и стали их наполнять кумысом из. висевшего около двери большо-
го телячьего бурдюка. Все пили за великого создателя монгольской державы
и за предстоящие победы.
Бату-хан снова заговорил тихо, но его слова звучали четко в шатре,
где все сидели неподвижно, предчувствуя, что теперь могут вырваться на-
ружу тайные злобные страсти, кипевшие у чингизидов:
- Мы сейчас будем говорить о том, что в этом походе полезно и что не
нужно. Вот что я хочу вам объявить...
Гуюк дергался на месте, шептался с двумя соседними ханами. Он уже
раньше, днем, выпил слишком много хмельного тирана, и глаза его налились
кровью. Он закричал хриплым, яростным голосом:
- О чем ты можешь объявить? Кто тебя захочет слушать? Тебе ли сидеть
на троне, тебе ли начальствовать над войсками? - и, захлебываясь от сме-
ха, Гуюк повернулся к другим ханам: - Не правда ли, что Бату-хан не что
иное, как баба с бородой! Я прикажу последнему из моих нукеров побить
его поленом!
Приближенный Гуюк-хана полководец Бури во весь голос завопил:
- Га, га! Дай это сделать мне! Я ткну Бату-хана пяткой, свалю его и
растопчу!
Царевич Кюлькан смеялся, пьяно взвизгивал и старался перешагнуть че-
рез сидевших вокруг него ханов:
- Воткни этой бабе с бородой деревянный хвост! Пропустите меня, я это
сделаю!
По знаку Гуюка все его сторонники вскочили и, доставая из-за пазухи
ножи, толкая друг друга, бросились к трону.
Голова Бату-хана ушла в плечи, зубы оскалились, глаза обратились в
щелки. Он вдруг выпрямился, отбросил в сторону меч и выхватил из-за го-
ленища короткую плеть. С размаху он стал колотить ею по головам насту-
павших на него ханов:
- Я проклинаю великим проклятием тех, кто в походе не повинуется джи-
хангиру! А тебе, Гуюк, не бывать великим ханом, как не летать курице над
облаками! Назад! На колени!
Вдруг прогремел хриплый, яростный голос Субудай-багатура:
- Ойе! Урянх-Кадан! Зови "бешеных" и "непобедимых"!
Молодой сильный голос повторил:
- "Непобедимые" и "бешеные", сюда!
Из-за занавески, из кожаных сундуков, из-за скатанных ковров мгновен-
но выскочили монгольские воины. Одни бросились к Бату-хану, подхватили
его на руки, и он исчез за полотнищами шатра. Другие воины колотили ме-
тавшихся ханов кулаками прямо в лицо, опрокидывали их и тащили за ноги
из шатра,
Бронзовые подставки с горевшими светильниками повалились на дерущихся
ханов. В шатре стало темно. Последние ханы и нойоны старались ползком
