рты, они бросали звуки в меня (криком они убивают пищу). Они раздувались,
они чуть не лопались от усилий. Мелькали языки, дрожали мембраны. Свет и
звал и убивал их. Умирая, они скатывались по сетке в ров. Там их кто-то
пожирал, хрустя и чавкая.
Вот белая плесень стала вползать по сетке. Она совала ложноножки во
все ячеи. Сейчас она вольется внутрь. Но щелкнул электроразряд
(автореле!), и она упала вниз большой мучнистой лепешкой.
...Я ходил. Глубокая ночь, светилась равнина.
Биостанция поставлена на самом высоком здешнем холме. Я видел голубое
свечение равнины, а в нем холмы в виде темных вздутий.
Они вливались в небо кронами деревьев.
Пустынные места... Выходит, они не были пустынными.
За четверть диаметра от нас, на западе, была колония (в ней Зло), там
жили люди, прилетевшие с планеты Виргус. Тайно от нас (почему?) колония
основана три месяца назад. Я займусь ее делами, я раздавлю Зло. Такова моя
цель.
...Утром я пойду в колонию. Мне нужна помощь в дороге, нужен Тимофей
с его собаками, необходим <Алешка>. Согласится ли Тим?..
Ничего - уговорю. Как он там? Лежит, закинув руки за голову. Вот
думает о моем превращении. Затем некоторое время поразмышлял о судьбе
щенят Джесси - их нужно отнять у матери и переводить на нормальный режим.
Спасибо за такое соседство, Тим! Вот улыбнулся в темноту - воображает себе
лица коллег, когда он вернется к ним через пять или десять лет с
Люцифера... Думает о Дарвине и Менделе.
- Я вас перепрыгну... Обоих... - шепчет он. (Я не верю себе:
скромняга Тим - и такое.)
- Спи, спи, милый Тим, завтра ты дашь мне собак и поведешь машину.
Сам.
А теперь Люцифер...
Ты алмаз среди венка мертвых планет этого солнца. Ты обмазан
Первичной Слизью, тебе еще предстоит сделать из нее отточенно прекрасных
зверей, насекомых и рыб (это только эскизы - моут и прочие). Но твою,
Люцифер, судьбу могут исказить виргусяне.
...Штарк! Я вижу тебя, вижу твой черный профиль. Ты словно вырезан из
бумаги - в тебе сейчас два измерения. Мне еще предстоит уточнить,
насколько ты глубок. Поберегись!
Ты держишь в руках сейсмограмму. Ты знаешь: садилась ракетная шлюпка,
и озабоченность морщит твой покатый лоб... Жалеешь, что не был готов к
такому быстрому повороту дела?.. Ищешь новые возможности?..
Думаешь такое: <Мне дорого время. Нужно год-два-три повертеть
шариком, и тогда все убедятся в моей правоте и силе и примирятся>.
...Тимофей, славный мой человек. Ты не мажешь уснуть? Спи, спи... до
утра. Позавтракав, ты предложишь мне себя и собак. А еще мы возьмем
ракетное ружье.
Его понесет Ники. Решено?
Я прошел в дом. Храпел Тим, глядели на меня, жались в теплую мягкую
кучу собаки.
Милые, добрые чудаки...
ВТОРОЙ ДЕНЬ АРГУСА
За десертом Тимофей огладил бороду, защемил в кулаке, дернув ее вниз,
спросил:
- Что намерено делать сегодня ваше величество? Сидеть здесь незачем.
Ты что> решил пребывать в Аргусах вечно?
(<Сейчас ты предложишь помощь>.)
- Видишь ли, - сказал Тимофей, кося глазами (я прикрыл рот
салфеткой), - ты рад полученному могуществу, оно есть, мне снились всю
ночь твои распрекрасные очи. Но, голубчик, за могущество дорого платят. Я
слышал, этот жилет... Короче, тебя невозможно убить. Это ложь. А все-таки
безопасно ли долго носить на себе вещь таких странных свойств? Посему бери
меня, собак, карету. Ты хоть приблизительно знаешь, где эта треклятая
тайная колония? Узнаю сопланетников, всегда ерундят.
- Я вижу. Понимаешь - я вижу место, ландшафт, особенности. Но не
координаты, конечно.
- А найдешь на карте?
- Запросто. Там развилка реки и плато с выходами синих горных пород.
- У меня есть фотокарта, я даже разбил координатную сетку. Примерно,
конечно.
Тимофей стал открывать ящик за ящиком, разыскивая карту (у него
всегда беспорядок). Говорил в то же время:
- На собак надену суперы.
<...А сейчас ты мне расскажешь о Штарке и Гленне. Они с твоей земли>.
- Занятно, - говорил Тим, роясь в ящике. - Мелькнуло имя - Штарк...
Звать Отто?
- Плюс Иванович... Сутулый, быстрый, подбородок и нос образуют
профиль щипцов.
- Вспомнил! Встречал - эгоцентричная штучка. Но зачем ему делать зло?
...Властолюбие? - рассуждал Тимофей. - Пожалуй, есть. А еще
стремление всегда настоять на своем. Вот его фразочка: <Тысячу раз скажу,
а продолблю в голове дырочку>. Мозг какой-то безводный - формулы,
принципы, системы. И вдруг короткое замыкание и загадка поведения. Он
выступал со статьями о колонизации планет. Гленн... Это сторонник
биологической колонизации... Вот карта, чертовка! Хирург-селекционер,
будущая знаменитость, мой враг и, наверное, гений.
Тимофей достал папку, развязал шнурки и бросил карту на стол, поверх
посуды.
- Да, мы с Гленном враги. Я наблюдатель, я хочу на каждой планете все
сохранить неприкосновенным, он же тянется все переделать. Самоуверенный
тип, не люблю.
Карта была тимовская, неряшливая, самодельная. Но съемка вполне
прилична.
Мы нашли реку и синее плато.
- Километров тысчонок пятнадцать-двадцать, - говорил мне Тимофей,
меряя пальцами. - Вылетаем в девять? Тогда спешим, туман поднимается.
Когда все решилось, я почувствовал новый голод.
Я стал брать и доедать все со стола: бутерброды, паштет, куски
сахара.
Тимофей озабоченно глядел на меня:
- У тебя сильно повысился обмен, хорошо бы тебя проверить
калориметрически, - бормотал он. - И надо с собой взять всего побольше.
Найдем еду у колонистов?
- Конечно. Но Штарк, знаешь ли, что-то мудрит с автоматами.
- Ври больше! - выкрикнул Тим. - Будто видишь.
Я - видел.
Жуя, я видел плоскогорье. Вдруг дым, обрывки пламени - я отшатнулся.
Из дымного (видимого только мной) что-то косо взлетело, пронеслось по
небу, исчезло. А вот смеющийся Штарк. Он какой-то острый. Пронзительны его
нос и длинный подбородок. Он смугл, этот Отто Иванович. Губы тонкие,
вобранные внутрь их краешки. И все - нос, подбородок и глаза - имеет
въедливую, шильную остроту. Вот махнул рукой и задумался, заложив ладони
под мышку. А то - широкое - бешено несется к нам, обжигая макушки
деревьев. Я понял - Штарк ударил первый. Догадался - та птица на узких
крыльях, что летала над нами неделю назад, был его робот.
ЧИСЛО 21-е ВОСЬМОГО МЕСЯЦА
(дневник т. Мохова)
Странные, напряженные дни. Нужно описать их, чтобы не ушли, не были
забыты.
Во-первых, колония: отчего я не был предупрежден? Или было оговорено
в Совете, что они объявятся нам сами?
Или помешала авария рации? Тогда все ясно - сообщение было, но оно не
принято нами, его не повторяли, надеясь на колонистов.
Затем проблема коллективной личности Аргуса. Я предпочел бы провести
этот опыт на себе, сейчас же располагаю косвенными данными, ненадежными
ощущениями.
Я сразу ощутил перемену в моем друге. Меня заинтересовал феномен
неожиданного усиления его личности. (Под рукой не было тестов, я не смог
установить коэффициенты интеллекта <до> и <после>.)
Но <после> Обряда его лоб стал шире и выпуклей, не то расплываясь в
моих глазах, не то сияя. Изменился и лицевой угол, глаза приобрели
маниакальный блеск. Ходил Георгий быстро, не сгибая ноги в коленном
суставе, движения рассчитанные, машинные. Казалось, его толкало нечто,
сидящее внутри его.
Что еще? Он стал выше. Это и понятно, рост его увеличился от
повысившегося тонуса скелетной мускулатуры. Сжимая (по моей просьбе), он
сплющил пружинный эспандер. Артериальное давление повышенное.
Он действительно Звездный Аргус, почти сверхчеловек. Мне тяжело с
ним, я словно отравленный - жжет голову, тошнит, слабость в ногах. Он
добрый, честный, открытый, но я испытываю смущение и, пожалуй, страх.
В нашу жизнь он принес суету и напряжение.
Утром (после завтрака) он вдруг закричал, что всем нужно лечь на пол.
Сам же, схватив ракетное ружье (одной рукой!), выбежал во двор. За ним с
лаем и ревом вынеслись собаки всей кучей, щенята Джесси заскулили в своем
ящике.
Я вышел за ним.
Георгий крикнул, чтобы я сдвинул сетку. Быстро! Сейчас!
Я включил мотор, и небо открылось, голубое, чистое небо, даже медуз
не было. И все крики и суета Георгия показались мне в этот момент такой
ерундой.
Вдруг широкая тень пронеслась над домом. Все задрожали от рева
двигателей. Упали комья огня, и - боп-боп-боп - вслед этому широкому
унеслись три маленьких ракетных снаряда. Их пустил Георгий. Они ушли за
крылатым роботом, и за деревьями раздалось еще одно <боп>, такое сильное,
что упала радиомачта.
- Робота пустил! - крикнул Георгий. - Догадался!
Отдав ружье Ники, он щурился на небо и почесывал шлем.
- <...Параграф третий: тот, кто направляет автомат на человека,
заслуживает наказания первой степени>, - сказал он. - А точно наведено, у
него хорошая карта. О нашей станции он все знал.
- Мерзавец! - сказал я.
- Пойду глядеть на дело рук своих, - сказал Георгий.
Он вышел, и, ничего не боясь, пошел лесом, и, как бы взлетая, прыгал
через кусты.
Но какова реакция - сбил эту чертову штуку, выпустил три снаряда с
расчетом. А если бы та ударила прямо в дом?.. И мне стало жутко. Я не
боялся моутов и загравов, бациллы Люцифера не пугали меня. Но если
прилетает робот и поднимает тебя и твой дом в небеса, в этом есть какая-то
скверная жуть.
Мой дом... Мне стало жаль его той жалостью, что я порою испытываю к
щенятам.
Нет, так дело не пойдет, надо спешить. Я пошел налаживать <Алешку>.
Осмотрел его - все было в норме - антиграв под напряжением, горючее в
баках. Нажал пуск - скарп приподнялся до уровня моей груди. Я погладил
его: люблю эту штуку.
<Алешка> - большая рабочая скотина с каютой, с плитой и
холодильником.
Я опустил его, выбросил пару дохлых ночников, тряпкой вытер рули
управления, похлопал по подушкам сидений - хорошо! Занялся двором - мешали
ворвавшиеся во двор всякие летучие, фиолетовые, надоедливые.
Они стрекотали, наскакивали на меня, жала их сверкали, как иглы.
Я мотором натянул сетку. И вовремя - подлетали летающие медузы -
красные, синие, желтые. Они красиво плыли, словно древние корабли. Но
когда спускались ниже, я видел синюю бахрому их качающихся щупалец.
Новых не было, все прежние виды - пузырчатые, медузы-титаны и пр. Я
вывел собак и стал одевать в суперы.
Вот что я здесь люблю (кроме Георгия и зверей планеты) - живое тепло
собак.
Во-первых, они моя дальняя родня. Во-вторых, мне сладко их гладить,
трогать, ерошить шерсть. Я люблю их мыть, расчесывать, стричь... Так мило
касание их горячих ласковых языков.
Но мне стыдно, что я завез псов на эту сумасшедшую планету. Мне
хочется просить у них прощения, сказать - простите, вы сражаетесь и
гибнете за меня, но без вас я не смогу здесь жить. Мне нужна ваша ласка,
ваша бдительность и ваша любовь.
Суперы - бойцовые панцири. Собственно, к обычному я привинчиваю
налобник с шипом сантиметров в тридцать (чертовски трудно научить собаку
пользоваться им), добавляю шипы на спину и бока - по двадцать штук.
Хотел бы я увидеть рожу моута, сцапавшего мою собаку.
Но прямое оружие собак - автоматические пасти. Работает их челюстями
наспинный робот с передаточной механикой страшной силы.
Я одел собак. Они стали фантастически уродливыми и до чертиков
