Аскольд Якубовский
АРГУС-12
Повесть
Часть первая
КРАСНЫЙ ЯЩИК
1
Шел дождь. Капли его в слепящей голубизне прожекторов казались
летящими вверх.
Будто густые рои варавусов.
А их-то на площадке и не было. Ослепительный свет отбросил ночную
жизнь Люцифера в темноту, что так густо легла вокруг.
Дождь лил... Вода текла на бетон, был слышен ее громкий плеск.
Я наблюдал, как грузят шлюпку.
Первым принесли Красный Ящик.
Я произнес формулу отречения, снял Знак и положил его в Ящик-тот
мгновенно захлопнулся. И тотчас же около него стали два человека. Подошел
коммодор, приложил руку к шлему, а те двое нагнулись, взяли Ящик и понесли
по трапу.
Вдоль их пути стал, вытянувшись, экипаж ракетной шлюпки.
Я отошел.
Вода стекала с шлема коммодора, бежала по его лицу. Вода блестела на
костюмах экипажа, на их руках, лицах.
Голубой блеск воды, сияние, брызги, искры...
Прожекторы лили свет, и людей на площадке было много. Но никто не
смотрел на меня, хотя всего несколько минут назад я был Звездным Аргусом,
Судьей и имел власть приказывать Тиму, этим людям, коммодору <Персея>.
Всем!
Еще несколько минут назад я был частью Закона Космоса, его руками,
глазами, оружием. И вот пустота, ненужность. И показалось - был сон.
Сейчас Тим подойдет, хлопнет меня по плечу. Я проснусь и увижу солнце в
решетке жалюзи, и Квик подойдет ко мне и станет лизаться.
Но это был не сон. Люди еще не смели глядеть мне в глаза. Я еще был
стоглазым, недремлющим Аргусом - в их памяти.
Все ушло...
Жизнь моя - прошлая - где она?.. Где ласковая Квик?.. Где мудрый
Гленн? Где я сам, но только бывший?..
Они ушли - Гленн, Квик, я, - ушли и не вернутся.
Ничто не возвращается.
...Ящик унесли. На это смотрел Тим, глядели колонисты. Большие глаза
Штарка тоже следили за Ящиком. И хотя я не видел его рук, спрятанных за
спину, я знал - на них наложена цепь. Мной.
Ящик унесли. Коммодор обернулся и с сердитым лицом отдал мне честь.
Махнул рукой. И тотчас другие двое увели Штарка. И уже сами вошли
переселенцы.
Они поднимались по скрипящему трапу, понурые и мокрые от дождя.
Входили молча. На время установилась тишина. Стих водяной плеск. Я услыхал
далекий вой загравов и тяжелые шаги моута (он топтался вокруг площадки, и
время от времени скрипело дерево, о которое чесался моут). Снова вой,
снова тяжелые шаги. И чернота ночи, хищной и страшной ночи Люцифера. От
нее отгораживали нас только столбы голубого света. Но сейчас ракета
взлетит, огни погаснут, и будет ночь, страх, одиночество.
Будет Тим и его собаки.
Погрузили ящики с коллекциями Тима - все сто двадцать три. Подняли
трап. Старт-площадка опустела.
С грохотом прихлопнулся люк. Налившаяся на него вода плеснулась на
мои ноги. Сейчас они улетят, Аргусы улетят в Космос. А я остаюсь один,
сколько бы Тимов и собак вокруг меня ни было.
Улетают - а я остаюсь, брошенный, несчастный, одинокий Аргус. Это
обожгло меня. Я рванулся к люку.
Я подбежал и, не достав, ударил кулаком по маслянисто-черному
костылю, на который опиралась шлюпка. Ударил и опомнился от боли, вытер
испачканный кулак о штаны. И отступил назад. Тут-то меня и схватил Тим. Он
держал меня за руку и тянул к краю площадки.
Я пошел.
За нами двинулись собаки.
Мы сошли вниз с площадки - теперь на ней стояла только ракета. На
носу ее, метрах в двадцати пяти или тридцати над землей, горела
старт-лампа. Красные отблески ее стекали с ракеты в водяных струях.
Завыли стартеры. Их вой был пронзителен и тосклив. Стотонная ракетная
лодка выла и стонала, стонала, стонала. Такого переизбытка тоски я даже не
смог бы вместить в себя.
Ракета стояла среди голубых столбов света, стонала и выла. Казалось,
она звала кого-то, звала подругу, чтобы только не быть одной.
Люцифер стих перед этим железным воем. Никто здесь не мог тосковать и
кричать так страшно. И я впервые думал о металле с состраданием, как о
живом.
Боль и усталость металла... Я понял их. Я вспоминал железные скрипы
перегруженных ракет, плач металла под прессом, стоны конструкций. Разве
боль не может обжигать молекулы самого прочного металла?
<А ну, кончай жалобы, ударь кулаком!.. Грохни!> - приказывал я
ракете. Включили двигатели. Люцифер затрясся под нашими ногами от их
работы.
Собаки прижались к нам.
Шлюпка выпустила раскаленные газы. На их белом и широком столбе она
приподнялась и неохотно, туго вошла в воздух.
Замерла, повиснув, словно раздумывая, лететь или остаться.
И вдруг рванулась и унеслась. А мы остались внизу, опаленные сухим
жаром.
Мох, сумевший вырасти среди плит старт-площадки, горел.
Грохот шлюпки умирал в небе. Теперь ей надо идти на орбиту, к шлюзам
<Персея>: там будет их встреча, там кончится ее одиночество. А мое?
Я долго ничего не слышал, кроме застрявшего в ушах грохота шлюпки.
Наконец стали пробиваться обычные звуки: рев моута, лязг панцирей собак,
пробные крики ночников.
Испустив крик, они притаивались, проверяли, нет ли опасности. Я
услышал дождь, вдруг припустивший. Прожекторы гасли один за другим. И
ударил хор ночников.
Они пели, свистали, орали, били себя в щеки - словно в барабаны.
Они квакали, трубили в трубы, визжали, гремели в железные листы.
Звуки нарастали, становились нестерпимыми для слуха ультразвуками.
Я зажал уши. Собаки зарычали. Тим выругался и выстрелил вверх. От
вспышки и грохота выстрела ночники притихли.
- У меня что-то с нервами, - сказал мне Тим и лязгнул затвором ружья.
- Пойдем домой, - предложил я. - Я тоже устал.
- Еще бы не устать, - сказал Тим. - Ого! Теперь с месяц ты будешь как
вареный. Ног не потянешь. Еще бы, могу себе представить. Конечно, устал...
Здравствуй, красавец!
Он включил наствольный фонарь. Свет его уперся в морду моута.
Тот стоял, положив ее на тропу и раскрыв пасть, широкую, как ворота.
Его глаза были склеротически красные, подглазья обвисли большими мешками и
подергивались, слизистая рта белесая и складчатая.
По коже его ползали белые ночники. Тогда я включил свет вдоль дороги
от старт-площадки к дому. Посаженные тесно, как грибы, вспыхнули лампы.
Ярко. Моут шарахнулся. В темноте затрещало сломленное им дерево и стало
медленно падать. Вот ударилось, захрустело ветками, легло...
Теперь мы могли безопасно идти - световым коридором.
- А ты прав, - сказал мне Тим. - Со светом оно спокойнее.
И мы пошли. Собаки загромыхали в своих скелетного типа панцирях. Псы
были чертовски сильны мускулами этих аппаратов. Пока шли, стих дождь и
небо прояснилось. В разрывах туч выступали звезды. Где-то среди их
мерцания был <Персей>. Шлюпка, наверное, уже в шлюзах звездолета. Должно
быть, сначала из нее вышел угрюмый коммодор, затем вынесли Красный Ящик и
вывели Штарка.
А за ним шли неудачливые колонисты - с чемоданами и свертками в
руках.
Их скоро высадят на материнской планете и будут презирать до конца их
серой, ненужной жизни. А Люцифер станет ждать следующих колонистов еще
несколько месяцев, лет или несколько десятков лет.
Тим и собаки ушли в дом. Я остался во дворе.
Я стоял и искал <Персея>. Еще час назад. Аргусом, я свободно видел
его. И вот теперь не могу. Ас колонией покончено, это ясно. Мало людей в
здешнем секторе. Но где же звездолет? Где? И тут я увидел его.
Небо - ударом - заполнила световая вспышка. Звезды исчезли - в небе
загорелось новое солнце. На Люцифер легли глубокие дрожащие тени.
Двигатели <Персея> работали.
Тени сдвинулись, и я понял - звездолет летит, несет в другой сектор
переселенцев и Штарка. Видя движение этого солнца, я гордился. Мы, люди,
удивляли себя своей мощью. Мы смогли сработать <Персей> и создать Закон
Космоса. Кто нам мог препятствовать? Только мы сами.
За <Персеем> расходился светящийся конус. Пять дней моей жизни
уносится со звездолетом - меньше недели назад Красный Ящик прибыл сюда на
ракете <Фрам>.
Да, это было всего шесть дней назад.
...Капитан Шустов с двумя людьми вынес из ракетной шлюпки и поставил
ящик с регалиями и оружием Аргуса на площадку. И встал рядом, широко
расставив ноги, держа руку у шлема. Его люди положили руки на кобуры
пистолетов. С угрюмым любопытством они смотрели на нас.
Мы с Тимом встречали их. Пахло гарью. На боках шлюпки были вмятины,
люди усталы. Я глядел на них, работяг Космоса, глядел на Красный Ящик. И
ощущал невольную дрожь...
Это был восторг первой встречи, свидания, не знаю чего еще.
2
Тим - сумасшедший работник. Ночь, а он сидел за столом и работал.
Он писал - как всегда. Очки он где-то забыл и писал, водя носом по
бумаге, обметая ее бородой.
Писал жирным карандашом, крупными буквами, чтобы видеть их свободно.
Потом он станет читать свои заметки, дополняя их по ходу чтения
подробностями и соображениями. Я принял душ, переоделся, прилег. Тут же
поднялся. Я ходил и пытался освоиться с положением. Я хотел вернуться в
прежнюю свою жизнь и не мог. Словно бы утерял ключ и стоял, уткнув нос в
белую дверь, крепко запертую.
Дверь твердая и холодная...
Кто поможет мне?..
Тим?.. Ники?..
Ники стоял рядом - многолапый робот, мой покровитель, почти друг, и
моргал огнями индикаторов, улавливая мою смуту.
- Хочу стать прежним, стать прежним, - твердил я.
Но где-то глубоко в себе я все еще был Аргусом и Судьей. Я
преследовал Зло и размышлял о нем, холодея от негодования.
- Хочешь есть? - спросил Тим и ответил: - Конечно!.. Покормлю-ка я
вас каким-нибудь кулинарным ископаемым.
Он поднялся, стал готовить еду (и диктовать машине). Он ходил между
столами и плитой и диктовал. В то же время готовил ужин: налил воды,
чайник поставил на огонь; вынул из холодильника два куска мяса и бросил их
на сковородку. Но теперь эта готовка на ощупь не смешила меня, как раньше.
Я тоже ходил мимо полок со строем банок. В них - образцы. Я помогал
собирать их, рискуя собой. Но какая это, по сути, мелочь.
Тим диктовал:
- <...Отмечается появление биомассы типа С N13 (неоформленной,
подвижной). Изменения в ней вызваны, по-видимому, передачей генетической
информации от уже оформленных объектов. Отмечаю также бурное образование
химер. Интенсивность биожизни этой планеты не сбалансирована, и биомасса
производится в чрезмерном изобилии. Я мог бы сказать при наличии демиурга
(он усмехнулся и подмигнул бумаге), что данное божество впало в творческое
неистовство>. Какой бы ты хотел соус?
- Все равно.
- <...Мы можем оказывать на биомассу типа N13 направленное
воздействие, - диктовал он. - Применяя гамма-излучение и препараты
Д-класса, вызвать нужный нам эволюционный параллакс планеты. Но лучше
использовать Люцифер как склад генетических резервов. Также намечается
решение вопроса антигравитации>.
...Сковородка трещала, он топтался и бормотал, собаки, положив головы
на лапы, смотрели на меня своими прекрасными золотыми глазами. Доги,
огромные черные псы. Взгляд их покойный. У них желтые брови и морды,
ласковые к нам глаза, мощные лапы.
Я почмокал - они вильнули хвостами. Я подошел к зеркалу и стал искать
в себе признаки Аргуса - уширенный лоб, бледность кожи и невыносимый блеск
глаз. Но мог отметить только свою чрезвычайную худобу. Кожа лица
