Десять матросов во главе с Оге Иензеном шли вверх по ущелью.
Иензен держал на сворке черного пса и тихонько с ним
разговаривал, будто с добрым старым знакомым:
- Веди нас, Нерон, веди... На "Орионе" ты был очень вороват,
мой друг, и таскал у матросов сыр... О, я узнаю это место!
Где-то здесь находится одна могила...
- Что вы там бормочете, Иензен? - недовольно осведомился один
из матросов. - Какую могилу вы поминаете?
- Я говорю: здесь недалеко могила одноглазого Бернардито...
- Что? Стой, ребята! Если вам, мистер Иензен, охота ломать
себе шею, тогда лезьте за этим проклятым черным псом, а я не
сумасшедший, чтобы ночью идти к могиле Бернардито.
- Мертвые не мстят, - успокоительно сказал Иензен.
- Дух Бернардито не потерпит ночных гостей. Глядите, Иензен,
пес скалит зубы! Он ухмыляется! Разрази меня гром, если он не
ухмыляется! Провалиться мне на месте, если его не подослал к нам
сам мертвый Бернардито! Видите, какой он черный? Клянусь рогами
сатаны, это оборотень! Бросьте эту собаку, Иензен, пусть она
бежит к дьяволу! Пока не поздно, нужно поворачивать оглобли, а
то как бы наши кости не загремели на дне этой кручи.
Красный серп месяца выглянул из-за гребня. Мысли Иензена туго
ворочались в мозгу. Ему тоже не слишком нравился путь, по
которому черный пес повел группу. Могила Бернардито наводила
страх и на его суеверную душу... Ведь всего четыре года назад
он, Иензен, целился в мальчика на корме лодки... Не вернуться ли
на освещенную "Глорию", чтобы разогнать страх глотком рома? Но
куда так рвется собака? Она визжит и порывается вверх, откуда по
камням струится ручеек на дно ущелья. Кстати, хорошо бы
освежиться глотком студеной воды... Где она, в самом деле, эта
проклятая могила? В этой темени ничего не разберешь.
- Тише! - шепотом произнес другой матрос. - Мне почудилось
урчанье собаки. Бабы вы, а не моряки! Бьюсь об заклад, что
черный пес привел нас сюда недаром. К черту ваши страхи! Здесь
кто-то прячется. Это либо негры, либо островитяне.
Иензен колебался. Желание привести в лагерь беглецов боролось
в нем с нечистой совестью. Наконец он победил страх.
- Оставайтесь на месте, приготовьте оружие... Ты, Длинный
Энди, пойдешь со мной, - сказал он решительному матросу. -
Посмотрим, куда так рвется пес.
Собака, чуть не вырывая сворку из чугунного кулака Оге,
бросилась вверх по склону. Иензен размотал цепочку своей гирьки
и приготовил пистолет.
Ярдов сто Оге и матрос прошли руслом ручья. Вот наконец
какой-то уступ на склоне. Ручей отсюда срывается вниз. Вот и
край уступа.
Пес еще сильнее потянул сворку, порываясь под низко нависший
камень, из-под которого бежал ручеек.
- Вероятно, беглецы прятались на этом уступе, - шепнул
длинный Энди.
Месяц уже потерял красный оттенок и освещал все вокруг
мертвенным сиянием. Иензен узнал зловещее место: вон, левее,
высится скала, где виконт некогда приказал выбить поминальную
надпись. У подножия этой скалы насыпан могильный холм...
- Энди, мы пришли к могиле Бернардито!..
Решительный Энди остановился в раздумье. Черная собака
продолжала соваться под камень.
- Нет ли здесь какой-нибудь пещеры? Надо позвать остальных,
Оге.
В этот миг что-то большое, быстрое, как ночная птица,
выскочило из-под нависшего камня. Иензен от неожиданности присел
посреди площадки и выпустил сворку из рук. Черный пес юркнул под
камень. Длинный Энди стоял на краю уступа, и серая тень
метнулась прямо к нему. Вскрикнув, он исчез за краем площадки.
Иензен в ужасе глянул вниз. Оттуда доносилось хриплое урчанье.
На глубине двух-трех ярдов там чернело тело Энди, его терзал
какой-то громадный черный зверь.
Перекладывая пистолет в правую руку, Иензен оглянулся на
могилу и... обмер: в свете ущербной луны он увидел белый
призрак. Он медленно наступал с протянутой вперед рукой.
Датчанин сделал шаг назад, оступился и, неуклюже взмахнув
руками, полетел с откоса прямо на гладкие валуны...
...Иензен еще дышал, когда несколько рук подняли его с камней.
У него был сломан позвоночник и разбита голова. Бернардито
приказал отнести его в тоннель. Очнувшись, датчанин увидел
темный свод каменного склепа, озаренного погребальным факелом.
На фоне серой стены он различил неподвижную фигуру в белом.
Прямо в глаза Иензена со злобой уставилось горящее око мертвеца
Бернардито...
Иензен застонал и пошевелился, отстраняя от себя видение, но
металлический голос, гулко раскатываясь под сводами, спросил:
- Зачем ты потревожил мой покой, Оге Иензен?
Запекшимися губами Иензен прошептал:
- Во всем виноват Каррачиола. Это он заставил меня стрелять в
твоего сына, Бернардито. Ох, я умираю! Не подходи, не
приближайся ко мне!
Призрак у стены вздрогнул; голос его осекся и захрипел:
- Вы с Каррачиолой убили моего сына?
- Нет, призрак, он, кажется, остался жив. А вот я умираю...
Твой дух может успокоиться. Уходи, скройся от меня.
- Где это случилось? Где вы охотились за моим сыном,
проклятые?
- В Пирее, ох, в Малой бухте... Говорю тебе, виноват
Каррачиола...
- Издыхай, детоубийца! - грозно произнес призрак, отделяясь
от стены.
Датчанин содрогнулся и затих. Бернардито еще долго тряс
безжизненные плечи, но даже сам великий инквизитор Торквемада
ничего не смог бы добиться от Иензена. Работорговец был мертв.
Тем временем Нгуру с четырьмя воинами и страшным Карнеро,
похожим на злобного демона, бесшумно обошел с тыла площадку на
дне ущелья, где притаились в ожидании остальные каратели.
Нападение было внезапным и стремительным. Ножи чернокожих
мстителей и клыки Карнеро покончили с отрядом, даже не
потревожив тишины ущелья. Бернардито, уже снявший с плеч свой
"саван", застал на площадке девять разбросанных тел. Он приказал
присоединить к ним тела Иензена и Длинного Энди и перенести все
трупы к подножию скалы с поминальной надписью. Здесь, у своего
собственного могильного камня, Бернардито с помощью черного
охотника Нгуру принялся рассаживать одиннадцать мертвецов вокруг
надгробной плиты...
Осмотрев площадку с могильным холмом и живописные позы
неподвижных гостей, Бернардито тихо увел черных воинов под своды
своего подземного убежища.
Рассвет еще не наступал и невольники в лагере еще лежали в
тяжелом сне, когда две темные тени спустились с дерева на
левобережную строительную площадку. Изломанный кустарник и
вывороченные пни, обрывки лиан и груды сучьев загромождали всю
площадь поваленного леса. На отлогом каменистом склоне
громоздились кучи земли и камней: накануне здесь начали
выравнивать землю под постройку главного дома плантации.
Одна из черных теней, прокравшихся на площадку, торопливо
юркнула под груду сваленных сучьев. Второй человек осмотрел
место, где укрылся смельчак, поправил над ним ветки и прошептал
на языке киши-конго:
- Будь осторожен и не шевелись, Тоопи. Если тебя заметят, все
пропало.
- Уходи, масса Анту, я буду тих, как рыба, - прошелестел ответ
из-под веток.
Антони Ченни бесшумно покинул площадку и взобрался на одно из
ближайших деревьев. Здесь он скрылся среди густой листвы и
неподвижно замер в воздушном убежище, поднятом на высоту
двенадцати ярдов.
Тем временем в лагере уже запылали костры под котлами,
захлопали ременные бичи, и две шлюпки с "Глории" высадили на
берег свежую смену стражи, а также распорядителей дневных работ.
Вскоре двухстворчатые ворота открылись и выпустили все население
крааля за ограду. Конвоиры привели шесть-семь десятков понурых
рабов на левобережную строительную площадку.
Невольники разобрали кирки, топоры и лопаты, стражники с
ружьями и пистолетами уселись поодаль на бревнах, и взошедшее
солнце обдало жаркими лучами голые спины рабов и широкополые
шляпы хозяев.
...Две молодые стройные женщины, подбиравшие сучья, притащили
свои охапки к большой груде, где затаился Тоопи. Никакой одежды,
кроме повязки на бедрах
и нитки коралловых бус, на них не было. Веревка от ноши оставила
глубокий след на их голых плечах. Младшая устало присела на
принесенную связку.
- Нгава, тише, это я, Тоопи, - прошептал из-под валежника
голос, хорошо знакомый молодой девушке.
Она наклонилась и увидела под грудой сучьев лицо своего жениха.
- Не бойся, Нгава, и прикрой меня ветками. Где надсмотрщик?
Нгава торопливо развязала свою вязанку и стала забрасывать
груду новыми ветками, стараясь не обратить на себя внимание
надсмотрщика.
- Ты безумен, Тоопи, - шептала она в страхе. - Зачем ты приполз
сюда? Урикон снимет с тебя кожу живьем!
- Где Майни-Мфуму? С вами ли сын правителя племени баконго?
- Он здесь, Тоопи. Его тоже заставили рубить деревья.
- Нгава, пусть Майни-Мфуму осторожно подойдет сюда. Мы
готовим ночью нападение на лагерь и корабль. Нужно предупредить
всех воинов. Ты, Нгава, скажи только надежным женщинам, будь
осторожна, чтобы надсмотрщик и доносчики ничего не пронюхали.
Берегитесь Урикона и его змеенышей.
Обе женщины торопливо удалились. Через час к той же груде
подтащил охапку веток высокий, мускулистый африканец. Он
ненадолго задержался около груды, выпрямился и, смерив
проходившего надсмотрщика пристальным взглядом, снова удалился
на край площадки, где с каждым часом редели деревья и кусты.
Часа за два перед закатом солнца подошел к берегу бухты отряд
матросов. Он возвращался с лесного поиска. Во главе отряда шагал
мистер Эрвин Сайрес О'Хири. Многие негры побросали работу, с
тревогой взирая на приближение белых. Бичи надсмотрщиков
захлопали чаще, на площадке поднялся гомон и крик.
- Утихомирьте черную скотину! - крикнул О'Хири.
Он подошел к заложенному котловану, где негры долбили камень и
оттаскивали землю. Распоряжался здесь старший корабельный
плотник "Доротеи", который любил похвастаться своим опытом
"управления" рабами на американских плантациях.
- Почему так медленно движется работа, Торлей? - недовольно
обратился к нему О'Хири.
- Ваши негры бестолковы, ленивы и изнеженны. Вы распустили
их, мистер О'Хири, - был ответ.
- Это вы не умеете учить негров! - заорал О'Хири. Он взял у
надсмотрщика плеть и соскочил в котлован. Кирки и лопаты
замелькали быстрее. - Кто из них сегодня ленился, Торлей?
Не спеша, со зловещим лицом он приближался к цепочке мужчин,
рассыпанной вдоль линии работ.
- Вот этот, - без промедления указал Торлей на первого
попавшегося невольника.
Он считал излишним распознавать чернокожих, все они казались
ему на одно лицо.
О'Хири вытянул негра плетью по спине. Удар, как выражались
работорговцы, был сделан "с оттяжечкой". Багровый рубец
мгновенно вздулся на черной коже, а невольник, склонившись еще
ниже, продолжал усердно действовать ломом. Это его спасло.
О'Хири, утомленный походом по лесам острова, отбросил плеть,
пощадив покорного раба. Он не ведал, что молодой вождь баконго
сегодня приказал мужчинам племени быть терпеливыми... до вечера!
Кроме того, мистер О'Хири был сегодня в благодушном
настроении. Правда, беглецы еще не были пойманы, но половину
острова моряки уже обшарили и обнаружили много следов
островитян: старый, развалившийся шалаш в миле от озера, тропу в
бамбуковых зарослях, золу охотничьего костра у ручья... Группа
Иензена еще не вернулась. Может быть, она уже ведет пойманных
беглецов и жителей острова? Но главной причиной благодушия было
другое... Небрежно разгребая песок у ручья, О'Хири обнаружил на
волосках своей руки крошечную, но ощутимо увесистую желтую
крупинку: на острове имелось золото и... знал об этом пока он
один, он, мистер Эрвин Сайрес О'Хири!
Работорговец хлопнул в ладоши. Урикон уже бежал к нему через
всю площадку, как пес, узнавший хозяина.
- Скажи этим олухам, Урикон, что они должны стараться. Здесь
будет плантация. Они научатся работать, возделывать землю. Если
они работают усердно, я даю им сытную пищу. Они должны ценить
хорошее обращение. Я никого не наказываю напрасно. Я караю
только беглецов и лентяев. А хорошим неграм я дам жевательного
