Роберт ШТИЛЬМАРК
НАСЛЕДНИК ИЗ КАЛЬКУТТЫ
Горькая услада воспоминаний...
Альфред де Мюссе
Два человека осторожно шли каменистой тропою к небольшой бухте
между скалами. Высокий горбоносый джентльмен в темно-зеленом
плаще и треугольной шляпе шагал впереди. Из-под шляпы блестела
серебром косица парика, туго перехваченная черной лентой, чтобы
не растрепал ветер. Морские сапоги с поднятыми отворотами не
мешали упругой поступи человека. Эту походку вырабатывал не
паркет гостиных, а шаткий настил корабельной палубы.
Спутник человека в плаще, красивый юноша в кафтане грума, нес за
ним подзорную трубу в черном футляре и охотничье ружье. Ствол
ружья был из лучшей стали - "букетного дамаска"; гладко
отполированный приклад украшали перламутровые инкрустации. Ремня
и даже ременных ушек - антабок - у этого ружья не имелось:
владельцу не было нужды таскать свое охотничье снаряжение на
собственных плечах - он не выходил на охоту без оруженосца.
Полукружие открытой бухты окаймляли серые гранитные утесы.
Рыбаки прозвали ее бухтой Старого Короля: зубчатая вершина
срединного утеса напоминала корону. Над серо-зеленой, пахнущей
йодом, водой низко носились чайки. Утро выдалось пасмурное,
накрапывал дождь. Летом такая погода была обычной здесь, в
северной Англии, на побережье Ирландского моря.
Первый выстрел отозвался эхом в пустынных скалах.
Потревоженная стая чаек взмыла ввысь и с пронзительно резкими
криками разлетелась врассыпную. Отдельными маленькими стайками
птицы понеслись к соседним утесам и там, на другой стороне
бухты, вновь стали снижаться. Джентльмен, очевидно, промахнулся:
ни одна подстреленная птица не трепетала на вспененной воде.
- Ружье перезаряжено, ваша милость! - Молоденький грум
протянул своему хозяину ружье, готовое к новому выстрелу;
стрелок и его спутник уже достигли вершины невысокого утеса и
смотрели вниз. - Птицы сейчас успокоятся и опять слетятся.
- Охота не бывает для меня удачной, если я промахнулся с
первого выстрела, - отвечал джентльмен. - Пожалуй, наша прогулка
нынче вообще бесполезна: ни одного паруса не видно на горизонте.
Вероятно, и наш "Орион" отстаивается где-нибудь на якоре. Но все
же я побуду здесь, послежу за горизонтом. Оставь ружье у себя,
Антони. Подай подзорную трубу и подожди меня внизу, у лошадей.
Грум вручил господину футляр с раздвижной трубой и стал
спускаться на тропу. Шорох осыпающихся из-под его ног камешков и
шелест кустарника вскоре стихли внизу. Джентльмен остался на
утесе один.
Под скалами беспокойно ворочалось море. Туча с океана,
медлительно разрастаясь, кутала изломы побережья. Очертания
дальних мысов и мелких островов постепенно скрывались в полосе
дождя и тумана. Из-под этой низкой пелены возникали ряды бурых
морских валов; берег раскрывал им навстречу каменные объятия
заливов и бухт. Неторопливо взмахивая косматыми гривами, волны
таранили подножие утеса.
Стоявшему на вершине человеку с подзорной трубой казалось, что
сам утес, словно корабль движется навстречу океанским валам,
рассекая их каменной грудью, как форштевнем судна. Порывы ветра
рассеивали в воздухе тончайшую пыль соленых брызг, и она оседала
на его жестких, курчавых бакенбардах. Не отрываясь глядел он
на прибой и считал "девятые" валы, самые крупные и гривастые.
Разбившись об утес, волна откатывалась и до тех пор волочила
за собою назад, в море, валуны и гравий, пока новый кипящий вал
не подхватывал эти камни, чтобы опять швырнуть их к подножию
скалы...
Мысли человека уже далеки от этой бухты, от серых утесов и
чаек с пронзительными голосами; ничего не различает он вокруг,
кроме сердитых косматых гребней. Под ним уже не скала! Ему
вспоминается давно погибший корабль...
Снова, как встарь, стоит он, широко расставив ноги, у бушприта
накренившегося, словно летящего по волнам судна. Ветер свистит в
снастях, наполняя чуть зарифленные паруса... Воды теплого моря
фосфоресцируют за бортом. Над мачтами, среди глубокой черноты
ночного неба, он видит не трехзвездный пояс Ориона, а мерцающее
золото Южного Креста. Он верил всегда, что среди светил этих
двух красивейших созвездий северного и южного небосвода
находится и его счастливая звезда, звезда его удачи!
Все дальше и дальше от английских берегов уносит человека
призрачный корабль его воспоминаний...
...Третий месяц шхуна находится в плавании. После нескольких
коротких остановок в незначительных портах и укромных бухтах
западного побережья Африки шхуна обогнула мыс Доброй Надежды и,
посетив южную часть Мадагаскара, углубилась в воды Индийского
океана.
Капитан шхуны, одноглазый испанец Бернардито Луис эль Горра,
набрал добрых молодцов для дальнего рейса. Сорок шесть матросов,
татуированных с ног до головы, понюхавших пороху и знающих толк
в погоде; старик боцман, прозванный за свирепость Бобом Акулой;
помощник капитана Джакомо Грелли, заслуживший в абордажных
схватках кличку Леопард Грелли, и, наконец, сам Бернардито,
Одноглазый Дьявол, - таков был экипаж "Черной стрелы".
Уже больше двух недель прошло с того раннего утра, когда
скалистое побережье с Игольным мысом [мыс Игольный - самая южная
оконечность Африканского материка], где в голубой
беспредельности вечно спорят друг с другом воды двух океанов,
растаяло на юго-западе за кормой шхуны, но еще ни одно
неохраняемое торговое судно не повстречалось со шхуной в
просторах Индийского океана.
- Кровь и гром! - ругался на баке Рыжий Пью, отшвырнув на
палубу оловянную кружку. - Какого, спрашивается, дьявола затащил
нас Бернардито на своей посудине в эту акулью преисподнюю?
Испанские дублоны звенят, по-моему, не хуже, чем индийские рупии!
- Вот уже третий месяц я плаваю с вами, но еще ни один
фартинг не западал за подкладку моих карманов! - подхватил
собеседник Рыжего Пью, тощий верзила с золотой серьгой в ухе,
прозванный командой Джекобом Скелетом. - Где же они, эти веселые
желтые кружочки и красивые радужные бумажки? С чем я появлюсь в
таверне "Соленый пудель", где сам господь бог получает свой пунш
только за наличные? Я спрашиваю, где наша звонкая радость?
День близился к концу. Солнце стояло еще высоко, но скрывалось
в туманном мареве. С утра капитан уменьшил порции воды и вина,
выдаваемые команде. Томимые жаждой матросы работали вяло и
хмуро. Влажный горячий воздух расслаблял людей. Легкий бриз от
берегов Мадагаскара наполнял паруса, но это дуновение было таким
теплым, что и оно не освежало разгоряченных лиц и тел.
- Сядем, Джекоб. Здесь, под шлюпкой, прохладнее. Через
полчаса начинается наша вахта, а горло сухое, точно я изжевал и
проглотил библию. Топор и виселица! Когда Черный Вудро был нашим
боцманом, у него всегда находилась для меня лишняя пинта сухого
арагонского.
- Потише, Пью! Говорят, капитан не любит, когда поминают
Вудро или Джузеппе.
- Здесь нас никто не слышит.
- Скажи мне, Пью, верно ли толкуют ребята, что Вудро и
Джузеппе протянули лапу за кожаным мешком Бернардито?
Рыжий Пью размазал жирной ладонью капли пота на медном лбу.
- Если бы эти старые волки остались в нашей стае, мы сейчас
не болтались бы в этой индийской лоханке, как сухая пробка, и ни
в чем не терпели бы нужды. Но, Джекоб, насчет кожаного мешка
Бернардито я советую тебе до поры до времени помалкивать. У
Бернардито длинные руки, и он умеет быстро спускать курок...
Я-то больше года хожу на "Стреле" и видел этот мешок своими
глазами, но разрази меня гром, если я сболтну о нем хоть
словечко! А между тем я даже смотрел однажды в окно капитанской
каюты, когда Одноглазый развязывал свой мешок...
Дуновение ветра качнуло шхуну, и в борт сильнее плеснула
волна. Рыжий Пью умолк и огляделся вокруг.
- Послушай, Пью, вчера вечером Леопард Грелли, помощник
капитана, подозвал меня потолковать кое о чем, - тихо сказал
Джекоб. - Сдается мне, что и он недолюбливает Одноглазого. Грелли
говорит, что Вудро и Джузеппе были настоящими парнями...
Расскажи-ка мне, Пью, за что Бернардито высадил их на берег?
- В точности этого не знает никто, но кое-что я тебе открою.
Только смотри держи язык за зубами, не то и Леопард не поможет:
пошлет нас Бернардито на дно к индийскому черту да еще, пожалуй,
рты позашивает! Одноглазый не знает пощады!
- Пусть мне придется всю жизнь пить козье молоко вместо
джина, если я проболтаюсь!
- Так вот, Джекоб, перед началом этого рейса наша "Стрела"
угодила в облаву...
- Об этом я слыхал. Ребята хвастают, будто "Стрела" подралась
чуть ли не с целой эскадрой.
- Что? Хвастают? Ну, Скелет, ты, видно, еще не знаешь
Одноглазого! Правда, с ним надо всегда держать ухо востро,
потому что он и спит с пальцем на собачке, но уж моряк он-какого
не сыщешь ни в одном королевском флоте, клянусь утробой!
- Отчего ж вы удрали?
- Отчего удрали? Хотел бы я посмотреть, как вот такой храбрец
вроде тебя, Джекоб, подрался бы на нашей посудине с британским
фрегатом и французским двухпалубным бригом! Эх, и славное было
дело! Только туман нас тогда и выручил. С дыркой в корме мы
все-таки убрались от француза в узкую каталонскую бухту...
Бернардито славно одурачил всех гончих собак от Крита до
Гибралтара! Две недели они искали нас старательнее, чем трезвый
матрос перед прилавком ищет затерявшийся в карманах пенс, но в
зубах у них Одноглазый оставил только выбранный клок шерсти да
еще напоследок выдержал бой в проклятой бухте со сторожевым
испанским корветом.
Воспоминания вызвали у Рыжего Пью прилив гордости. Повествуя,
он размахивал руками перед лицом Джекоба. Тот невозмутимо сопел
трубкой. Рассказчик заложил за щеку порцию жевательного табаку с
бетелем [бетель - ост-индское перечное растение; его листья,
пряного вкуса, жуют] и продолжал:
- Вот тогда капитан и надумал совсем покинуть доброе
Средиземное море и идти сюда, в индийские воды. А штурман
Джузеппе Лорано и боцман Вудро Крейг не соглашались. Бернардито
готовился ночью проскочить Гибралтар, а Вудро и Джузеппе стали
подговаривать команду против него. У нас на шхуне было чем
поживиться! В трюмах лежала неплохая добыча с греческого
судна... И вот, когда "Стрела" бросила якорь в каталонской бухте
и мы начали штопать корму, Бернардито собрал нас всех ночью на
юте и сказал: "Добычу делить не будем!"
- И с таким капитаном ты ходишь больше года! Сакраменто! Да я
бы...
- Погоди ты, храбрец! Капитан сказал, что товар нужно продать
в Португалии, на эти деньги подлатать шхуну, купить припасы и
оснастить "Стрелу" в дальний рейс.
- Ну, а вы что же?
- Да, видишь, спорить с ним открыто еще никто не пробовал. Но
в ту ночь Джузеппе Лорано и Черный Вудро задумали прикончить его
тайком. А штурвальный Фернандо Диас, которого Бернардито
когда-то спас от виселицы, раскрыл капитану их заговор.
Бернардито хотел зарезать обоих, но ему помешал помощник,
Леопард Грелли. Полночь уже близилась, а главари все еще
бранились в капитанской каюте. Тут-то неожиданно и подкрался
этот испанский сторожевой корвет. Началась жаркая потасовка при
свете факелов...
- Испанец атаковал вас с кормы?
- Да, и капитан послал Вудро и Джузеппе в самую кашу,
защищать кормовую брешь; он приказал Фернандо Диасу не спускать
глаз с обоих, а к штурвалу поставил меня вместо Фернандо. Драка
была волчья! Не скоро забудут испанцы "Черную стрелу"!.. Мы
выскочили из бухты, но Вудро оторвало обе ступни, Джузеппе
продырявило бок, а Фернандо заработал две раны. Меня тоже порядком оглушило
залпом картечи.
- Эх, меня тогда не было с вами!.. Так чем же кончилось дело с
теми двумя?
- Чем кончилось? Шли мы в темноте. До рассвета осталось
немного, а нужно было еще проскочить форты Гибралтара и
сторожевые суда. На борту было четверо раненых: Вудро, Джузеппе,
Фернандо и еще мулат Энрико Рой. Капитан решил высадить раненых
на берег, потому что на судне они все погибли бы: наш лекарь еще
