драгоценности?
- Неплохая цена, особенно если принять во внимание
одновременную продажу большого числа бриллиантов и негласный
характер этой операции.
- Вы мой спаситель, сэр Фредрик! Я никогда не забуду этой
услуги в тяжелую для меня минуту. Вы приносите в жертву
фамильные бриллианты, чтобы поддержать "Бультонс-банк" в самый
критический момент. Поверьте, что отныне интересы
"Северобританской компании" станут на первое место при всех
операциях "Бультонс-банка". Когда же я смогу получить эти
деньги, вырученные за продажу камней?
Фредрик Райленд вопрошающе взглянул на Мак-Райля. Ленди
переводил взгляд с одного на другого.
- Полагаю, что недели через две Мак-Райль и Джозеф Лори уже
доставят вам всю эту сумму полностью. Можете готовить вексель на
шестьдесят тысяч, мистер Ленди.
Банкир с чувством пожал руку мистеру Райленду.
- Теперь, когда с делами покончено, мы, может быть, проведем
остаток вечера в "Чреве кита"? - предложил Мак-Райль.
Однако банкир, сославшись на усталость, уже встал, чтобы ехать
домой. Мак-Райль вышел проводить обоих гостей и наблюдал с
крыльца, как джентльмены занимали места в просторной коляске
владельца банка.
В порту замигал маяк, и прозрачная летняя ночь зажгла над
городом свои неяркие звезды.
Мак-Райль вернулся в дом. Мулат уже снова спал, раскинувшись
на циновке в отведенной ему каморке.
- Животное! - процедил Мак-Райль и со свечой в руке
отправился в свой кабинет.
Здесь было душно и еще держался крепкий запах сигары Райленда.
Мак-Райль чихнул, отворил окно и выглянул в садик. Свет его
свечи упал на пышный куст акации, покрытый тоненькими зелеными
стручками. Мак-Райль вспомнил, как в детстве он мастерил себе
свистульки из этих стручков, и вздохнул.
- Надо покончить с делами, найти себе жену, уехать в Америку
и растить детей... Вам пора подумать о вашей старости, мальчик
Джеффри! - разговаривал сам с собою постоялец фрау Таубе; при
этом он уже успел стащить с себя лиловый камзол и развязать
широкий узел своего галстука.
Почему-то подобные мысли всегда посещали Мак-Райля перед сном.
Он долго плескался у умывальника, втирал какие-то благовония в
холеную кожу щек, а затем внимательно осмотрел свой парик,
бережно распяленный на специальной подставке, и расчесал
гребеночкой несколько локонов.
Напоследок, когда ночной туалет мистера Мак-Райля был
окончательно завершен, джентльмен вставил свечу в ночник, снял
нагар и забрался в постель. Фрау Таубе приучила его спать на
перине; он погрузился в нее, как в морскую пучину, и уже
блаженно прикрыл веки, как вдруг почувствовал холодную струю
ночного воздуха из открытого окна.
Рой! - крикнул он в полутьму. - Грязная свинья!..
Обязательно скажу Джакомо, чтобы убрал от меня это животное;
пусть пристраивает его куда хочет или берет к себе! Рой, скотина!
Попытки дознаться мулата были тщетны. Мак-Райль знал это по
долголетнему опыту.
Чертыхнувшись, он наклонился за ночными туфлями, но не успел
еще надеть их, как услышал шорох в кустах акации под окном.
Подняв голову, он увидел человека в полумаске, одним прыжком
вскочившего из садика на подоконник.
В следующее мгновение удар свинцовой перчатки в грудь сбросил
Мак-Райля с постели. Незнакомец придавил его к полу и приставил
к горлу нож.
- Я пришел за своим камнем, Мак-Райль, - послышался свистящий
шепот. - Ты отдашь мне мой камень, или я перережу тебе горло,
собака!
В комнате царил полумрак. От свечи, мерцавшей в ночнике, падал
слабый свет, колеблемый ветром из окна. При каждом дуновении по
стенам и потолку метались смутные тени.
Мак-Райль шевельнулся.
- Пусти! - прохрипел он. - Кто ты и какой камень требуешь?
- Голубой алмаз с желтым пятнышком на нижней грани. Я знаю,
камень у тебя. Ты взял его у Черного Вудро за три тысячи гиней.
Говори, отдашь ты мне камень?
- Камень я давно продал. Он не стоил таких денег! Кто ты?
- Если ты продал мой камень, отдай четыре тысячи гиней,
которые ты выручил за него.
- Что ты, это же груда золота! Во всем доме у меня нет и
десятой доли такой суммы!
- Слушай меня, Мак-Райль! Я пришел либо взять камень или
деньги, либо убить тебя. Даю тебе одну минуту. Я буду считать до
шестидесяти. Вставай, зажги вторую свечу и не вздумай хитрить!
На счете "шестьдесят" я размозжу тебе череп, если камень или
деньги не будут у меня в руках.
Незнакомец в полумаске поднял Мак-Райля и поставил его на
ноги. Затем он отскочил к окну, задернул занавеску и, наведя в
лоб Мак-Райлю пистолет, взвел курок.
- Один... два... три... Когда я тебя убью, я перерою весь
дом и все равно найду... десять... твой мулат спит, его умел
будить один Бернардито... Двадцать.
- Стой! Ты из людей Бернардито?
- Тридцать... Торопись, скупщик, пощады не жди...
- Послушай! Я был другом Бернардито!
- Сорок... ты обманывал и его, скупщик...
- Повторяю тебе, у меня нет ни камня, ни денег!
- Пятьдесят... Значит, ты живешь последние секунды,
Лисица-Мак!.. Пятьдесят один...
- Постой, я достану камень, он в другой комнате!
- Тебе чертовски не повезло, Мак-Райль, в другую комнату я
тебя не выпущу... пятьдесят два...
Мак-Райль наклонился над плиткой паркета в углу и топнул ногой.
- Да стой же!
- Пятьдесят пять... Ты почти труп, Джеффри Мак-Райль!..
Пятьдесят шесть...
- Брось мне нож, проклятый пират! Я должен поднять паркетную
плитку!
- Пятьдесят семь...
Незнакомец швырнул Мак-Райлю перочинный ножик с ночного
столика. Тот поймал его на лету.
- Пятьдесят восемь...
Мак-Райль поддел ножом дощечку паркета и отшвырнул ее в
сторону.
- Пятьдесят девять!
Из-под дощечки появился сверток, обмотанный
тряпкой. Мак-Райль швырнул его под ноги незнакомцу.
- Повежливее, Мак! Разверни сверток и покажи камень. За обман
- смерть без пощады!
Руки плохо повиновались скупщику. Когда тряпка отлетела в
сторону, незнакомец увидел маленький футляр из замши. Мак-Райль
расстегнул его.
В жалком свете ночника и второй свечи, зажженной Мак-Райлем, из
футляра выглянула как бы огромная твердая капля утренней росы.
Но едва лишь рука
Мак-Райля с камнем чуть повернулась, в прозрачной глубине этой
капли вдруг вспыхнула зеленая искра. В следующее мгновение от
едва заметных движений руки, державшей алмаз, грани чудесного
камня стали испускать в свете двух свечей то красные, то синие,
то оранжевые лучи.
Два человека, как завороженные, глядели на волшебную игру
алмаза.
Первым опомнился Мак-Райль. Зажав камень в кулак, он наклонил
голову и, как бык, ринулся на человека в полумаске.
Неуловимо быстрым движением свинцовой перчатки, надетой на
левую руку, тот ударил атакующего в лицо, снизу вверх.
Падая на колени, Мак-Райль вцепился в руку, нанесшую удар. Он
ощутил, что одно гнездо свинчатки было пустым - на руке у
незнакомца не хватало безымянного пальца... Потом в мозгу
Мак-Райля разом вспыхнули все искры и лучи бриллианта: теряя
сознание от нового удара, он выпустил руку незнакомца и тяжело
грохнулся на пол.
В ту же ночь из Бультона в Шербур отошел пакетбот
[небольшое судно, перевозящее почту]. На борту в
числе немногих пассажиров находился бедно одетый испанец.
Завернувшись в плащ, он сидел среди ящиков и мешков, сваленных
на корме суденышка, и, казалось, один не страдал от морской
болезни, жестоко мучившей остальных путешественников. Руки его в
черных перчатках опирались на палку. Свой дорожный мешок он
положил себе под ноги.
На груди у пассажира под плащом и грубой курткой висел
маленький кожаный мешочек. Время от времени он бережно ощупывал
его рукой. Измученные болезнью соседи не обращали на него
никакого внимания.
На рассвете, когда ветер стал свежее и пакетбот то и дело
зарывался носом в пенистые воды, навстречу, шумя парусами,
прошел большой торговый бриг. Испанец вгляделся в красивые
очертания брига и с трудом разобрал на носу надпись, выведенную
крупными белыми буквами: "Орион. Порт Бультон".
В Шербуре, не теряя времени, испанец пересел на французское
судно, отправлявшееся в греко-турецкий порт Пирей.
3. ОСТРОВИТЯНЕ
Заря ясного летнего дня сообщает любому ландшафту несколько
идиллический оттенок. Смягчает она и суровость пейзажа
английского севера, где небо редко очищается от туч, а холмы и
долины - от скучной пелены дождя и тумана. Известно, что в
окрестностях Бультона, где расположено поместье Ченсфильд, легко
схватить ревматизм и трудно отделаться от сплина
[сплин - хандра, тоскливое настроение; раньше считался
специфической английской болезнью, вызываемой климатом
Британских островов].
Но в конце июля, уже в преддверии сереньких осенних дождей,
здесь бывают удивительные дни - ясные и светлые, превращающие
Ченсфильд в прелестнейший уголок.
В такой погожий июльский денек, почти на рассвете, когда
пушистые облака уплывающего ввысь тумана были еще розовыми, леди
Эмили Райленд шла по берегу длинного узкого озера, окруженного
парковой зеленью. На светло-сером платье и голубоватой шали
оседали росинки; свежий солоноватый ветерок с океана играл
концами шали, а в глазах молодой женщины отражались солнечные
блики, игравшие на воде.
Проворные белки, цокая и щелкая, перескакивали с дерева на
дерево; дятел усердно стучал где-то вверху. Совсем близко от
леди Райленд на дорожку выскочила лань. Не испугавшись владелицы
поместья, животное осторожно спустилось к берегу и наклонилось к
самой воде. Леди Эмили остановилась, чтобы не спугнуть зверя.
Внезапно лань вздрогнула, метнулась в сторону и в два прыжка
исчезла в кустах парка. Кто-то быстро бежал по дорожке на другом
берегу озера. Леди Эмили узнала Антони, молодого грума сэра
Фредрика. Досадуя на нарушенный покой, молодая женщина
направилась к дальней беседке в самом запущенном и глухом углу
парка. Здесь она углубилась в чтение рукописи, полученной ею два
дня назад у мистера Уильяма Томпсона.
Все ставни старинного дома Райлендов были еще наглухо заперты,
когда Антони, потревожив свою госпожу на ее ранней прогулке,
прибежал наконец к заднему крыльцу дома.
Юноша постучал в одно из нижних окон. Камердинер впустил его.
Поднявшись во второй этаж, Антони оказался перед дверью верхнего
кабинета. Сначала он постучал робко, потом погромче. Наконец
дверь отворилась. Сэр Фредрик, в халате и без парика, впустил
юношу и положил ему руку на плечо, не давая пройти в глубь
кабинета.
- Сэр, - торопливо сообщил Антони, запыхавшийся от быстрого
бега, - паруса "Ориона" показались на горизонте. Часа через два
судно войдет в порт. Я разглядел его в вашу подзорную трубу,
милорд! Третьего дня, когда вы поднимались со мною на скалу в
бухте Старого Короля, был шторм, а нынче безоблачный день и даль
видна чуть ли не до самой Ирландии!
- Тише, Антони! А не ошибся ли ты?
- Я узнаю "Орион" среди тысячи других кораблей, милорд! Ведь
на нем мы прибыли сюда из Италии...
- Хорошо, мальчик! Вот тебе гинея за усердие... Теперь ступай
отдыхать. Или у тебя есть еще новости?
- Сэр! Моя сестра... Я хочу сказать, сэр, что Доротея вскоре
перестанет быть няней Чарли, и тогда...
- Ступай, Антони, и никогда не тревожься за судьбу своей
сестры, - прервал юношу хозяин дома.
Выпроводив его, мистер Райленд прошел в комнату, смежную с
кабинетом. Это была его личная спальня, расположенная по
соседству с комнатами его супруги, но отделенная от них стеной с
наглухо забитой дверью.
В своей опочивальне владелец поместья подошел к молодой
черноглазой женщине, державшей на руках спящего кудрявого
ребенка. Женщина сидела у постели сэра Райленда. Голос Антони
испугал ее, и она в смущении прижалась к изголовью.
Владелец поместья успокоил ее тихими, ласковыми словами.
Осторожно, чтобы не потревожить ребенка, он поцеловал ее в
розовые губы, с нежностью коснулся сжатого кулачка мальчика и
вернулся в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. Затем он
позвонил камердинеру, совершил с его помощью утренний туалет,
