особо подчеркивались миссионерские заслуги этого лица в Африке.
Епископ подымался по лестнице, слегка поддерживаемый под локти
секретарем своей канцелярии преподобным Саймоном Бренди. Виконт,
одетый в офицерский морской мундир с капитанскими нашивками и
пышными круглыми эполетами, встретил епископа на верхней
площадке лестницы.
- Вы облеклись в одежду воина? - тихо спросил епископ и
поднял руку для благословения.
Виконт склонил перед ним свой напудренный парик и ответил так
же тихо:
- В годину бедствий - это единственная одежда,
приличествующая дворянину, отчизне коего грозит опасность.
Затем оба прожженных лицемера проследовали в зал, где леди
Эллен уже занималась гостями. Виконтесса была виновницей
нынешнего торжества: в этот день ей исполнилось тридцать два
года, и она принимала поздравления и комплименты с чуть грустной
улыбкой.
В центральном двухсветном зале с балконом и хорами загремела
музыка. Кадриль началась. Первой парой шли хозяева дома. Виконт
танцевал превосходно: в старинном экосезе он был так изящен и в
то же время так мужественен, что вся публика наградила шумными
рукоплесканиями заключительное па красивой четы. На вальс миледи
оказалась приглашенной сэром Генри Блентхиллом, прибывшим без
своей супруги. Незаметно оберегая во время танца носки своих
атласных туфелек от опасного столкновения с монументальными
башмаками сэра Генри, виконтесса разобрала в числе последних
имен, оглашенных мажордомом, фамилию доктора Грейсвелла и
вспомнила наконец о заболевшей дочери. Выслушав просьбу
виконтессы, доктор отправился в детскую.
После залитых светом парадных залов, детская показалась
доктору полутемной. Пара больших васильковых глаз, блестевших от
лихорадки, встретила врача с любопытством и опаской. Влажные
льняные завитки вились вокруг головы ребенка. Смятое постельное
белье было отброшено в беспорядке, а в ногах у девочки, на
уголке одеяла, спал котенок.
Доктор присел у постели, пощекотал котенку брюшко и этим
мгновенно завоевал доверие пациентки.
- Это Панч, он у меня еще совсем грудной котенок, - пояснила
Изабелла оживляясь.
Смущенная Хельга все порывалась убрать котенка, но врач
отстранил ее руку. Доктор Грейсвелл был ревностным поклонником
Руссо и его воспитательных методов.
- Вы правильно поступаете, Хельга, приучая ребенка к
животным, - сказал он. - Это развивает наблюдательность и
природную гуманность человека. Следите только, чтобы зверек,
играя, не поранил ребенку глаз, а две лишние царапины в этом
возрасте ничего не значат.
Врач нашел у девочки корь, велел заказать лекарство и
завешивать днем окна детской. Попрощавшись с пациенткой весьма
сердечно, доктор Грейсвелл отправился к миледи. Утомленная
танцами, она обмахивалась веером. Услышав диагноз, миледи
успокоилась и решила подняться в детскую. Шумя волнами шелка,
как ченсфильдская роща в бурю, виконтесса подошла к постельке, и
девочка увидела перед собою свою блистательную матушку.
- Боже мой, там лежит какое-то гадкое животное! - брезгливо
поморщилась дама.
И нянька поторопилась убрать из постели злополучного Панча,
ибо идеи автора "Эмиля", по-видимому, были неизвестны миледи.
Взятый за шиворот, Панч запищал и растопырил в воздухе пушистые
лапы. Девочка подняла отчаянный крик, и миледи покинула детскую
с расстроенным лицом. Оставленный ею тончайший аромат духов
заставил котенка чихнуть и спрятать нос в собственной шерсти.
"Гадкое животное" мирно водворилось на прежнее место. Тишину
изредка тревожил отзвук музыки; больной ребенок вздрагивал от
этих звуков и приоткрывал глаза, пока не задремал под голос
своей усталой няньки.
Тем временем внизу уже распахнулись двери в столовый зал, где
два длинных стола блистали парадным сервизом старобританского
фаянса на восемьдесят персон, букетами орхидей, фамильным
серебром и хрусталем. Усевшись вместе с другими гостями за этот
торжественный стол, мистер Ричард Томпсон не смог отказать себе
в удовольствии подразнить своего недоброжелателя-хозяина. Он
умышленно громко спросил Норварда, не известен ли срок
возвращения капера "Окрыленный" в Англию. Адвоакт слышал, что у
сэра Фредрика были причины избегать любопытства публики по
поводу некоторых операций "Окрыленного". Виконт насторожился,
услышав вопрос адвоката.
"Какого черта эта крыса интересуется кораблем?" - с
раздражением думал владелец капера. В трюмах "Окрыленного"
имелась большая партия трофейного оружия с потопленных кораблей,
и виконт недавно послал Джозефу Лорну секретное распоряжение
найти хорошего покупателя для столь обременительного груза.
Клиентуру, готовую платить за оружие втрое дороже, чем платили
английские власти, было сейчас нетрудно найти за океаном. Хозяин
поместья приветливо улыбнулся адвокату, пояснил, что корабль
сражается сейчас с врагами короля - американскими колонистами, -
и ловко дал беседе другое направление.
Виконт издавна имел привычку, задаваясь какой-нибудь целью,
перевертывать для памяти перстень на безымянном пальце левой
руки. Камень, перевернутый вовнутрь ладони, был раздражающе
неудобен, но виконт не поправлял перстня вплоть до выполнения
задуманного. Посылая адвокату приветливую улыбку, он перевернул
на пальце свое кольцо. "Избавиться от Ричарда Томпсона" -
намерение не новое, зародившееся у лжевиконта после плавания
"Ориона", когда адвокату стала известна тайна Ченсфильда, - вот о
чем должен был круглосуточно напоминать владельцу его перстень!
После ужина гостям был предложен домашний концерт. Они смогли
насладиться искусством приезжего итальянского скрипача, чье
бледное лицо произвело на женскую половину общества не меньшее
впечатление, чем исполненные им пьесы Гайдна и Генделя. Затем
французская певица, разъезжавшая по городам британского севера,
усладила гостей несколькими модными песенками, не лишенными
смелости. Сама леди Эллен довольно бегло исполнила несколько
этюдов на арфе, инструменте, весьма расчетливо избранном ею в
целях наивыгоднейшей демонстрации красивых плеч. Наконец, мистер
Ричард Томпсон с большим успехом продекламировал несколько
монологов из трагедий Шекспира. Сэр Генри Блентхилл, уснувший в
первом ряду кресел еще на интродукции итальянца, тактично и
своевременно пробудился при заключительном монологе: он остался
доволен, сочтя главным достоинством концерта его
непродолжительность.
Затем из-под сводов крытой верхней галереи, откуда днем
открывался эффектный вид на парк и озеро, гости любовались
красивым фейерверком. В туманном воздухе взвились красные,
зеленые и золотистые ракеты, забили фонтаны холодного
бенгальского огня и в ослепительном световом вензеле засияло имя
миледи.
В танцевальном зале вновь заиграла музыка, и молодежь уже при
меньшем скоплении неблагосклонных зрителей из числа пожилых леди
и джентльменов с тем большим удовольствием предалась танцам и
играм. Любители карт расположились за зеленым сукном ломберных
столов. Наконец часть гостей простилась с гостеприимным домом,
которому новая хозяйка сумела придать столь не хватавший ему
прежде блеск.
Поздно ночью, когда большинство оставшихся в доме гостей уже
спали в отведенных им покоях, перед воротами замка (так
именовала вся округа перестроенный ченсфильдский дом) соскочил с
коня какой-то запоздалый всадник. Привратник, самый старый из
слуг Ченсфильда, вышел из своей будки в башне ворот и вгляделся
во мрак. Спешившийся всадник нетерпеливо тряс калитку.
- Что нужно? - спросил привратник.
- Срочные известия для господина Райленда.
- Господин виконт занят и приказал не допускать никого...
- Немедленно передайте виконту вот это, - сказал ночной гость,
протягивая сквозь решетку клочок бумаги с несколькими словами,
написанными по-итальянски.
Привратник рассмотрел сперва морской мундир, потом лицо
посланца с белым шрамом над переносицей. Он открыл калитку,
впустил приезжего в свою будку и послал второго сторожа к
хозяйскому камердинеру.
Камердинер, Эрик Мерч, памятуя некоторые хозяйские
предупреждения, немедленно отправился с запиской к виконту.
Огромный пылающий камин, где можно было бы изжарить на вертеле
целого меннингтрийского быка [город Меннингтри славился в Англии
очень крупной породой рогатого скота], озарял стены охотничьего
кабинета. Поэтому здесь не требовалось ни ламп ни свечей, и с
большой люстры, свисавшей посреди покоя, не был даже снят чехол.
За стеклянными дверцами шкафов матово поблескивали в свете
камина ружейные стволы. Вороненая вудвортская сталь английских
изделий, металл из прирейнских недр, прошедший обработку в
оружейных цехах Эссена и Зуля, букетный и ленточный дамаск
Востока, золотые насечки на благородных изделиях шведской
Гускварны привлекали взоры знатоков к этим шкафам, вмещавшим две
сотни превосходных ружей. На стенах, сплошь покрытых восточными
коврами, было развешано холодное оружие и различные доспехи; на
узких длинных столиках, обитых темно-синим бархатом и защищенных
сверху стеклянными крышками, лежали в особых гнездах пистолеты
всех оружейников мира, от неуклюжих британских епистолейв XV
века до современных французских, бельгийских, русских и
английских систем. Пара превосходных "каретных" пистолетов
тульского оружейника лежала прямо на письменном столике хозяина.
А над креслом виконта висел новейший карабин Фергюссона
[в ходе войны за независимость английских колоний в Америке
майор британских войск Фергюссон изобрел в 1776 году новый тип
карабина, который по тому времени считался скорострельным], только
что принятый на вооружение английской армии в колониях.
Кресло хозяина было покрыто великолепной шкурой африканского
леопарда с выделанной головой, блестевшей зеленью глаз и
страшными клыками, которые некогда оставили неизгладимые следы
на руках виконта. По углам кабинета стояли четыре статуи рыцарей
в стальных доспехах, в ногах одной из них находилось логово
борзой суки Леди.
Вытянув длинную морду, Леди неподвижно лежала на шерстяной
подстилке, посматривая на кружок джентльменов у огня. Сэр Генри
Блентхилл, мистер Норвард, военный комендант Бультона полковник
Джон Бартольд и сам хозяин дома обсуждали со старшим егерем
Ченсфильда план завтрашней охоты. Поодаль, на широкой тахте,
покрытой персидским ковром, доктор Грейсвелл, журналисты,
Паттерсон и Мортон вполголоса толковали о войне.
Виконт велел принести в кабинет вина и прислушался к беседе,
что велась на тахте.
- "Декларация независимости" составлена этим американским
пророком Джефферсоном очень сильно, - сказал Паттерсон. - Она
завоевала симпатии в Европе и завербовала американцам много
сторонников, в особенности во Франции. Пылкие умы так и рвутся
послужить "делу свободы"...
Полковник Бартольд, глава бультонского гарнизона, недовольно
поморщился, когда доктор Грейсвелл эпическим тоном начал
перечислять неудачи британского оружия.
- Плохо обученная, но храбрая повстанческая армия Георга
Вашингтона становится большой силой. Никто не верил, что
регулярные войска нашего генерала Гейджа понесут поражение от
рассыпанных по лесам и городкам повстанцев-колонистов с
охотничьими ружьями. Королевский гарнизон Бостона не устоял
против натиска повстанцев. Наши войска едва ли удержат
Филадельфию. Поражение наших наемников-гессенцев под Трентоном,
где войска Вашингтона ночью перешли реку Делавар, сильно подняло
дух повстанцев и помогло мистеру Бенджамену Франклину уговорить
французов признать независимость колоний. Боюсь, что капитуляция
нашего генерала Бургойна под Саратогой говорит уже о крушении
стратегического плана кампании.
Мистер Паттерсон вздохнул сокрушенно:
- Да, правительство его величества проявило нерешительность
в начале военных действий, когда можно было подавить возмущение
в зародыше. Теперь пожар разгорелся, и бог весть, чем это все
для нас кончится.
Французы вступили в войну, помогают повстанцам и деньгами, и
войсками, и флотом... А главное - революционный дух восставших!
