без нашей помощи сына Джакомо Грелли, малолетнего Чарльза,
погребенного на острове в Индийском океане. Доротея и Антонио
Ченни, дети Анжелики, которым известна тайна синьора Джакомо,
погибли в экспедиции "Святого Антуана". Габриэль Молетти мертв,
и в Ливорно не осталось никаких бумаг о ребенке, по имени
Джакомо. Превращение Джакомо Молла в пирата Грелли, известное
Молетти, а затем превращение Грелли в виконта Ченсфильда,
известное Анжелике Ченни, оставалось тайной для графа д'Эльяно.
Но по следам этой тайны на днях отправился из Венеции некий
доктор Томазо Буотти. Мне с большим трудом удалось направить его
кружным путем, чтобы опередить. Пусть Анжелика Ченни еще до
прибытия этого доктора Буотти... покинет эти места. Буотти не
должен говорить с нею! Пусть он встретит здесь только тебя, и
мне не нужно, надеюсь, подсказывать, что ты ему скажешь...
Понятна тебе твоя задача во имя интересов ордена? Fudentes
fortuna juvat ["Дерзким помогает счастье" (лат.)].
Монах смутился.
- Аgo quod agis ["Что делаешь - делай" (скорее) (лат.)],
- пробормотал он, не глядя на своего духовного главу.
Намек вызвал в зрачках патера Фульвио гневный блеск.
- Отец ордена учил нас не пренебрегать никакими путями,
ведущими к нужной цели, которая оправдывает любые средства! -
воскликнул он, грозно сверкая очами. - Из тяжких испытаний мы
выходим снежно-белыми, ибо свершаем наши деяния ad majorem dei
gloriam ["к вящей славе божией" - девиз ордена иезуитов].
Огромные богатства полубезумного графа не должны
попасть в грешные, суетные руки отпрысков безумца. Золото это
предназначено для нашей матери церкви. Оно придаст могущество
ордену и послужит великой цели! Больше двадцати лет я лелею этот
план, с того дня, когда ты,
брат Бенедикт, открыл мне как духовнику графа тайну
происхождения Джакомо Молла. Церковь зачтет тебе эту заслугу,
умноженную тобою за двадцать лет служения ордену. Теперь на тебе
лежит задача отвести новую угрозу: Анжелика Ченни не должна
встретиться с Буотти!
- Но она сейчас больна и не покидает одра.
- Брат Бенедикт! - В голосе патера зазвучали не вполне
христианские нотки угрозы и нетерпения. - В твоем распоряжении
дни, а не недели. Буотти может высадиться раньше и прибыть сюда
до ее выздоровления. Я разрешаю... любые средства!
- Во имя отца и сына и святого духа! - прошептал монах
бледнея.
- Это не все! После отъезда Буотти ты переждешь месяц и
отправишься в Англию, в Бультон. Ты явишься к виконту и скажешь
ему, что Анжелика перед смертью исповедовалась nебе и простила
грешного Джакомо, ьстивш его ее несчастную дочь. Ты должен
принести ему утешение истинной wеркви, должен укрепить его веру,
что он является законным, богом избранным носителем нынешнего
своего титула.
Будь ему подспорьем в любых
начинаниях и блюди при этом интересы
церкви и ордена. Пусть послужат этим
интересам и британские фунты виконта
Ченсфильда. Со временем признайся
ему, что цель твоя заключается в том,
чтобы поддержать католицизм в Англии,
опираясь на денежные средства сына
нашей церкви, вынужденного выдавать себя за еретика-протестанта.
Обещай виконту прощение церкви за крупные денежные жертвы в нашу
пользу. А главное - отвлекай его от мыслей об Италии... Открой в
Бультоне капеллу, прослыви святым, подавая пример благочестия,
милосердия и терпимости. Стремись увеличивать приход и улавливай
заблудшие души. Помни: виконту Ченсфильда союзники нужны. Он
испытает тебя и убедится, что ты - решительно во всем поддержка
для него.
- Но тамошний новый епископ...
- Ты сам знаешь от Анжелики, что этот протестантский поп пять
лет назад исповедовал Джакомо во время смертельного ранения и
сохраняет по сей день его тайну. Подкупи его. Обещай ему сто
тысяч, двести тысяч из будущего наследства графа, если...
Джакомо до гроба останется Райлендом и Ченсфильдом, а эччеленца
Паоло не узнает, что его сын жив. О цене за молчание ты успеешь
сторговаться с этим епископом... Не выпускай из глаз дочери
виконта. С годами приобрети влияние и на нее. Отвлекай отца и
дочь от мыслей об Италии - это важнее всего! Тайную связь со
мною по-прежнему держи только через Луиджи Гринелли. Не открывай
этих сношений никому, даже под угрозами или пыткой! А теперь...
Патер Фульвио поднес к лицу левую руку и осторожно снял с
безымянного пальца большой перстень с агатовой печаткой. Рисунок
на печатке изображал саламандру. Обратив перстень к свету, патер
Фульвио отвинтил темно-красный камень печатки. Под ним в золотом
гнезде лежали две ничтожные белые крупинки. Отец Бенедикт принял
перстень, весьма осторожно завернул агатовую печатку и надел дар
отца Фульвио на палец.
Прикоснувшись губами к мокрому лбу капеллана, ночной гость
сделал знак своему служке готовиться к дальнейшему пути в
Марсель. Луиджи Гринелли услужливо распахнул перед патером
входную дверь.
Горячий июньский ветер вихрил пылевые смерчи на улицах
Марселя. Занавески на окнах гостиницы "Три лебедя" трепетали от
потоков сухого жара, подымавшегося с накаленных зноем камней
набережной. Доктор Буотти, сбросивший в номере свой легкий плащ
и влажную от пота шляпу, сидел за столом против патера Фульвио
ди Граччиолани. Патер выглядел несколько менее надменным и
насупленным, чем обычно.
- Я очень рад слышать, - вкрадчиво проговорил он, - что и вы,
синьор Буотти, глубоко полюбили моего духовного сына и близко
принимаете к сердцу его дела. Но что же побудило вас прибыть
сюда и разыскать меня в Марселе?
- Святой отец, - отвечал расстроенный доктор, - неудача в
Сорренто заставила меня поспешить в Марсель в надежде получить
ваш совет, как подготовить графа к печальным известиям, и, может
быть, помочь вам в здешних розысках.
- Да, известия действительно тягостные. Оказывается, Анжелика
Ченни благословила земное... И скончалась она недавно, говорите
вы?
- Представьте себе, всего за несколько дней до моего прибытия
в Сорренто. Быть может, если бы не мое слабодушие, побудившее
меня избрать вместо сухопутного более приятный морской путь, я
застал бы ее еще в живых!
- Все в руке божьей, синьор Буотти... Что же явилось причиной
ее смерти?
Она была больна и не вставала с постели несколько дней. Ее
соседка рассказывала мне, что тамошний священник, добрый отец
Бенедикт Морсини, трогательно поддерживал душевные и телесные
силы больной. Он сам послал за лекарством, прописанным ей врачом
из Сорренто, и соседка Анжелики с вечера напоила больную этим
снадобьем. Среди ночи Анжелика застонала, забилась на ложе,
впала в беспамятство и вскоре скончалась, словно от удара. Отец
Бенедикт испугался, уж не ошибся ли аптекарь в дозе опия;
капеллан сам попробовал остаток лекарства из этой склянки, перед
тем как выплеснуть ее, и убедился, что оно совершенно безвредно.
Очевидно, недавняя весть о гибели французской экспедиции в
Африку, куда были насильно завербованы ее дети, окончательно
подорвала ее сердце.
- Считаете ли вы достоверной весть о гибели Антонио и Доротеи
Ченни?
- Увы, да, святой отец, ибо я уже навел справки у портовых
властей. В небольшом списке спасенных со "Святого Антуана" нет
ни имени Антони, ни его сестры. Какой ужасный новый удар для
эччеленца Паоло! Не осталось ни одного человека, близко знавшего
синьора Джакомо Молла!
- А о нем самом вам не удалось получить какие-нибудь новые
сведения?
- Видите ли, посетив свежую могилу Анжелики Ченни, я
предпринял поездку на Капри, где Джакомо вырос в семействе
рыбака Родольфо...
Легкая тень тревоги, набежавшая на чело патера Фульвио,
ускользнула от собеседника. Но эта тень совершенно исчезла,
когда доктор со вздохом сообщил, что поездка на Капри не дала
ничего, кроме приблизительного описания наружности юноши Джакомо
и его решительного, упрямого характера.
- От одного из соседей покойного Родольфо, - добавил доктор, -
мне удалось, правда, установить, что в 1755 году Джакомо ушел на
шведском корабле не один, а с английским моряком, которого на
Капри звали Бартоломео Грелли.
После этих слов доктора Буотти на лбу иезуита появилась уже не
легкая тень, а три ряда весьма глубоких морщин. Иезуит встал
из-за стола и зашагал по комнате. Доктор, конечно, не
подозревал, как лихорадочно работал мозг его собеседника,
взвешивая, возможно ли утаить от Буотти, что именно этот
Бартоломео Грелли и стал впоследствии мужем Франчески Молла. Имя
это давало опасную нить в руки настойчивого богослова. Находясь
в Марселе, он способен весьма легко установить истину... Иезуит
решил, что скрывать ее еще опаснее, чем позволить доктору
открыть ее самостоятельно. Нужно лишь постараться, чтобы эта
новость была им воспринята как нечто совершенно несущественное...
- Этот Бартоломео Греллей, или Грелли, как вы его называете, -
произнес патер Фульвио, вновь усаживаясь за стол против своего
столь нежелательного помощника, - впоследствии женился на синьоре
Франческе и умер в один год с нею от эпидемии,
распространившейся тогда в окрестностях Марсельского порта.
Произошло это в начале прошлого десятилетия.
- О, это немаловажная подробность! - воскликнул богослов
обрадованно. - Значит, поездка в Марсель далеко не бесполезна!
- Увы, синьор, этими сведениями я располагаю уже давно. Они
не проливают ни малейшего света на судьбу самого Джакомо.
- Позвольте, святой отец, но ведь не может же быть
случайностью женитьба Бартоломео Грелли на матери его молодого
товарища по странствиям! Значит, Бартоломео и Джакомо,
возвратившись из плавания, вместе разыскали мать последнего!
- Супруги потеряли Джакомо из виду, ибо он еще до их женитьбы
покинул Марсель.
- Следовательно, все-таки еще одна подробность прибавилась:
Джакомо был в Марселе незадолго перед заключением брака
Бартоломео Грелли с синьорой Франческой Молла. Когда совершилось
бракосочетание?
- Оно зарегистрировано в 1761 году. Все трое прибыли в
Марсель в 1760 году.
- И тогда же Джакомо расстался с этим городом?
- Да.
- А в 1762 году Франческа и Бартоломео умерли от эпидемии?
- Да.
Доктор Буотти глубоко задумался.
- Здесь стоит повести длительные розыски, - проговорил он
уверенно.
Отец Фульвио взглянул на него со злобой. С трудом подавив
раздражение, он горестно вздохнул и отвернулся к окну.
- Быть может, вы окажетесь счастливее меня, синьор Буотти. Но
мною опрошены десятки людей, знавших Франческу и Бартоломео
Греллея. Все это решительно ничего не прибавляет к нашим
сведениям о Джакомо. Оставайтесь в Марселе, сударь, и
продолжайте дело, которое я считаю уже завершенным. Мои
обязанности зовут меня назад в Венецию, к моему возлюбленному
духовному сыну... Единственным и высшим утешением для графа
будет сознание, что его средства станут достоянием не одного
единокровного наследника, а пойдут на благо сотням и тысячам
детей Христовых!
Доктор Буотти в раздумье поднялся, пожал сухую кисть иезуита и
покинул его комнату в марсельской гостинице "Три лебедя".
По морщинистым щекам старого графа Паоло катились слезы, и
старик даже не пытался стирать их влажные следы. Уронив голову
на руки, он слушал повествование доктора Томазо Буотти.
Замолчав, доктор Буотти с глубокой нежностью коснулся
старческой руки.
- Эччеленца, - прошептал он растроганно, - ваша скорбь ранит
меня так глубоко, что я готов сделать целью моей жизни
завершение начатых поисков... Верите ли вы в предчувствие, граф?
Старик покачал головой:
- Синьор Буотти, мой духовный наставник уже подготовил меня к
тому, что я сейчас услышал от вас. Я верю не в предчувствие, а в
непреложную силу темного рока. Фатум, рок, неотвратимая судьба!
"Кисмет!" - говорят набожные персы и склоняются перед
неизбежностью. Я следую их примеру, ибо верю, что в мире
существует закон равновесия добра и зла, закон возмездия. Я
верю, что ни одно злое деяние не остается безнаказанным, равно
как и ни одно доброе - невознагражденным. Меня покарал закон
возмездия за ошибки и грехи моей бурной молодости. Кисмет!
