сорока. Приехав в Лас-Навас-дель-Маркес несколько лет назад, он одинаково
участливо относился к богатым и бедным, больным и здоровым, и в городке не
было такой тайны, в которую он не был бы посвящен. Отец Перес видел, что
Грасиела регулярно ходит в церковь, ему были очень хорошо известны истории
о бесчисленных любовниках Долорес Пиньеро. Девочке, конечно, было
невыносимо тяжело в таких условиях, но кто мог ей помочь? Священника
искренне удивляло, что Грасиела росла такой доброй, отзывчивой и никогда
не жаловалась на свою домашнюю жизнь.
Каждое воскресное утро Грасиела появлялась в церкви в чистой опрятной
одежде, которую, как он был уверен, она стирала сама. Отец Перес знал, что
все дети города избегают Грасиелу, и всем сердцем жалел ее. Каждое
воскресенье он старался регулярно уделять ей после службы какое-то время,
а когда был не очень занят, брал ее с собой в маленькое кафе, чтобы
угостить мороженым.
Зимой жизнь Грасиелы становилась еще более скучной, однообразной и
мрачной. Лас-Навас-дель-Маркес был расположен в долине, окруженной со всех
сторон горами, и поэтому зимы здесь продолжались по шесть месяцев.
Летом было несколько легче: с наплывом в городок многочисленных
туристов город наполнялся радостным весельем, улицы оживали. Туристы
собирались на площади Мануэля Дельгадо Барредо возле небольшой эстрады и
под звуки оркестра наблюдали, как местные жители босиком, взявшись за
руки, встав в пестрый круг, грациозно двигались, исполняя сардану -
старинный каталонский народный танец. Грасиела любила смотреть, как
туристы, расположившись в уличных кафе, пили аперитивы, ходили по
pescederia - рыбному базару, заходили в аптеку. В час дня винный погребок
заполнялся туристами, которые пили chateo, закусывая крабами, оливками,
жареным картофелем.
Но больше всего Грасиеле нравилось по вечерам смотреть на paseo.
Юноши и девушки группками прогуливались по главной площади, мальчики
поглядывали на девочек, в то время как их родители, бабушки и дедушки
бдительно следили за ними, сидя со своими друзьями в уличных кафе. Это
было нечто похожее на традиционные смотрины, вековой ритуал. Грасиеле
очень хотелось принять в нем участие, но мать запрещала ей.
"Ты что, хочешь стать шлюхой? - кричала она на Грасиелу. - Держись от
мальчишек подальше. Им нужно от тебя только одно. Я знаю это по своему
опыту", - горько добавляла она.
День пролетал почти незаметно, и наступала мучительная ночь. Сквозь
тонкую занавеску, разделявшую их кровати, Грасиела слышала животные стоны,
возню, частое дыхание, непременно сопровождавшееся непристойностями.
"Быстрее... Глубже!"
"Cogeme!"
"Mamame el verga!"
"Metelo en el culo!"
Грасиеле не было и десяти лет, когда она уже знала все неприличные
слова испанского языка. Они произносились шепотом и выкрикивались с дрожью
в голосе и со стоном. Крики страсти вызывали у Грасиелы отвращение и в то
же время пробуждали в ней незнакомое томление.
Мавр появился в доме, когда Грасиеле было четырнадцать лет. Таких
великанов ей еще никогда не доводилось видеть. Его кожа была черной и
блестящей, голова побрита. У него были здоровенные плечи, могучая грудь и
огромные ручищи. Он появился ночью, когда Грасиела спала, и она увидела
его только утром: откинув занавеску, он прошел совершенно голый мимо
кровати Грасиелы в уборную. Посмотрев на него, Грасиела чуть не ахнула -
настолько он весь был огромен. "Он же убьет мою маму", - подумала она.
Мавр уставился на нее.
- Так-так. Это кто такой здесь?
Долорес Пиньеро, поспешно вскочив с кровати, встала рядом с ним.
- Это моя дочь, - коротко сказала она.
Смущение волной накатило на Грасиелу, когда она увидела голое тело
матери рядом с мужчиной.
Мавр улыбнулся, обнажив красивые ровные белые зубы.
- Как тебя зовут, красавица?
Смущенная его наготой, Грасиела не могла ничего сказать.
- Ее зовут Грасиела. Она глуповата.
- Она - красавица. Уверен, ты была такой же в молодости.
- Я и сейчас молодая, - оборвала его Долорес и повернулась к дочери.
- Одевайся. Ты опоздаешь в школу.
- Да, мама.
Мавр все еще стоял и смотрел на нее. Взяв его за руку, женщина
кокетливо сказала:
- Пойдем в постель, querido. Мы еще не закончили.
- Обожди, - ответил Мавр, продолжая смотреть на Грасиелу.
Мавр поселился у них. Каждый день, возвращаясь домой из школы,
Грасиела молилась, чтобы он ушел. По непонятным причинам он внушал ей
какой-то страх. Он всегда был с ней вежлив, никогда ничего не позволял
себе по отношению к ней, однако одной мысли о нем было достаточно, чтобы
привести ее в дрожь.
Его отношение к матери было несколько иным. Большую часть времени
мавр проводил во флигеле за бутылкой. Он забирал у Долорес все
заработанные ею деньги. Часто ночью Грасиела слышала, как он бил мать, и
утром Долорес появлялась с синяком под глазом или с рассеченной губой.
- Зачем он тебе нужен, мама? - спрашивала Грасиела.
- Тебе не понять, - угрюмо отвечала мать. - Он настоящий мужчина, не
такой коротышка, как другие. И он знает, что нужно женщине. - Затем,
кокетливо поправив рукой волосы, она добавляла: - Кроме того, он безумно
меня любит.
Грасиела не верила этому. Она знала, что Мавр просто пользуется ее
матерью, но не осмеливалась возражать. Она слишком боялась гнева матери,
потому что, когда Долорес Пиньеро выходила из себя, ею овладевало нечто
вроде безумия. Она как-то гонялась за Грасиелой с кухонным ножом лишь
из-за того, что девочка осмелилась приготовить чай для одного из "дядей".
Ранним воскресным утром Грасиела стала собираться в церковь. Мать
ушла еще раньше, отнести готовые платья. Когда Грасиела скинула с себя
ночную рубашку, занавеска отодвинулась и появился Мавр. Он был голый.
- Где твоя мать, красавица?
- Мама ушла рано. Ей надо разнести заказы.
Мавр разглядывал обнаженное тело Грасиелы.
- Ты и впрямь красавица, - ласково сказал он.
Грасиела почувствовала, как ее лицо вспыхнуло. Она знала, что ей
следовало делать. Ей надо было прикрыть свою наготу, надеть блузку, юбку и
уйти. Но она стояла и не могла сдвинуться с места. Она смотрела, как его
мужская плоть начала увеличиваться и расти прямо на ее глазах. Она
слышала, как в ее ушах звучат голоса: "Быстрее... глубже!"
Она чувствовала, что чуть не падает в обморок.
- Ты еще ребенок, - хрипло сказал Мавр. - Одевайся и уходи.
Неожиданно для себя Грасиела пошла. Пошла к нему. Протянув руки, она
обняла его за талию и ощутила его напряженное тело.
- Нет, - простонала она. - Я не ребенок.
Последовавшая за этим боль была ни с чем не сравнима. Она была
мучительной, невыносимой и вместе с тем пьянящей, прекрасной. Крепко
обхватив Мавра обеими руками, она кричала в экстазе, испытывая оргазм за
оргазмом. "Так вот что это за тайна", - думала Грасиела. Как чудесно было
узнать наконец тайну мироздания, стать частью самой жизни, узнать радость
настоящую и вечную!
- Чем это вы здесь занимаетесь? - раздался визг Долорес Пиньеро, и в
ту же секунду все словно замерло, застыло во времени. Она стояла возле
кровати, глядя на свою дочь и Мавра.
Онемевшая от ужаса Грасиела посмотрела на мать. В глазах Долорес была
безумная ярость.
- Ах ты сука! - взвизгнула она. - Ты мерзкая тварь!
- Мама, прошу тебя...
Схватив тяжелую железную пепельницу, стоявшую возле кровати, Долорес
с силой ударила ею свою дочь по голове.
Это было последним, что помнила Грасиела.
Она очнулась в больнице в большой светлой палате, где стояло две
дюжины кроватей и все были заняты. Взад и вперед сновали санитарки.
Голова Грасиелы раскалывалась от мучительной боли. Стоило ей
пошевелиться - и боль огнем разливалась по всему телу. Она лежала, слушая
крики и стоны других пациентов.
Вечером к ее кровати подошел молодой врач. Ему было немногим больше
тридцати, но он выглядел постаревшим от усталости.
- Вот мы и проснулись, - сказал он.
- Где я? - Ей было больно говорить.
- Ты в благотворительной палате провинциальной больницы в Авиле. Тебя
привезли к нам вчера. Ты была в жутком состоянии. Нам пришлось зашивать
тебе лоб, - продолжал врач. Наш главный хирург решил наложить тебе швы
сам. Он сказал, ты слишком красива, чтобы ходить со шрамами.
"Он ошибается, - подумала Грасиела. - Шрам останется на всю жизнь".
На следующий день Грасиелу навестил отец Перес. Санитарка подвинула
стул к койке. Священник посмотрел на бледную прекрасную девочку, и его
сердце сжалось. Жуткое происшествие с ней вызвало скандал в
Лас-Навас-дель-Маркес, но ничего уже нельзя было изменить. Долорес Пиньеро
заявила в полиции, что ее дочь упала и разбила себе голову.
- Тебе лучше, дитя мое? - спросил отец Перес.
Грасиела кивнула, от этого движения у нее тут же застучало в голове.
- Полиция хочет знать, что случилось. Не хотела бы ты рассказать мне
что-нибудь?
Наступило долгое молчание.
- Я упала, - наконец сказала она.
Ему было тяжело смотреть в ее глаза.
- Понимаю.
Он испытывал невероятную душевную боль от того, что должен был
сказать ей.
- Грасиела, я говорил с твоей матерью...
Грасиела все поняла.
- Мне нельзя возвращаться домой, да?
- Боюсь, что так. Мы еще поговорим об этом.
Отец Перес взял Грасиелу за руку.
- Завтра я навещу тебя.
- Спасибо, падре.
Когда он ушел, Грасиела лежала и молилась: "Боже Милостивый, дай мне
умереть. Я не хочу жить".
Ей было некуда и не к кому идти. Она больше никогда не увидит свой
дом. Никогда не увидит свою школу, знакомые лица учителей. Для ее ничего
не осталось в этом мире.
Возле ее кровати остановилась санитарка.
- Тебе что-нибудь нужно?
Грасиела с отчаянием посмотрела на нее. Что можно было сказать?
На следующий день вновь появился тот же молодой врач.
- У меня хорошие новости, - сказал он несколько неуверенно. - У тебя
уже все в порядке, и ты можешь выписываться.
Это было неправдой, правдой было то, что он добавил:
- Нам нужно место в палате.
Она могла идти, но куда?
Часом позже пришел отец Перес, с ним был еще один священник.
- Это - отец Беррендо, мой старый друг.
Грасиела посмотрела на худосочного священника.
- Падре.
"Он прав, - думал отец Беррендо. - Она прекрасна".
Отец Перес рассказал ему обо всем, что случилось с Грасиелой.
Священник ожидал увидеть признаки влияния той среды, в которой жил
ребенок: черствость, дерзость или стремление вызвать к себе жалость. Но
ничего этого он не нашел в лице девочки.
- Мне очень жаль, что тебе пришлось так трудно, - обратился к ней
отец Беррендо.
За этими словами крылось нечто большее.
Отец Перес сказал:
- Грасиела, мне нужно возвращаться в Лас-Навас-дель-Маркес. Я
оставляю тебя на попечение отца Беррендо.
Грасиелу охватила внезапная паника. Ей казалось, что обрывается
последняя ниточка, связывавшая ее с домом.
- Не уходите, - взмолилась она.
Отец Перес взял ее руку в свою.
- Я знаю, что ты чувствуешь себя одинокой, - сказал он с теплотой в
голосе. - Но это не так. Поверь мне, дитя мое, это не так.
К кровати подошла санитарка с узелком. Она протянула его Грасиеле.
- Вот твоя одежда. Тебе, к сожалению, надо идти.
Ее охватила еще большая паника.
- Сейчас?
Священники переглянулись.
- Почему бы тебе не одеться и не пойти со мной? - предложил отец
