- Валяй, развлекай нас, - сказал О'Хэнлон.
Тоби посмотрел на них.
- Прямо вот так, с ходу?
- А что бы ты хотел? - спросил Рейнджер. - Вступление, исполняемое
оркестром из шестидесяти музыкантов?
Он повернулся к О'Хэнлону:
- Звони в музыкальный отдел.
"Ах ты, дерьмо собачье! - мысленно выругался Тоби. - В гробу я вас
видал обоих". Он знал, чего они добиваются. Они хотят, чтобы он выглядел
дураком, и тогда они пойдут к Клифтону Лоуренсу и скажут: "Мы ничем не
можем ему помочь. Это труп". Ну нет, с ним у них этот фокус не пройдет. Он
заставил себя улыбнуться, хотя никакого веселья не чувствовал, и начал
работать свой номер под Эббота и Костелло.
- Эй, Лу, как тебе не стыдно? Ты превращаешься в лодыря. Ты почему не
ищешь себе работу?
- У меня есть работа.
- Поиски работы.
- Ты называешь это работой?
- Конечно. Я занят целый день, у меня определенные часы, и я каждый
вечер прихожу домой точно к ужину.
Теперь эти двое изучали Тоби, разглядывая и оценивая его, и прямо во
время номера они стали переговариваться друг с другом, как будто Тоби в
комнате не было.
- Он совсем не умеет стоять.
- Он машет руками, словно дрова колет. Мы могли бы, наверное,
написать для него сценку с дровосеком.
- Он слишком уж переигрывает.
- Господи, с таким-то материалом ты сам что бы делал на его месте?
Это с каждой секундой все больше выбивало Тоби из колеи. Он вовсе не
обязан здесь оставаться и выслушивать оскорбления от этих двух
сумасшедших. Тем более что материал у них наверняка паршивый.
И наконец он не выдержал.
Он остановился, голос его дрожал от ярости.
- Я не нуждаюсь в вас, ублюдки вы этакие! Мерси за гостеприимство.
Он направился к двери.
Рейнджер вскочил в неподдельном удивлении.
- Эй! Какая муха тебя укусила?
Тоби свирепо накинулся на него:
- А то ты не знаешь, черт тебя побери! Ты... ты...
Он был так расстроен, что чуть не заплакал.
Рейнджер повернулся и озадаченно уставился на О'Хэнлона.
- Должно быть, мы его обидели.
- Да неужели?
Тоби набрал в грудь побольше воздуха.
- Послушайте, вы, мне наплевать, если я вам не нравлюсь, но...
- Да мы любим тебя! - воскликнул О'Хэнлон.
- Мы считаем, что ты прелесть! - поддержал его Рейнджер.
Совершенно сбитый с толку, Тоби переводил взгляд с одного на другого.
- Что? Но вы же ведь...
- Знаешь, в чем твоя беда, Тоби? У тебя нет уверенности в себе.
Расслабься. Конечно, тебе придется многому научиться, но, с другой
стороны, если бы ты был готовым Бобом Хоупом, то тебе нечего было бы здесь
делать.
О'Хэнлон добавил:
- И знаешь почему? Потому, что Боб сегодня в Кармеле.
- Играет в гольф. Ты играешь в гольф? - спросил Рейнджер.
- Нет.
Писатели в растерянности посмотрели друг на друга.
- Значит, все гольфовые остроты отпадают. Вот черт!
О'Хэнлон снял телефонную трубку.
- Принеси нам, пожалуйста, кофейку, Заза!
Он положил трубку и повернулся к Тоби.
- Знаешь, сколько в нашем милом маленьком бизнесе подвизается людей,
воображающих себя комиками?
Тоби покачал головой.
- Могу тебе сказать точно. Три миллиарда семьсот двадцать восемь
миллионов - это не считая брата Мильтона Берля. В полнолуние они все
выползают из своих щелей. По-настоящему классных комиков едва ли наберется
с полдюжины. Остальные никогда ими не станут. Комедия - это самое
серьезное дело на свете. Смешить - чертовски трудная работа, кого ни
возьми - хоть комика, хоть комедийного актера.
- А какая разница?
- Разница большая. Комик открывает смешные двери. Комический актер
смешно открывает двери.
Рейнджер спросил:
- Ты когда-нибудь задумывался, почему один комедийный актер мгновенно
становится популярным, а другой проваливается?
- Из-за материала, - сказал Тоби, желая польстить им.
- Черта с два! Последнюю новую остроту придумал Аристофан. Шутки в
принципе всегда одни и те же. Джордж Бэрнс может пересказать все шесть
анекдотов, которые только что рассказал парень, стоявший в программе перед
ним, и публика у Бэрнса будет смеяться громче. Знаешь почему?
Индивидуальность. ("Как раз это говорил ему Клифтон Лоуренс".) Без нее ты
ничто и никто. Начинаешь с индивидуальности превращаешь ее в образ. Возьми
Хоупа. Если бы он вышел на сцену и выдал монолог под Джека Бенни, он бы
провалился. Почему? Да потому, что он уже создал свой образ, и публика
ждет от него именно этого. Когда Хоуп выходит на сцену, зрители хотят
слышать его скорострельные остроты. Это такой симпатичный остряк, парень
из большого города, которому тоже иногда достается. Джек Бенни - полная
противоположность. Он не будет знать, что делать с монологом в стиле Боба
Хоупа, зато он может заставить публику визжать и плакать, просто держа
двухминутную паузу. У каждого из братьев Маркс тоже есть свой образ. Фред
Аллен - уникальная личность! И тут мы подходим к тебе. Знаешь, в чем твоя
проблема, Тоби? Ты - это все они, от каждого понемножку. Ты подражаешь
всем известным комикам. Ну и чудненько - если ты согласен всю свою жизнь
кого-то имитировать. Если же хочешь добиться настоящего успеха, тебе надо
создать свой собственный образ. Когда ты выходишь на сцену, то еще до
того, как откроешь рот, публика должна знать, что перед ней стоит Тоби
Темпл. Усекаешь?
- Да.
Теперь заговорил О'Хэнлон.
- Знаешь, что у тебя есть, Тоби? Симпатичное лицо. Жаль, что я уже
помолвлен с Кларком Гейблом, а то бы втюрился в тебя. В тебе есть какая-то
наивная умилительность. Если ее подать в подходящей упаковке, она может
принести чертову уйму денег.
- Не говоря уже о чертовой уйме девочек, - добавил Рейнджер.
- Тебе будет сходить с рук то, что не пройдет безнаказанным ни для
кого другого. Как мальчику из церковного хора, произносящему непотребные
слова: это забавно, потому что вы уверены, что он не понимает смысла
произносимого. Войдя сюда, ты спросил, не мы ли те парни, которые будут
писать для тебя шутки. Отвечаю: нет. У нас здесь не цех по выпуску острот.
То, что мы собираемся делать, это показать тебе, что у тебя есть и как
этим пользоваться. Мы собираемся сконструировать тебе образ. Ну, что
скажешь?
Тоби перевел взгляд с одного на другого, радостно улыбнулся и
произнес:
- Закатываем рукава и начинаем работать!
После этого Тоби каждый день обедал на студии с О'Хэнлоном и
Рейнджером. Столовая студии "ХХ век - Фокс" представляла собой огромный
зал, битком набитый звездами. В любой день Тоби мог видеть Тайрона Пауэра
и Лоретту Янг, Бетти Грейбл и Дона Амеша, Элис Фэй и Ричарда Уиндмарка,
Виктора Мэтьюэра и братьев Ритц и десятки других знаменитостей. Некоторые
из них сидели за столиками в большом зале, а другие ели в меньшей по
размеру столовой для сотрудников, которая примыкала к общему залу. Тоби
нравилось наблюдать за всеми. Скоро он станет одним из _н_и_х_, люди у
н_е_г_о_ будут просить автограф. Он уже отправился в путь, ведущий к цели,
и он обязательно станет лучше любого из них.
Элис Тэннер была в восторге от того, как все складывалось у Тоби.
- Я знаю, что у тебя получится, милый. Я так горжусь тобой.
Тоби улыбнулся ей и ничего не сказал.
Тоби, О'Хэнлон и Рейнджер много и долго обсуждали тот новый образ,
который должен был создать Тоби.
- Пускай он думает, что он - искушенный светский человек, - предложил
О'Хэнлон. - Но как только доходит до дела, он каждый раз садился в лужу.
- А чем он занимается? - спросил Рейнджер. - Смешивает метафоры?
- Этот тип должен жить с матерью. Он влюблен в девушку, но боится
уйти из дому, чтобы жениться на ней. Они обручены уже пять лет.
- Десять будет смешнее.
- Правильно! Значит, десять лет. Мать - настоящая стерва. Каждый раз,
когда Тоби заговаривает о женитьбе, она находит у себя какую-то новую
болезнь. Каждую неделю она звонит в журнал "Тайм", чтобы узнать самые
свежие медицинские новости.
Тоби сидел и слушал, завороженный этим стремительным потоком диалога.
Он никогда еще не работал с настоящими профессионалами, и это ему ужасно
нравилось. Особенно потому, что в центре внимания был он сам. О'Хэнлону и
Рейджеру потребовалось три недели, чтобы написать текст для Тоби. И когда
они наконец показали ему результат, он пришел в восторг. Это был очень
хороший текст. Он кое-что предложил от себя, они где-то добавили, а где-то
выкинули несколько строк, и образ для Тоби Темпла был готов. Клифтон
Лоуренс сообщил, что хочет его видеть.
- Твоя премьера будет в субботу вечером в "Боулингбол".
Тоби изумленно уставился на него. Он ожидал чего-то, вроде
ангажемента у Чиро или в "Трокадеро".
- А... а что такое "Боулингбол"?
- Небольшой клуб на Уэстерн-авеню.
У Тоби вытянулось лицо.
- Никогда о таком не слышал.
- И никогда о тебе не слышали. В том-то и дело, мой мальчик. Если ты
там провалишься, об этом не узнает ни одна душа.
"Кроме Клифтона Лоуренса".
"Боулингбол" оказался сараем. Никаким другим словом назвать его было
нельзя. Точная копия десятка тысяч других грязных маленьких баров,
разбросанных по всей стране, что-то вроде водопоя для неудачников. Тоби
выступал в таких заведениях тысячу раз, в тысяче городов. Их завсегдатаями
были главным образом мужчины средних лет, заводские рабочие, приходившие
посидеть по обычаю с друзьями, поглазеть на уставших официанток в
обтягивающих юбках и низко вырезанных блузках, переброситься парой
скабрезных шуток за порцией дешевого виски или кружкой пива.
Эстрадное представление происходило на небольшом расчищенном пятачке
в дальнем конце зала, где играли трое скучающих музыкантов. Первым номером
программы шел певец-гомосексуалист, за ним исполнительница акробатических
танцев в трико, а затем девица работала стриптиз в паре с сонной коброй.
Тоби сидел в дальней комнате за сценой с Клифтоном Лоуренсом,
О'Хэнлоном и Рейнджером, следил за выступлениями и прислушивался к
публике, пытаясь определить ее настроение.
- Пивохлебы, - презрительно произнес Тоби.
Клифтон начал было возражать, но взглянул в лицо Тоби и остановился.
Тоби боялся. Клифтон знал, что Тоби и раньше приходилось выступать в таких
заведениях, но сейчас было другое дело. Ему предстояло пройти испытание.
Клифтон мягко сказал:
- Если пивохлебы будут у тебя в кармане, то с шампанщиками справиться
будет плевое дело. Эти люди, Тоби, занимаются тяжелой работой весь день.
Когда они куда-то идут вечером, то хотят получить за свои кровные все, что
положено. Если ты сможешь рассмешить этих, то рассмешишь кого угодно.
В этот момент Тоби услышал, как конферансье со скучающим видом
объявляет его.
- Задай им жару, парень! - напутствовал его О'Хэнлон.
Час Тоби пробил.
Он стоял на сцене, настороженный и напрягшийся, оценивая настроение
публики, и был похож на чуткое лесное животное, ловящее ноздрями запах
приближающейся опасности.
Публика представлялась ему стоглавым зверем, и все эти головы были
разными. А ему предстояло рассмешить этого зверя. Тоби сделал глубокий
вдох. "Пусть я вам понравлюсь!" - взмолился он.
И начал работать свой номер.
Никто его не слушал. Никто не смеялся. Тоби ощущал, как его лоб
покрывается испариной. Номер не получался. Он продолжал улыбаться
наклеенной улыбкой и говорить, несмотря на громкий шум и разговоры в зале,
чувствуя, что не может завладеть их вниманием. Они опять хотели смотреть
