СОЛНЕЧНОГО ЗАКАТА". Появился служитель и открыл ворота с таким глубоким
поклоном, что это выглядело насмешкой. Поллетти кивнул и въехал на участок.
Он затормозил перед небольшим домиком из готовых панелей. На берегу
моря стояли трибуны, на которых собралось множество людей. Над морем,
почти касаясь поверхности воды, висело огненно-красное солнце. Поллетти
взглянул на часы. Шесть часов сорок две минуты. Он вошел в домик.
За столом сидел его компаньон Джино и что-то считал.
- Сколько на этот раз? - спросил Поллетти.
- Четырнадцать тысяч двести тридцать три посетителя, оплативших
входные билеты, - ответил Джино. - И еще пять полицейских, двад-
[266]
цать три бойскаута и шесть племянниц Витто-рио - все по контрамаркам.
- Придется сказать Витторио, чтобы он сократил число племянниц, -
решил Марчелло. - Я занимаюсь этим делом не ради развлечения. - Он сея на
складной стул. - Значит, всего четырнадцать тысяч? Этого едва хватит,
чтобы заплатить за аренду трибун.
- Не то что в прежнее время, - согласился Джино. - Помню, когда...
- Ладно, неважно, - сказал Поллетти. - Ты проверил: ни у кого нет с
собой оружия?
- Конечно, - кивнул Джино. - Мне совсем не хочется видеть, как тебя
прикончат во время работы.
- Мне тоже, - пробормотал Поллетти, мрачно глядя вдаль.
Наступила непродолжительная неловкая пауза.
- Уже шесть часов сорок семь минут, Марчелло, - нарушил молчание Джино.
- Неужели? - язвительно отозвался Поллетти.
- Тебе скоро выходить. Осталось меньше пяти минут. Как ты себя
чувствуешь?
Поллетти молча состроил зверскую гримасу.
- Знаю, знаю, - сказал Джино. - Ты всегда так чувствуешь себя перед
выходом к аудитории. Но мы ведь можем легко справиться с этим настроением,
правда? Проглоти вот это.
Он протянул Поллетти стакан воды и крошечную овальную красную
таблетку. Это был лимниум, один из новых наркотиков, способных усиливать
так называемый "фактор экспансивности" в человеческой психике.
[267]
- Мне он не нужен... - запротестовал Поллетти, однако проглотил
таблетку и запил водой.
Затем, примирившись с судьбой, проглотил таблетку с пурпурно-белыми
полосами гнейа-Па - недавно созданный препарат для повышения обаяния,
выпускаемый фабриками концерна "Фарбен". Далее последовали: маленький
золотой шарик дармаоида - средство ограничения человеческого общения,
производимое лабораториями Хайдарабада, затем тщательно рассчитанная по
времени действия ампула лакримола в форме слезы и, наконец, капсула
гипербендикс в виде фигурки волка - новейшее лекарство, повышающее
психическую энергию.
- А теперь как ты себя чувствуешь? - спросил Джино.
- Как-нибудь справлюсь, - ответил Поллетти. Он наморщил лоб и взглянул
на часы. Принятые лекарства начали действовать. Он вскочил со стула и
бросился к гримировальному столику в углу домика. Там он снял костюм и
натянул белую пластиковую тогу, повесил на шею копию барельефа Солнца
индейцев майя, сделанную из металла, имитирующего бронзу, и надел белый
кудрявый парик.
- Как я выгляжу? -- бодро спросил он.
- Великолепно, Марчелло. Ты выглядишь просто великолепно, - ответил
Джино. - Откровенно говоря, ты еще никогда не выглядел так хорошо.
- Это ты серьезно?
- Клянусь всем, что мне дорого в жизни, - привычно произнес Джино и
посмотрел на ча-
[268]
сы. - Осталось меньше минуты! Иди, Марчелло, и потряси всех!
- Мне кажется, сегодня я произведу настоящую сенсацию, - заметил
Марчелло и величественной поступью двинулся к двери.
Джино смотрел ему вслед, чувствуя, как у него перехватывает горло. Он
знал, что видит перед собой настоящего бойца; кроме того, его беспокоили
болезненные спазмы, предвещающие расстройство желудка.
Поллетти торжественно шествовал к своей аудитории. Его взгляд был
спокоен, шаги неторопливы. Слышались нежные звуки "О Sole Mio",
дополняющие атмосферу ожидания.
Перед трибунами стояла красная кафедра. К ней и направился Поллетти.
Поднявшись на нее и поудобнее приладив микрофон, Поллетти с пафосом
произнес:
- Сегодня, на закате дня, так похожего и так не похожего на другие
дни, в хрупкой ладье, мы, смертные, путешествуем по бурным водам вечности
и думаем о будущем...
Слушатели, загипнотизированные его словами, склонили головы. И вдруг
Поллетти увидел, что с первого ряда ему улыбается Кэролайн. Он смешался,
несколько раз моргнул, но сразу оправился и продолжал:
- Эти последние лучи умирающего, но бесконечно возрождающегося солнца
приходят к нам с расстояния в сто сорок девять миллионов километров. О чем
это говорит? Такое расстоя-
[269]
ние является божественным и непостижимым, неумолимым и одновременно
иллюзорным, потому что разве можно предположить, что наш огненный отец не
вернется к нам?
- Вернется, обязательно вернется! - послышался хор голосов.
Поллетти печально улыбнулся.
- А когда он вернется, встретим ли мы его здесь, чтобы наслаждаться
его животворным великолепием?
- Кто может сказать? - мгновенно откликнулась аудитория.
- Действительно, кто? - вопросил Поллетти. - И все-таки нас утешает
мысль, что наш дорогой отец не умер; нет, сейчас он мчится по собственной
орбите к Лос-Анджелесу.
Солнце тонуло в морских волнах. Слушатели на трибуне плакали. Только
несколько человек, которые всегда встречаются в такой толпе, спорили о
различных аспектах доктрины солнечного круговорота. Казалось, проповедь
произвела сильное впечатление даже на Кэролайн. Произнося заключительную
часть проповеди на греческом языке, Поллетти тоже пустил слезу.
Уже совсем стемнело. Под радостные возгласы и проклятия Поллетти
спустился с кафедры.
В темноте его вдруг схватила чья-то рука. Это оказалась Кэролайн. Ее
лицо было мокрым от слез.
- Марчелло, это было так прекрасно! - воскликнула она.
- Пожалуй, действительно неплохо, - ответил Поллетти, все еще
заливаясь слезами, - если тебе нравятся солнечные закаты.
[270]
- А тебе не нравятся?
- Не то чтобы очень, - пожал плечами Поллетти. - Мне приходится этим
заниматься, ведь я проповедник.
- Но ты тоже плачешь! - воскликнула Кэролайн.
- Это реакция, вызванная медицинскими препаратами, - объяснил Поллетти
и вытер глаза. - Скоро пройдет. В таком деле нужно переживать вместе с
клиентами, а это непросто, если не испытываешь аналогичных чувств.
Впрочем, это всего лишь бизнес.
- Ну и как бизнес в сфере солнечных закатов? - спросила Кэролайн.
- Так себе. Раньше было куда лучше, - ответил Поллетти. - Но теперь...
- Он замолчал и посмотрел на нее. - А почему ты спрашиваешь? Это связано с
интервью или всего лишь праздное любопытство?
- Пожалуй, и то, и другое.
- Ты все еще хочешь провести свое исследование? - внезапно спросил
Поллетти.
- Ну конечно, - отозвалась Кэролайн.
- Хорошо, я согласен, - ответил Поллетти. - За соответствующий
гонорар, разумеется.
- Скажем, триста долларов, - предложила Кэролайн.
Поллетти недоуменно посмотрел на нее, повернулся и пошел к домику.
Кэролайн последовала за ним.
- Пятьсот, - сказала она.
Поллетти продолжал идти. Кэролайн повысила цену до тысячи.
- Сколько времени на это потребуется?
[271]
- Час, от силы два.
- И когда?
- Завтра утром, в десять часов, в Колизее.
- Хорошо, - кивнул Поллетти. - По-моему, я свободен в это время. Но
мне следовало бы получить аванс.
Удивленная, Кэролайн открыла сумочку, достала новенькую хрустящую
банкноту в пятьсот долларов и вручила Поллетти. Тот снял парик, расстегнул
замок-"молнию" в подкладке и сунул туда деньги.
- Спасибо. Увидимся позже. - И Поллетти спокойно вошел в домик.
ГЛАВА 15
Поллетти переоделся и минут десять сидел, рассматривая правый
указательный палец. Раньше он никогда не замечал, что указательный палец у
него гораздо длиннее безымянного. Подобная асимметрия в другое время
просто позабавила бы его, но на этот раз вызвала раздражение. Раздражение
привело к депрессии, и ему вдруг стали мерещиться гильотины, топоры с
зазубренными краями, кривые ятаганы, бритвенные лезвия с пятнами крови...
Он резко потряс головой, взял себя в руки, проглотил солидную дозу
инфрадекса - лекарства, предназначенного для смягчения последствий приема
наркотиков. И через несколько секунд Поллетти превратился в прежнего
унылого себя. Это
[272]
привело его в равновесие, и он вышел из хижины почти спокойным.
И в темноте вдруг почувствовал, как что-то или кто-то коснулся его
рукава. Молниеносно отреагировав, он стремительно обернулся, выполняя
оборонительный маневр номер три, часть первую. Правой рукой он попытался
выхватить из кобуры пистолет. Но в этот момент споткнулся о корень
кипариса и так сильно грохнулся на землю, что порвал пиджак.
Вот и все, подумал Поллетти. Всего одно мгновение, потеря бдительности
- и смерть, которую он ждал так долго, наступила так неожиданно! В этот
ужасный момент, беспомощно распростершись на земле, Поллетти понял, что
невозможно приготовиться к собственной смерти. Смерть опытна и коварна,
она застает людей неожиданно и лишает самообладания.
Оставалось только умереть с достоинством. Поллетти вытер губы и жалко
улыбнулся.
- Боже мой, - раздался голос Кэролайн, - я совеем не хотела напугать
тебя. Ты не ушибся?
- Ничто не пострадало, кроме чувства собственного достоинства, -
произнес Поллетти, вставая и отряхиваясь. - Тебе не следует неожиданно
наталкиваться на жертву - может убить.
- Ты прав, пожалуй, - согласилась Кэролайн. - Если бы ты выхватил
пистолет и не упал... Какой ты неуклюжий.
- Лишь в тех случаях, когда теряю равновесие, - улыбнулся Поллетти. -
А почему ты здесь околачиваешься, а?
- Я не хочу объяснять, - ответила Кэролайн.
[273]
- Понятно, - с циничной улыбкой заметил Поллетти.
- Нет, совсем не по той причине, о которой ты подумал.
- Разумеется, - еще циничнее улыбнулся он.
- Мне просто хотелось поговорить с тобой. Поллетти кивнул и улыбнулся
самым циничным образом, затем, поскольку ненавидел крайности в поведении,
пожал плечами и равнодушно произнес:
- Хорошо, давай поговорим.
Они пошли рядом по пляжу вдоль кромки воды. Небо на востоке стало
сине-черным. На западе угасающее солнце спускалось в стальные волны
Тирренского моря. В темном небе уже кое-где вспыхнули звезды.
- Смотри, какие прелестные звезды, - сказала Кэролайн с непривычной
застенчивостью. - Особенно вон та, маленькая и странная, слева.
- Это альфа Цефея, - пояснил Поллетти. - Вообще-то это двойная звезда,
и основная звезда в связке принадлежит к типу В, что соответствует
температуре поверхности порядка пятнадцати тысяч градусов.
- Я этого не знала, - сказала Кэролайн, садясь на влажный песок.
- А вот у маленького спутника альфы Цефея, - продолжал Поллетти, -
температура поверхности всего шесть тысяч градусов, плюс-минус несколько
градусов. - Он сел рядом с девушкой.
- Мне это кажется почему-то печальным, - заметила Кэролайн.
- Да, пожалуй, - согласился Поллетти.
[274]
Он испытывал какое-то странное чувство. Может быть, потому, что
звезда, которую он так уверенно назвал альфой Цефея, была на самом деле
бетой Персея, известной также под названием Алгол, - звездой демонов, чье
влияние осенью на людей с определенным темпераментом слишком хорошо
известно.
- Звезды такие красивые, - задумчиво произнесла Кэролайн.
Подобное замечание Поллетти в другое время счел бы банальным, но
сейчас оно показалось ему милым.
- Да, пожалуй, - согласился он. - Так приятно видеть их на небе каждую
ночь... Послушай, мы пришли сюда не для того, чтобы беседовать о звездах.
О чем ты хочешь поговорить со мной?
Кэролайн ответила не сразу. Она задумчиво смотрела на море. Длинная
прядь светлых волос упала ей на щеку, смягчая точеные черты лица. Она
мечтательно зачерпнула пригоршню песка, и тонкие песчаные струйки побежали
между ее длинными пальцами. Законченный циник, Поллетти внезапно
почувствовал какую-то странную боль, словно укол иглы, проникший в самую
