уже тогда у него был с собой этот Вольтер. И вот однажды...
3
Однажды на спецкурсе Юрмих подошел к окну, случайно выглянул в него и
вдруг закричал: - Смотрите! Негр! Негр!
4
У Юрмиха была собака.
5
Юрмих жил в голубом доме над вендиспансером. После третьего курса
студенты проходили вендиспансер перед пионерской практикой. А наверху
Юрмих читает что-нибудь художественное или пишет ученое. Наверное, во
времена его молодости не существовало вендиспансеров. А пионерлагеря уже
были. Представляю Юрмиха в красном галстуке и с усами. Отдающего салют.
А Зарочку комсомолкой-пионервожатой.
Так они познакомились.
6
У Юрмиха был излюбленный жест держать руки согнутыми в локтях под
прямым углом и покачивать ими поочередно вверх-вниз, как бы взвешивая
нечто незримое. В правой руке он держал в это время мел, а потом прини-
мался чертить на доске. Больше всего любил начертить окружность. Начер-
тит, посмотрит на всех, начертит рядом другую и между ними чегонибудь
пририсует. В конспектах аккуратных первокурсниц наверняка сохранились
эти рисунки. В рисунках Юрмиха всегда было что-то сверхъестественное,
какой-то символизм. Так посмотришь, вроде и нарисовал какую-нибудь чушь,
вроде и рисовать-то не умеет - а за душу берет!
7
В Италии Юрмих подружился с Умберто Эко, автором романа "Имя Розы" и
семиотических книг. Умберто жил на собственном острове в женском монас-
тыре. Потом Юрмих поехал в Венесуэлу.
8
Однажды Юрмих поехал в Италию всем семейством. Юрмих и Зарочка с вы-
водком. Почему-то у Юрмиха не было дочек. Не знаю, как в Италии, но вер-
нулись с чемоданами на колесиках. У нас такие чемоданы были тогда в ди-
ковинку. Поезд пришел ночью. Студенты пришли встречать Юрмиха на вокзал
всем общежитием. Каждому хотелось понести чемодан, не зная, что они на
колесиках. Преогромные чемоданы оказались так тяжелы, что приходилось
останавливаться на каждом шагу, чтобы передохнуть. Кто-то пытался взва-
лить чемодан на спину, поставить на плечо. Никто не захотел делиться че-
моданом. Пока маленький Юрмих не догнал кого-то и не показал, как легко
чемоданы катятся на колесиках.
9
В старости Юрмих почти ослеп и говорил, что читая по складам, на его
глазах литература меняется до неузнаваемости. - Читаю Толстого - совсем
другой писатель... О том же от лица литературы говорил Поль Валери: -
Если бы мы гравировали на камне...
10
Однажды Юрмиху пришла в голову мысль, что стихи возникли раньше про-
зы. Он поделился ею с одним из учеников. Но ученик сказал ему, что она
уже была высказана еще в ХVI веке Жаном Батистом Вико. Вот какие у Юрми-
ха были способные ученики.
11
После студенческих докладов на семинарах Юрмих обычно говорил: - Мо-
жет получиться очень интересная работа. Или: - Мы прослушали очень инте-
ресное сообщение. На семинарах Юрмих ни разу не крякнул.
БАКЛА - ОБЛАКЛА
В Симферополе я купил белые китайские тапочки, в которых потом ездил
за грибами под Зеленогорск. Две бутылки водки, одно вино, полуторалитро-
вую картонку сока-ассорти и кило охотничьей колбаски.
На западной автостанции я узнал машкиного папу в сером костюме с по-
додетым под ним в любую погоду джемпером и черном берете, крупных очках
с толстыми стеклами и всегда думающим выражением лица.
И не только лица, сосредоточенностью была проникнута вся его осанис-
тая высь, и сами серый костюм с черным беретом. Машкин папа правда много
думал, отчего его лицо к сорока годам покрылось крупными морщинами.
Главными двумя предметами его мысли были звезды (он был астрономом) и -
оперные певицы.
Машкино музыкальное образование закончилось бы на "Битлз", но с ран-
него детства до жениха-меломана папа ездил с ней в оперу в Симферополь.
И Машка слушала классику.
В автобусе я стоял в узком проходе между толстых крымских бабок,
возвращавшихся с базара по деревням и боявшихся сквозняков, что толкали
меня локтями, боками и вилами в бок, и это отвлекало меня от разговора
двух нестарых татар.
Мне нравилось вкрапление в каждую фразу русских слов и выразительная
однообразность их жестикуляции. Татары сидели друг к другу лицом. Всю
дорогу я следил за циркуляцией их загорелых рук, как за действием люби-
мого фильма.
Машка чуть не встретила меня на автобусной остановке, опоздав только
из-за подружки, которых у нее море. У Машки всегда подружки с последней
новостью на хвосте. Приезжая к Машке на пару дней, не обойтись без под-
ружек, даже по-своему привязавшись к ним как к родным.
Лека рисует по-американски, Танька - секретарша шефа-миллионера, ко-
торого посадили, танцевала и раздевалась Володарским, героем фильма ре-
жиссера Гринуэя "Отсчет утопленников", в самом конце которого он раздел-
ся и сам. Анька - из княгинь, Юлька не вылазила из психушки. Они с му-
жем-архитектором или инженером спроектировали какой-то фонтан, бассейн
или водоканал и стали богатыми людьми, пришли - она к душевному
расстройству, а муж - запил.
Так дорогой с автобусной остановки Машка всегда делилась щедрыми жиз-
нями подружек. Инка только-только вернулась откуда-то из Италии или
только что отвалила куда-то в Данию, Индию или Нидерланды. Ленке изменил
муж с восьмиклассницей. Так что за Машкой о подружках, а там и об их
мужьях.
У Аньки (некнягини) был московский расклад с научным руководителем,
уезжавшим-приезжавшим из-за границ, делавшим и расторгавшим ей предложе-
ния, бурный-сумбурный расклад.
Машка зашла в крупное научное здание отправить файл (или мэйл, я в
этом крупно не разбираюсь) жениху (особенно противно, когда у твоей лю-
бимой подруги любимый жених. И хотя тебе она совсем не сексуальна, но
жених - астроном-меломан с полным плейером классики и телескопом
звезд... а жаль, что с Машкой как с любимой подругой покончено.
А я ждал Машку на скамеечке.
Машка нарезала кружочками купленную колбаску, сразу поедая, а я отк-
рывал бутылку, сразу отпивая.
Я собирал сосновые шишки для камина, быстро вечерело.
У камина мы пили холодную водку с соком и рассказывали друг другу про
себя. Но у Машки с женихом не могло случиться ничего для меня, а у меня
для нее. Когда кому-нибудь из нас хотелось поглубже вздохнуть, он накло-
нялся поближе к камину - раздуть пламя.
У Машки дома жили два животных, собака-Фома и кот-тоже Фома. Собаку
Машка особенно любила и называла собачечка моя, как и кота, ушедшего на
блядки.
Утром мы тронулись, проснулись, позавтракали и тронулись на Баклу.
Дорогу нам ненадолго преградило горное болотце, из которого громко
квакали в Крыму лягушки. Здесь шла дорога на Баклу, но сползла, куски
асфальта от нее торчали из горного болотца. Так что дороги в Крыму спол-
зают, лягушки квакают, болотца чавкают.
Еще я услышал от Машки, что Крымские горы с годами медленно меняют
очертанья, и, например, на Четырдаг, куда Грибоедов взбирался, не выпус-
кая хвоста своей кобылы - без труда вскарабкается троллейбус.
На Баклу идти с горы на гору, с горы - по асфальтовой дороге с белой
полоской, стараясь наступать на нее, размахивая руками, не задевая друг
друга.
Белые китайские тапочки на белой полоске смотрелись почище, чем соба-
чечка-Фома, фыркающая из горного болотца или троллейбус, без труда ка-
рабкающийся на Четырдак.
В гору тапочки несли меня так быстро, что я сбегал обратно к заплета-
ющейся Машке, чтобы не присаживаться в ожидании на корточки, и протяги-
вал ей размахивающуюся руку, от которой она каждый раз застывала в му-
жественном отказе.
Белая рубашка на Машке строго контрастировала с черной футболкой на
мне, пока дорогу нам не преградил бывший карьер, спускавшийся в машкином
детстве вниз красивой террасой, а сейчас засыпанный землей, на которой
росла трава и валялись камни.
Мы с Машкой глубоко вздохнули, оглянулись, нет ли поблизости пламени,
ближе чем на солнце, и с любопытством прошли мимо нескольких горных по-
моек, лишь отделявших нас от Баклы.
На Бакле паслись крымские коровы, татарский пастух пас стадо на крас-
ном "Москвиче" с транзистором, помахивая выдвинутой антенной наподобие
кнута. Мы быстро оглядели коров нет ли быков и вошли в пещеры.
Только мы пришли на Баклу и зашли в пещеры, как послышались дети.
Противные детские голоса посыпались на нас и дурацкие детские головки
замелькали вокруг. Косички завизжали, какой-то мальчик крикнул "змей!
змей!" и он носился, размахивая змеем в руках, по Бакле. Так пастушеская
идиллия с транзистором была перечеркнута змеем.
Дети раздражали, пока мы не притерпелись к их крикам. Косички больше
не визжали, мальчик со змеем убегался, теперь эти дети ели бутерброды,
кидаясь камнями. Пригнувшись, Машка нарезала оставшуюся колбаску, остав-
ляя мне между глотками портвейна.
После портвейна хотелось поматериться при детях, но больше чем на
несколько "блин" нам не хватило духу. Мы вздохнули, что дети больше не
раздражали нас, и тронулись прочь с Баклы.
Следующим утром мы поехали на троллейбусе в Ялту. В Симферополе Машка
проголодалась. Пока я стоял за билетами, Машка ела жареные пирожки с мо-
роженым.
Спускаясь к морю по майской Ялте, мы откровенно разглядывали загоре-
лых юношей и девушек, поднимавшихся парами от моря к троллейбусной оста-
новке, шурша миртовыми листьями, устилавшими им дорогу. Одна девушка, не
самая загорелая, сделала отхаркивающее движение и сплюнула на миртовые
листья.
Троллейбусы обгоняли нас в обе стороны.
На море мы нашли кафе с кофе и пирожками с картошкой, маленькие сто-
лики устилали белые скатерти, мы сделали еще несколько глотков, начатых
еще вчера на Бакле, неторопливо пили кофе, ели пирожки и доедали послед-
ние колбасные кружочки. Когда кончились кружочки с глотками и белая ска-
терть покрылась черно-кофейными и жирными пятнами от пирожков, мы вытер-
ли пальцы общим носовым платком и сидели, глядя на море сквозь прогули-
вающуюся толпу.
"Бо, смотри, как девка одета", - говорила мне Машка, и я спрашивал
"где", смотрел на девку и кивал. Машкины "девки" не сплевывали на
листья, наверное, это было неудобно в нарядной толпе, и когда от нее за-
пестрило в глазах, мы спустились к самому морю улечься на деревянные
топчаны и смотреть на детей, говоривших друг другу глупости, кидавшихся
песком и купавшихся в холодном майском море, с каждым купанием подпол-
завшим все ближе к нам.
Отлежавшись на топчанах, мы пошли.
Папы
Своего родного папу я никогда не видел. Когда я родился, он нас бро-
сил.
Однажды мы с мамой гуляли по парку, и к нам подошел незнакомый мужчи-
на в тренировочном костюме.
- Девушка, извините, можно с вами познакомиться, - спросил он у мамы.
- Нет, - ответила мама, и мы пошли дальше.
Когда тренировочный мужчина скрылся из виду, я спросил у мамы:
- Почему?
Мама мне объяснила, но я так ничего и не понял.
Иногда к нам приходил Валентин. Я его любил: у него были усы, пиджак,
черные ботинки. Валентин курил, от него приятно пахло. Он был здоровый,
сильный и нередко улыбался. Однажды он приехал к нам на дачу, и если бы
он остался до утра, можно было бы пойти на рыбалку. Я бы хотел такого
папу и спросил об этом у мамы, но оказалось, что у Валентина есть жена и
даже дети. Жены и детей Валентина я никогда не видел, а Валентина видел
последний раз, когда он приезжал к нам на дачу.
