он сокрушит и раздавит все на своем пути, Эвелин в отчаянии закричала:
-- Не надо! Умоляю, не надо! Вы убьете меня!
Но упорный член все влезал в нее, теперь он толкал впереди себя ее сжавшуюся
матку, бил и расплющивал ее, пока не поместился в агонизирующем колодце всей
своей поистине фантастической длиной.
Эвелин корчилась и извивалась от невыносимой боли. Всаженная в нее оглобля
разрывала внутренности, ей казалось, что инородный орган может дойти даже до
сердца...
Жесткие, словно проволока, волосы его живота царапали оголенный лобок
Эвелин, а белая борода, напротив, ласково пробегала по грудям, как будто
извиняясь за муки, причиняемые непослушным и обезумевшим фаллосом.
Чтобы хоть как-то защититься от подобного удаву члена, Эвелин пыталась сжать
ноги, потом согнуть... Но он безжалостно молотил по ее внутренностям... Силы
покидали Эвелин, тело стало скользким от пота... Перед глазами пошли темные
круги, вся комната куда-то поплыла и начала медленно вращаться, как будто
Эвелин вдруг оказалась на карусели... Потом она провалилась в сплошной мрак...
Сколько времени длился обморок, Эвелин не знала. Сознание вернулось, но было
каким-то туманным и пасмурным. Она очнулась от непрекращающихся внутри нее
толчков -- тотчас вернулась боль от раздираемой плоти... Открыв глаза, Эвелин
с ужасом увидела, что аксакал все еще на ней! Его узкое лицо стало еще более
прозрачным, горбатый нос заострился и стал похож на клюв хищной птицы. Он,
похоже, находился в трансе, но его тело продолжало раскачиваться и
сотрясаться, будто в дикой пляске, исполняемой безумным шаманом.
Погруженный в нее член по прежнему колотился внутри ее, причиняя
невыносимые мучения. Еще ночь или уже утро? Лампа продолжала гореть, ее
пламя отбрасывало на стену мерно двигающуюся тень. Эвелин казалось, что
прошло уже много часов... На все это время ее как будто перенесли в иной
мир, где все сотрясается, все содрогается... Она снова попробовала
бороться, но для этого не было сил... Постаралась закричать, но звуки не
шли из горла... Боль подчинила себе волю...
И когда она опять провалилась в темноту, то успела подумать, что это хорошо,
так как боли она ощущать не будет...
Так повторялось несколько раз в течении той кошмарной ночи. Эвелин теряла
сознание, а когда оно возвращалось, то вновь и вновь она ощущала на себе
тяжесть высохшего тела, а внутри -- биение застрявшего, казалось навсегда
окаменевшего органа. И целую вечность костлявые ноги разжимали ей бедра,
пока, наконец, не оставили ее -- полуживую от всего вынесенного...
* * *
Эвелин не могла бы сказать, сколько суток она провела в этой комнате. Сквозь
затуманенное сознание она понимала, что заболела. Пережитые за последние
недели стрессы ослабили ее организм, теперь она металась в лихорадке.
Дни проходили, как в наркотическом сне. Она смутно видела какую-то женщину,
которая приходила поить ее горьким настоем целебных трав.
Однажды вечером пришел сгорбленный старик, белый, как лунь. Он сел у кровати,
достал разноцветные пакетики с порошками. Из каждого пакетика он что-то сыпал
ей на голову, на руки и ноги, при этом громко шептал и взмахивал руками.
Еще она знала, что английский патруль все-таки побывал в кишлаке, потому что
вдруг ее завернули в огромную теплую бурку и, когда в дом вошли вооруженные
люди, чей-то голос объяснил, что здесь лежит беременная дочь аксакала.
Наконец настал день, когда она поднялась с постели и вышла из дома. На ней
был мужской костюм, но Эвелин была уверена, что весь кишлак знает ее тайну.
Несколько дней она выходила, чтобы просто посидеть и погреться на солнце,
потом начала прогуливаться по узким и кривым улочкам.
Ни Абулшера, ни Имхета нигде не было видно. Когда Эвелин спросила о них, ей
ответили, что они недалеко, и что скоро она их увидит.
Ее хорошо кормили и продолжали давать чай из целебных пахучих трав.
Аксакал держал себя с ней вежливо, он научил Эвелин играть в нарды.
Несколько раз даже назвал ее "мисс-сахиб"...
Когда Эвелин совсем окрепла, аксакал дал ей коня и провожатого. Вдвоем они
покинули кишлак, спустились по узкой тропе к бурной реке. По ее руслу они
двигались около часа, пока не увидели на верху прижавшийся к горе шалаш,
сооруженный из веток. Ее спутник громко свистнул. Сверху раздался
ответный свист и из шалаша вышел Абулшер.
Через несколько минут оба брата подъехали к ним. Ни тот, ни другой и не
подумали осведомиться о ее здоровье. Ни сейчас, ни позже они не вспомнили
о той кошмарной ночи которую она провела с аксакалом.
Опять Эвелин оказалась перед глухой стеной, отгораживающей духовный мир этих
загадочных людей. Они вели себя не так, как принято у европейцев. Их
замкнутость и сдержанность доходили до абсурда. Казалось, они вообще не
способны к состраданию или к сочувствию...
* * *
Троим путникам предстояло проехать наиболее узкую часть Хайбарского ущелья.
Его называли здесь "горло шайтана". Дорога стала едва различимой, во многих
местах она была завалена скатившимися с гор камнями. Деревьев почти не было,
только кое-где торчал низкорослый кустарник, да пучки травы виднелись между
отвесными уступами скал, круто поднимавшихся к небу. Более удобное место для
нападения вряд ли можно представить.
Абулшер и Имхет явно нервничали, они то и дело посматривали по
сторонам. Свои ружья они держали в руках наготове. Беспокойство людей
передалось и лошадям, они тревожно дергали головами и закусывали удила.
Быстро стемнело, продвигаться дальше было нельзя.
Абулшер остановился и слез с коня. Среди окрестных скал он отыскал небольшую
пещеру. Подозвав своих спутников, он сказал, что здесь они расположатся на
ночь. Разводить костер было опасно, они пожевали холодного мяса и расстелили
одеяла. Имхет и Абулшер решили, что один из них будет бодрствовать. Абулшер
взял ружье и заявил, что первую половину ночи караулить будет он. Эвелин
забилась в тесный угол и быстро заснула.
Ей показалось, что кто-то выстрелил из ружья прямо над ее ухом. Открыв
глаза, Эвелин увидела огни факелов. Перед пещерой стояла целая банда
вооруженных людей, не менее десятка фигур в длинных бурках. Они держали
обоих братьев под прицелами своих ружей и сейчас связывали им руки и ноги.
К ней тоже подошли двое воинов и быстро опутали ее тело веревками.
Всех троих закинули, как тюки, на лошадей и повезли. Остаток ночи они
продвигались по ущелью. Впереди ехал вожак, все его распоряжения мгновенно
исполнялись. Когда стало светать, он остановил коня и дал команду завязать
пленникам глаза. Эвелин не успела рассмотреть ни одного лица -- все они были
замотаны башлыками.
Лежа поперек седла с тугой повязкой на глазах, Эвелин умирала от страха. Куда
их везут? Откуда взялись эти люди? Кто они? А вдруг они узнают, что она --
женщина? Неужели Абулшер, который сторожил вход в пещеру, заснул и не
заметил, как к ним подкрались?
Путь был долгим. Они покинули ущелье и начали трудный утомительный подъем.
Лошади часто оступались и испуганно ржали. Сердитые голоса подгоняли их.
Несколько раз Эвелин слышала ружейные выстрелы -- то ли это подавали сигналы,
то ли кто-то стрелял, заметив поблизости на склоне дикую горную козу.
Но вот лошади остановились. Эвелин почувствовала, что ее снимают с седла. Ее
взяли за руки и за ноги и понесли. Прислонили к чему-то твердому и привязали.
Потом сняли с глаз повязку. Эвелин огляделась. Она сидела у большого дерева,
одиноко росшего у края каменной площадки, с трех сторон зажатой горами.
Абулшера и Имхета привязали тут же. Глаза обоих налились кровью, их душила
бессильная ярость. Схватившие их люди удалялись, уводя с собой лошадей. Они,
по-видимому, были уверены, что пленники никуда не денутся.
Эвелин обратилась к братьям:
-- Где мы? Что это за люди? Пуштуны? Почему они напали на нас?
Оба молчали. Наконец Абулшер отозвался:
-- Это джелилы. У нас с ними особые счеты...
-- А почему они уходят?
-- Здесь совсем рядом их кишлак. Но они вернутся... Еще неизвестно,
что с нами будет... Надо надеяться на Аллаха.
Эвелин хотелось поговорить с Абулшером еще, это бы успокоило ее. Но она
поняла, что едва ли он будет отвечать на ее вопросы. Имхет сидел с закрытыми
глазами, к нему тоже не имело смысла обращаться. Ничего не оставалось делать,
как ждать...
* * *
Ждать пришлось недолго. Послышались возбужденные голоса, люди возвращались из
кишлака. Теперь их было больше -- к банде, захватившей их в пещере,
присоединилось еще человек тридцать. Примерно в ста шагах от пленников
навалили кучу хвороста, вскоре там запылал огромный костер. Джелилы принесли
с собой несколько бараньих туш и принялись разделывать их. О пленниках,
казалось, забыли.
Эвелин уже давно хотелось по малой нужде. Сколько могла, она сдерживалась,
потом сказала об этом Абулшеру. Тот крикнул в сторону костра, от сидевших там
отделился молодой парень в меховой безрукавке. Он достал из-за пояса
кинжал, подошел к пленникам и развязал Эвелин. Крикнул, чтобы побыстрее, а
сам от нечего делать, срезал с дерева сук и начал его обстругивать.
Эвелин отошла и присела, в полной уверенности, что на нее не обращают внимания.
Оказалось, однако, что парень разглядел ее главный половой признак...
Он не удержался от изумленного восклицания:
-- Бисмиллах, да у него нет зеба!
Он схватил Эвелин за шиворот и повалил на землю. Его руки забрались к
ней под рубаху и нащупали ленту, которой была спеленута грудь. Издав
торжествующий вопль, он подхватил Эвелин и поволок к костру.
Костер уже разгорелся, на вертелах жарились бараны, с туш стекали капли
расплавившегося жира. Сбоку пристроили котел для чая. Среди собравшихся не
было ни одной женщины, только мужчины -- от юнцов до седобородых старцев.
Играл оркестрик, состоящий из барабана, зурны и бубна. В ожидании пиршества
двое молодых черноусых джелилов исполняли перед костром воинственный танец,
один из них изображал охотника, другой -- хищного зверя. Побуждаемые ритмом
барабанного боя, в круг вступали все новые участники веселья. Танцующие
образовали две шеренги, одна наступала на другую, мужчины сходились стенка на
стенку, словно готовились к рукопашной схватке. В унисон с барабаном звучали
отрывистые гортанные выкрики. В неистовом темпе перебирая ногами, танцующие,
как по команде, выхватили кинжалы и зажали их в зубах...
Державший Эвелин джелил остановился и смотрел на пляску у костра.
Завороженная ритмом и зрелищем дикого танца, Эвелин даже забыла о том, что
сейчас она -- жалкая пленница. Ей показалось, что она сидит в театральном
зале и смотрит на сцену, на которой выступают волшебники, владеющие
искусством покорения зрителей. Она не заметила, как чернобородый рослый
джелил -- тот самый, который сегодня ночью возглавлял банду -- сделал
оркестру знак прервать игру. Музыка смолкла. Молодой джелил отпустил Эвелин
и приблизился к костру. Плясавшие мужчины окружили его. Тот поднял руку и
заговорил:
-- Братья, сегодня великий Аллах послал нам двойную удачу. Мы захватили много
денег, вы про это уже знаете. Но есть еще одно... Такого у нас никогда не
было. Аллах подарил нам гурию! Я сейчас покажу вам ее. Сядьте вокруг костра,
чтобы всем было видно.
Мужчины расселись и притихли. Парень взял Эвелин за руку и вывел в центр
круга. Его руки нырнули под ее рубашку и ловко размотали ткань. Потом он
встал за ее спину, подтолкнул вперед и вновь обратился к толпе:
-- Вы думаете, что это -- один из тхальцев, которых мы поймали ночью? Я сразу
заметил, что у него не очень-то воинственный вид. Хотите знать почему? Смотрите!
В мгновенье ока он, словно фокусник, развязал пояс ее шаровар и снял
через голову ее рубаху.
Вздох изумления вырвался у джелилов, когда перед их глазами предстали
белоснежное тело, тяжеловесные груди совершенной формы с ярко-розовыми
пупырышками сосков, аккуратная горка внизу живота с соблазнительной
расселиной посередине...
