камнем. Вот и все, дружочек... Дальше сам решай. - И Скалобит сгорбился,
задумался, замолчал.
Смел встал тихонько, негромко пожелал доброй ночи и, услышав в ответ
короткое "свидимся", неторопливо вышел из кузни. Огромных усилий стоила
ему эта степенность - в мозгу как бабочка под сачком металась и билась
догадка: он разгадал тайну Невесты! Он уже одолел заклятие Девы Долы,
гласящее: "...пусть никто никогда не вспомнит, кто ты есть и откуда..." Он
- вспомнил! Он - понял! И хотелось ему теперь кричать и прыгать, но
холодной волною вдруг накатила мысль: "А Верен, он - понял? А если понял,
то почему молчит? Почему он молчит?" Чем больше Смел думал об этом, тем
меньше оставалось радости. И не стал он тревожить спутников, а так же
неслышно прошел в свою одиночку.
К утру Смел во всем разобрался. Страшноватая получалась вещь: идти
должен был только он, и непременно - один... Да, один. Потому что иначе
ходить вообще незачем - "Берегись, одинокий путник..." А почему именно он?
Очень просто: если Верен догадался и молчит - тут все ясно. А если молчит,
потому что не догадался... Тогда ничего нельзя ему объяснять. Получится,
будто Смел подставляет Верена вместо себя. По той же причине нельзя и
спрашивать - знает он, или нет. Словом, так повернулось дело - впору
волком выть. А сделать вид, - дескать, ведать ничего не ведаю, - поздно
уже, после того, как сходил к Скалобиту.
Да если бы даже никто и не знал - все равно поздно. Поздно стало уже
тогда, когда понял Смел, что речь идет о дочери Верена.
Целый день они просидели по комнатам, выходя только поесть, и глядели
хмуро, говорили нехотя. Сметлив был раздражен, Верен - подавлен, а Смел...
Смел все думал: "Ну почему - именно я?" Поглядывал на Верена с надеждой,
но тот так уныло смотрел на старую, заскобленную до колдобин крышку стола,
что надежда угасала как свечка. И отчаянье забиралось к Смелу под ребра,
леденило сердце, душу выстуживало. Как в полусне дожил он до сумерек. И
погода, кстати, была подходящая: после обеда появились высоко в небе
размазанные легкие облака, ветерок все сильнее разгуливался, а видимые в
окно его комнаты ледяные вершины украсились зловещими снежными флагами.
Эти знаки совсем доконали Смела: он, не веря себе самому, стал собираться.
Берегись, одинокий путник! Берегись, чтобы не застали тебя в горах
ознобные сумерки - это время, когда выходит Невеста на поиски. Того хуже,
если вдруг налетят свинцовые тучи, закрутит ветер, вздымая поземку из
колкого снега - это погода ее любимая. Она идет босиком по снегу, треплет
ветер ее серые лохмы спутанные и обрывки легкого платья. Это ее голос
слышен порой сквозь вьюгу, сквозь завыванья дикие, сквозь жалобный свист.
Как услышишь - берегись, одинокий путник! Ибо это она идет по дороге, все
ищет себе жениха, а находит лишь камни...
Камни, будь они прокляты. На дороге их было полно: Смел, пока одолел
первый крутой подъем, сбил все ноги. Но может, это и к лучшему: понятная
боль заставляла забыть о гнездящемся в сердце неведомом ужасе, выводила из
мерзкого оцепенения, не отпускавшего целый день.
Выше склон выполаживался, стало как будто светлее. И страшнее
одновременно: ветерок шевелил кусты, тенями черными тут и там
притаившиеся, и обрывалась душа у Смела, и сердце бухало изнурительно.
Потом уклонилась дорога в сторону, вышла на борт обрывистого ущелья,
достигла дна его и снова круто ввысь повела - по другому борту. И начал
Смел брумбучать тихонько под нос, чтобы показать самому себе, что не так
уж все страшно. Но тут где-то выше ветер завыл, зажаловался - и сразу
ознобом прошибло: это ее голос слышен порой сквозь вьюгу, сквозь завыванья
дикие, сквозь жалобный свист...
И усталость уже подкатила, стал чаще Смел останавливаться
передохнуть. Наконец вышел он из ущелья на широкое горное плато, полого
вверх уходящее - здесь ветер вовсю гулял, снег скрипел под ногами. Однако
от снега и от взошедшей луны прибавилось мертвого серебристого света.
Поземка мела понизу шипящими белыми струями, облака прозрачные в небе
летели, луну вуалью подергивая, и холодно стало, холодно...
Вспомнил Смел, что захватил с собой фляжку вина виноградного -
передохнуть решил, отхлебнуть для согрева. Присел он было на камень, но
как вспомнил, _к_а_к_о_й_ это может быть камень - подскочил, как
ошпаренный. Нет уж, лучше стоя. Отхлебнул хорошенько, стал фляжку в мешок
прятать. И тут краем глаза приметил он впереди и выше себя, в поземке
лютующей, движение некое. Что-то шло навстречу ему, ныряя в метельном
потоке, а что - разобрать не успел: прикрыл глаза, собираясь духом. Всего
на чуть-чуть. Но когда открыл - вздохнул облегченно, и тут же за нож
схватился: темными силуэтами шли на него друг за другом три снежных волка,
от которых нет спасения ничему живому. Только скробберу уступают дорогу
эти беспощадные звери. До боли стиснул Смел рукоятку и приготовился
драться. Хоть одного-то, - подумал, - я зарежу. А может, и двух, если
повезет. И мелькнуло еще: "Ни за что, дурак, пропадаешь".
Снежные волки заметили его, вожак замедлил бег, следующие за ним
разошлись по сторонам, держась чуть сзади: приготовились нападать. Они
трусили все медленнее, и наконец первый, приблизившись к Смелу на прыжок,
встал. Смел прикинул: "Если сразу удастся убить вожака - может, выкручусь.
Но едва ли", - и сосредоточился на волке, стоящем посредине. Тот
подбирался для броска, молча, но как-то нерешительно, будто к чему-то
прислушиваясь. Смел тоже готовился - соображал, как бы ловчее поймать его
влет на лезвие. Но вместо того, чтобы прыгнуть, волк, лязгнув стальными
клыками, вдруг мотнул башкой в сторону, взвыл леденящим, отчаянным воплем
и стрелою метнулся прочь с дороги, на кипящее снежное поле, огромными
прыжками уходя в обманчивый лунный свет. Двое других кинулись следом.
Смел, еще не поняв, что случилось и не успев перевести дух, глянул,
что могло так испугать волков, и увидел: сбоку от дороги, вытянув руки
вперед, как слепая, шла женщина. А может, девушка: при луне не поймешь.
Ветер рвал на ней обрывки легкого платья, трепал длинные волосы. И главное
- голос... Смел ощутил, что коченеет внутри: перед этим все прежние страхи
измельчали в мимолетный детский испуг. Невеста слепо шла мимо него, но
он-то, конечно, знал, что она его видит, и мимо не пройдет. Она и не
прошла - растаяла, хохотнув напоследок дико. Смел отчетливо увидел, как за
миг до исчезновения стала она бесплотной, и снежные струи неслись сквозь
нее.
Пропала, как не было. Смел постоял, все так же до боли сжимая
рукоятку ножа закостеневшей рукой, не замечая, что намело уже снегу за
ворот овчины, и тает он, соскальзывая на грудь ледяными струйками. Потом
осторожно повел глазами - никого не видать, - и, стараясь почему-то не
двигаться, стал страшно медленно, будто глыбы ворочал, думать окоченевшей
головою, что делать. Бежать? Все, наверно, пытались. Стоять? Холодно,
насмерть замерзнешь. Что еще придумать? Придумал: глотну напоследок из
фляги, а там...
Тут Невеста вновь появилась. Она шла теперь с той стороны, где
скрылись снежные волки, и опять как будто бы мимо, и опять исчезла шагах в
десяти от него. Смел подождал, пока откатила от сердца черная ледяная
волна, свободной рукою полез в мешок, зубами пробку из фляжки вырвал.
Приложился. Так. Хорошо. Подумал: а что, собственно, я стою? Может,
попробовать улизнуть потихоньку? Ни кольца ему уже было не нужно, ни
спасать никого... Оглянулся он воровато, повернулся к ветру спиною и
сделал один только шаг - или, даже, шажок...
И оказался с Невестой лицом к лицу. Тут он успел ее разглядеть: глаза
безумные, щеки впалые, острый нос. Губы бескровные искривлены рыдающим
хохотом. Руки тонкие и корявые к нему тянуться. Кольцо на безымянном
пальце. Мелькнула еще мысль: "Верена дочка..." - и пропало все, темнотою
сделалось и пустотою.
...Придя в себя, Смел обнаружил, что стоит точно так, как стоял,
когда попробовал "улизнуть". Сколько пробыл без памяти - неизвестно. А
может, он уже камнем стал? Глаза скосил - да нет, вроде руки-ноги на
месте. Медленно, осторожно снова к ветру лицом повернулся. Потянулся за
флягой заветной - и опять Невеста из поземки возникла. Подошла поближе к
нему - и растаяла. Страха у Смела уже поубавилось. Подумал даже: "Хо!
Поиграться ей хочется. Ну правильно - Невеста... Кокетничает". Еще
приложился к фляге, и понял вдруг с погибельной ясностью, что положение -
безнадежно. Уйти не удастся: пробовал, хватит. А чтобы кольцо с нее снять
- и подумать страшно. Не сможет. Ни за что не сможет. Значит, времени -
пока ей играть прискучит.
И началась бесконечная пытка. С места Смел больше двигаться не
решался, только фляга его согревала. Невеста появлялась то тут, то там, и
когда оказывалась поближе, всякий раз накатывал замогильный холод, вышибая
остатки тепла. В какой-то момент он вспомнил, что есть еще маленькая
надежда - ведь знает он, вопреки заклятию, кто она есть и откуда. И стал
кричать в темноту: "Ну, иди ко мне! Я знаю, кто ты! Ты - дочка Верена!" Но
Невеста, возникнув неподалеку с видом как будто заинтересованным (так ему
показалось, а вообще-то - поди по ней, разбери), тут же исчезла вновь.
Смел смертельно устал, так устал, что когда посветлел край неба над
снежными склонами, то даже не смог обрадоваться. Да и чему было
радоваться?
Зато для Невесты рассвет означал, что пора игру заканчивать. Смел
понял это, увидев ее прямо перед собой, и шла она к нему неотвратимо, не
уклоняясь ни на шаг. Теперь он ясно видал ее всю - безумную, истерзанную,
нелепую - и смешались в нем страх, отчаянье и жалость. И понял он, что вот
сейчас станет камнем у дороги, примет смерть - примет от дочки друга
своего, Верена. И подумал: "Ну, нет. Что угодно, только не это. Уж лучше я
сам..." - а Невеста шла на него, не сворачивая, не отрывая от его глаз
своего безумного взгляда. И ощутил Смел в ладони рукоятку ножа: вот оно,
избавление. Он уже слышал, как снег скрипит под ее ногами, как тихонько
постанывает она, будто просит о чем-то, видел, как сверкает на протянутой
к нему руке граненый хрусталь. И все ближе и ближе подкатывал знакомый уже
черный холод. Смел боялся теперь лишь одного: пропустить тот короткий миг,
когда кончится всякая надежда, а волна черного холода еще не захлестнет
совсем. Тогда и надо воспользоваться ножом. И колотилась в мозгу
последняя, единственная мысль: "Чем погубит меня дочка Верена - лучше я
сам..."
Он не упустил своего мига. В двух шагах от него Невеста была, когда
Смел почувствовал - вот теперь, вот-вот станет темно и пусто. Он ударил
себя ножом в грудь, в остывающее, каменеющее сердце. Острую боль ощутил,
крик безумный услышал - и увидел вдруг, что Невеста висит на его руке, не
давая ему зарезать себя, и кольцо на скрюченном пальце ее - прямо перед
глазами. Последним усилием он сорвал его, и замертво рухнул на снег.
...Снился ей странный и длинный-предлинный сон. Как будто идет она по
горам - просто так идет, не зная куда и зачем, не разбирая дороги, и
нипочем ей ветер и снег, и что ноги босые. Встречала она на пути людей, и
смешно становилось - они почему-то ужасно пугались. Одному из первых
хотела она сказать - мол, не бойся! - да обнаружила, что речи лишилась.
Такое во сне бывает. Ну и ладно. Подошла она к нему поближе, хотела за
руку взять - глядит, а он упал на дорогу, скорчился весь, и вдруг оплывать
стал, скругляться, и через несколько мгновений лежал перед ней на снегу
