буря не могла разбудить их от молодого, весеннего сна.
С неба, борясь с дремотой, глядели звезды. Где-то
за садом лениво квакали лягушки и пискала сова. Слышались
короткие, отрывистые свистки далекого соловья.
Николай Андреич, проходивший в потемках под
широкой липой, неожиданно наткнулся на Щупальцева.
-Что вы тут стоите?- спросил он.
- Николай Андреич!- начал Щупальцев дрожащим
от волнения голосом.- Я согласен на все ваши
условия, но... все это как-то странно.- Вдруг вы ни с
того ни с сего несчастны... страдаете и говорите, что
ваша жизнь разбита...
- Да, так что же?
- Если вы оскорблены, то... то, хоть я и не признаю
дуэли, я могу удовлетворить вас. Если дуэль хоть
немного облегчит вас, то, извольте, я готов... хоть сто
дуэлей...
Нотариус засмеялся и взял техника за талию.
- Ну, ну... будет! Я ведь пошутил, голубчик!-
сказал он.- Все это пустяки и вздор. Та дрянная и ничтожная
женщина не стоит того, чтобы вы тратили из-за
нее хорошие слова и волновались. Довольно, юноша!
Пойдемте гулять.
- Я... я вас не понимаю...
- И понимать нечего. Дрянная, скверная бабенка
- и больше ничего!.. У вас вкуса нет, голубчик.
Что вы остановились? Удивляетесь, что я такие слова
про жену говорю? Конечно, мне не следовало бы говорить
вам этого, но так как вы тут некоторым образом
лицо заинтересованное, то с вами нечего скрытничать.
Говорю вам откровенно: наплюйте! Игра не стоит свеч.
Все она вам налгала и, как "страдалица", гроша медного
не стоит. Бальзаковская барыня и психопатка.
Глупа и много врет. Честное слово, голубчик!
Я не шучу...
- Но ведь она вам жена!- удивился техник.
- Мало ли чего! Был таким же, как вот вы, и женился,
а теперь рад бы разжениться, да - тпррр... Наплюйте,
милый! Любви-то ведь никакой, а одна только
шалость, скука. Хотите шалить, так вон Настя идет...
Эй, Настя, куда идешь?
- За квасом, барин!- послышался женский голос.
- Это я понимаю,- продолжал нотариус,- а все
эти психопатки, страдалицы... ну их! Настя дура, но
в ней хоть претензий нет... Дальше пойдем?
Нотариус и техник вышли из сада, оглянулись и,
оба разом вздохнувши, пошли по полю.
НЕ СУДЬБА!
Часу в десятом утра два помещика,Гадюкин и
Шилохвостов, ехали на выборы участкового мирового
судьи. Погода стояла великолепная. Дорога, по которой
ехали приятели, зеленела на всем своем протяжении.
Старые березы, насаженные по краям ее, тихо
шептались молодой листвой. Направо и налево
тянулись богатые луга, оглашаемые криками перепелов,
чибисов и куличков. На горизонте там и сям
белели в синеющей дали церкви и барские усадьбы с
зелеными крышами.
- Взять бы сюда нашего председателя и носом
его потыкать...- проворчал Гадюкин, толстый, седовласый
барин в грязной соломенной шляпе и с развязавшимся
пестрым галстуком, когда бричка, подпрыгивая
и звякая всеми своими суставами, объезжала
мостик.- Наши земские мосты для того только
и строятся, чтобы их объезжали. Правду сказал
на прошлом земском собрании граф Дублеве, что
земские мосты построены для испытания умственных
способностей: ежели человек объехал мост, то,
стало быть, он умный, ежели же взъехал на мостик
и, как водится, шею сломал, то дурак. А все председатель
виноват. Будь у нас председателем другой
кто-нибудь, а не пьяница, не соня, не размазня, не
было бы таких мостов. Тут нужен человек с понятием,
энергический, зубастый, как ты, например...
Нелегкая тебя несет в мировые судьи! Баллотировался
бы, право, в председатели!
- А вот погоди, как прокатят сегодня на вороных,
- скромно заметил Шилохвостов, высокий, рыжий
человек в новой дворянский фуражке,- то поневоле
придется баллотироваться в председатели.
- Не прокатят...- зевнул Гадюкин.- Нам нужны
образованные люди, а университетских-то у нас
в уезде всего-навсего один - ты! Кого же и
выбирать, как не тебя? Так уж и решили... Только
напрасно ты в мировые лезешь... В председателях ты
нужнее был бы...
- Все равно, друг... И мировой получает две тысячи
четыреста и председатель две тысячи четыреста.
Мировой знай сиди себе дома, а председатель то и
дело трясись в бричке в управу... Мировому не в
пример легче, и к тому же...
Шилохвостов не договорил... Он вдруг беспокойно
задвигался и вперил взор вперед на дорогу. Затем
он побагровел, плюнул и откинулся на задок.
- Так и знал! Чуяло мое сердце!- пробормотал
он, снимая фуражку и вытирая со лба пот.- Опять
не выберут!
- Что такое? Почему?
- Да нешто не видишь, что отец Онисим навстречу
едет? Уж это как пить дать... Встретится
тебе на дороге этакая фигура, можешь назад воротиться,
потому ни черта не выйдет. Это уж я знаю!
Митька, поворачивай назад! Господи, нарочно пораньше
выехал, чтоб с этим иезуитом не встречаться,
так нет, пронюхал, что еду! Чутье у него такое!
- Да полно, будет тебе! Выдумываешь, ей-богу!
- Не выдумываю! Ежели священник на дороге
встретится, то быть беде, а он каждый раз, как я
еду на выборы, всегда норовит мне навстречу выехать.
Старый, чуть живой, помирать собирается, а
такая злоба, что не приведи создатель! Недаром уж
двадцать лет за штатом сидит! И за что мстит-то?
За образ мыслей! Мысли мои ему не нравятся! Были
мы, знаешь, однажды у Ульева. После обеда, выпивши,
конечно, сел я за фортепианы и давай без
всякой, знаешь, задней мысли петь "Настоечка травная"
да "Грянем в хороводе при всем честном народе",
а он услыхал и говорит: "Не подобает судии
быть с таким образом мыслей касательно иерархии.
Не допущу до избрания!" И с той поры каждый раз
навстречу ездит... Уж я и ругался с ним и дороги
менял - ничего не помогает! Чутьем слышит, когда
я выезжаю... Что ж? Теперь надо ворочаться! Все
равно не выберут! Это уж как пить дать... В прошлые
разы не выбирали,- а почему? По его милости!
- Ну, полно, образованный человек, в университете
кончил, а в бабьи предрассудки веришь...
- Не верю я в предрассудки, но у меня примета:
как только начну что-нибудь тринадцатого числа
или встречусь с этой фигурой, то всегда кончаю плохо.
Все, конечно, чепуха, вздор, нельзя этому верить,
но... объясни, почему всегда так случается, как
приметы говорят? Не объяснишь же вот! По-моему,
верить не нужно, но на всякий случай не мешает
подчиняться этим проклятым приметам... Вернемся!
Ни меня, ни тебя, брат, не выберут, и вдобавок еще
ось сломается или проиграемся... Вот увидишь!
С бричкой поравнялась крестьянская телега, в которой
сидел маленький, дряхленький иерей в широкополом,
позеленевшем от времени цилиндре и в
парусинковой ряске. Поравнявшись с бричкой, он
снял цилиндр и поклонился.
- Так нехорошо делать, батюшка!- замахал
ему рукой Шилохвостов.- Такие ехидные поступки
неприличны вашему сану! Да-с! За это вы ответ
должны дать на страшном судилище!.. Воротимся!-
обратился он к Гадюкину.- Даром только едем...
Но Гадюкин не согласился вернуться...
Вечером того же дня приятели ехали обратно домой...
Оба были багровы и сумрачны, как вечерняя
заря перед плохой погодой.
- Говорил ведь я тебе, что нужно было вернуться!-
ворчал Шилохвостов.- Говорил ведь. Отчего
не послушался? Вот тебе и предрассудки! Будешь
теперь не верить! Мало того, что на вороных,
подлецы, прокатили, но еще и на смех подняли, анафемы!
"Кабак, говорят, на своей земле держишь!"
Ну и держу! Кому какое дело? Держу, да!
- Ничего, через месяц в председатели будешь
баллотироваться...- успокоил Гадюкин.- Тебя нарочно
сегодня прокатили, чтоб в председатели тебя
выбрать...
- Пой соловьем! Всегда ты меня, ехида, утешаешь,
а сам первый норовишь черныков набросать!
Сегодня ни одного белого не было, все черняки, стало
быть и ты, друг, черняка положил... Мерси...
Через месяц приятели по той же дороге ехали
на выборы председателя земской управы, но уже
ехали не в десятом часу утра, а в седьмом. Шилохвостов
ерзал в бричке и беспокойно поглядывал на дорогу...
- Он не ожидает, что мы так рано выедем,- говорил
он,- но все-таки надо спешить... Черт его
знает, может быть, у него шпионы есть! Гони, Митька!
Шибче!.. Вчера, брат,- обратился он к Гадюкину,
- я послал отцу Онисиму два мешка овса и фунт
чаю... Думал его лаской умилостивить, а он взял
подарки и говорит Федору: "Кланяйся барину и поблагодари
его за дар совершен, но, говорит, скажи
ему, что я неподкупен. Не токмо овсом, но и золотом
он не поколеблет моих мыслей". Каков? Погоди же...
Поедешь и черта пухлого встретишь... Гони,
Митька!
Бричка въехала в деревню, где жил отец Онисим...
Проезжая мимо его двора, приятели заглянули
в ворота... Отец Онисим суетился около телеги
и торопился запрячь лошадь. Одной рукой он застегивал
себе пояс, другой рукой и зубами надевал
на лошадь шлею...
- Опоздал!- захохотал Шилохвостов.- Донесли
шпионы, да поздно! Ха-ха! Накося выкуси! Что,
съел? Вот тебе и неподкупен! Ха-ха!
Бричка выехала из деревни, и Шилохвостов почувствовал
себя вне опасности. Он заликовал.
- Ну, у меня, брат, таких мостов не будет!-
начал бравировать будущий председатель, подмигивая
глазом.- Я их подтяну, этих подрядчиков! У
меня, брат, не такие школы будут! Чуть замечу, что
который из учителей пьяница или социалист - айда,
брат! Чтоб и духу твоего не было! У меня, брат, земские
доктора не посмеют в красных рубахах ходить!
Я, брат... ты, брат... Гони, Митька, чтоб другой какой
поп не встретился!.. Ну, кажись, благополучно
доеха... Ай!
Шилохвостов вдруг побледнел и вскочил как ужаленный.
- Заяц! Заяц!- закричал он.- Заяц дорогу
перебежал! Аа... черт подери, чтоб его разорвало!
Шилохвостов махнул рукой и опустил голову. Он
помолчал немного, подумал и, переведя рукой по
бледному, вспотевшему лбу, прошептал:
- Не судьба, знать, мне две тысячи четыреста
получать... Ворочай назад, Митька! Не судьба!
НЕУДАЧНЫЙ ВИЗИТ
Франт влетает в дом, в котором ранее никогда еще
не был. С визитом приехал... В передней встречается ему
девочка лет шестнадцати в ситцевом платьице и белом
фартучке.
- Ваши дома? - обращается он развязно к девочке.
- Дома.
- Мм... Персик! И барыня дома?
- Дома,- говорит девочка и почему-то краснеет.
- Мм... Штучка! Шшшельмочка! Куда шапку положить?
- Куда угодно. Пустите! Странно.
- Ну, чего краснеешь? Эка! Не слопаю...
И франт бьет девочку перчаткой по талии.
- Эка! А ничего! Недурна! Поди доложи!
Девочка краснеет, как мак, и убегает.
- Молода еще! - заключает франт и идет в гостиную.
В гостиной встреча с хозяйкой. Садятся, болтают...
Минут через пять через гостиную проходит девочка
в фартучке.
- Моя старшая дочь! - говорит хозяйка и указывает
на ситцевое платье.
Картина.
НОВАЯ БОЛЕЗНЬ И СТАРОЕ СРЕДСТВО
Сечение по своим симптомам аналогично премежающейся
лихорадке (febris intermittens). Перед сечением
больной бледен от спазма периферических сосудов.
Зрачки его расширены. Нужно вообще заметить,
что вид начальства раздражает вазомоторный центр и
nervus oculomotoris. Больной чувствует озноб. Во
время сечения мы замечаем повышение температуры и
гиперестезию кожи. После сечения больной чувствует жар.
Он весь в поту.
На основании этой аналогии я советую учащимся
перед уходом в училище принимать хинин.
НОВОГОДНИЕ МУЧЕНИКИ
На улицах картина ада в золотой раме. Если бы
не праздничное выражение на лицах дворников и городовых,
то можно было бы подумать, что к столице
подступает неприятель. Взад и вперед с треском и
умом снуют парадные сани и кареты... На тротуарах,
высунув языки и тараща глаза, бегут визитеры...
Бегут они с таким азартом, что, ухвати жена Пентефрия
какого-нибудь бегущего коллежского регистратора
за фалду, то у нее в руках осталась бы не одна
только фалда, но весь чиновничий бок с печенками и с
селезенками...
Вдруг слышится пронзительный полицейский свист.
Что случилось? Дворники отрываются от своих позиций
и бегут к свистку...
- Разойдитесь! Идите дальше! Нечего вам здесь
