нах главного холла, стенах башни госпожи, и Келов, и башни Катов. Точно
такие же знаки, говорила госпожа, изображены в каждом эдуне, который
когда-либо существовал. По этим знакам сен'ейны учились, постигали муд-
рость. Кел'ейнам они были недоступны. Ньюн знал лишь то, что происходило
с ним, на его глазах, или то, что рассказывали старики.
Но Мелеин понимала эти знаки, она познала мудрость, и это знание
сделало ее холодной и непонятной. Он как-то спросил госпожу, когда Меле-
ин перешла в касту Сенов, нельзя ли и ему тоже стать сеном, ведь они с
Мелеин никогда не расставались. Но госпожа взяла его руки, повернула ла-
донями вверх, посмотрела, улыбнулась и сказала, что это не руки учено-
го,- и отклонила его просьбу.
Что-то зашевелилось в холле. Медленная переваливающаяся походка,
постукивание когтей по каменному полу - это один из дусов покинул башню
Келов. Обычно они ходили совершенно свободно, никто им ничего не запре-
щал, даже когда они мешали или ломали что-нибудь. К тому же было смешно
подумать, что им можно что-то запретить: они отличались немалой силой и
не терпели принуждения. Какой-то инстинкт подсказывал им, когда их при-
сутствие необходимо, а когда - нет.
Они без труда понимали кел'ейнов - те были слишком на них похожи
- они не знали страха, сомнений, и совсем не имели комплексов. Поэтому
каждый дус выбирал себе кел'ена или кел'е'ен и оставался с ним навсегда.
Но никто из них не выбрал Ньюна с'Интеля, хотя однажды он пытался и, к
своему стыду, безуспешно, привязать к себе молодого дуса. Тот быстро
разгадал его детские уловки, сломал западню и ударом лапы избавился от
своего преследователя, оставив его лежащим без сознания.
Ньюн решил, что неправильно подошел к этому, но, поразмыслив,
решил, что зверь почувствовал в нем какое-то недовольство, разочарова-
ние, и отверг его.
Он надеялся, что ему удастся избавиться от внутреннего недоволь-
ства, но в глубине души знал, что все это потому, что он не настоящий
кел'ен. Для женщин Народа были доступны все касты, но для мужчин только
две - Келы и Сены. Но Ньюн отрицал обе касты, а в другие путь ему был
закрыт, ведь он был последним сыном и защитником Дома. Лучшие учителя
занимались с ним и довели его искусство до вполне приемлемой степени. Но
он знал, что будь в эдуне больше его ровесников, он бы не выжил - его
упрямство и строптивость привели бы его к поединку, и Народ быстро бы
избавился от него. Ньюн подумал, что он был бы неплохим кел'еном, если
бы не постоянное вмешательство Матери, но тогда многое было бы другим,
ведь в этом случае он не был бы последним.
Мать гордилась Медаем, но Медай мертв, а Ньюн, живой, сидит у
его тела,- самый упрямый и строптивый сын. Она, наверное, что-нибудь
скажет ему после того, как он похоронит Медая в горах и вернется в эдун.
Это будут горькие, очень горькие слова, а ему нечего будет ответить. И
Мелеин будет на стороне госпожи. Он поежился при мысли о том, что предс-
тоит услышать ему.
Но она скажет ему все.
Снова стук когтей. Дус. По отрывистому дыханию и тяжелой походке
Ньюн понял, что зверь подошел совсем близко. Ньюн мысленно приказал ему
выйти из Святилища, так как здесь ему не место. Однако тот не шелохнул-
ся. Ньюн повернулся и увидел огромный темный силуэт зверя с покатыми
плечами. Дус снова издал странный звук и подошел еще ближе.
- Яй,- сказал Ньюн, поворачиваясь на колене и мысленно приказы-
вая идти вон.
И вдруг он увидел, что дус покрыт пылью и грязью, на теле его
были видны едва зажившие старые раны. Сердце остановилось в груди Ньюна,
дыхание перехватило. Он понял, что это не их прирученный дус, а дикий,
чужой.
Иногда дикие дусы спускались с гор и бродили вокруг эдуна, сея
смятение среди домашних дусов. Ньюн помнил, как один из кел'ейнов погиб,
пытаясь прогнать такого дуса. Эти звери чувствовали намерения мри, их
было невозможно обмануть. Они считались одними из самых опасных зверей
Кесрит.
Дус стоял, опустив голову. Массивное туловище загораживало весь
дверной проем. Он покачивался взад-вперед, издавая леденящий кровь звук.
Затем он протиснулся через дверь, отчего та затрещала. Двери специально
были сделаны небольшими, чтобы сюда не могли пройти дусы - следовало за-
щитить священные Тайны от зверей.
Он вошел в Святилище, так как был меньше, чем хорошо откормлен-
ные домашние дусы. Ньюн отпрянул в сторону. Одна из ламп покатилась по
полу, когда дус задел ее плечом. К счастью, огонь сразу погас, хотя го-
рячее масло обожгло зверю задние лапы. Дус приблизился к телу Медая и
тронул его когтями - такой коготь мог без труда распороть живот мри или
регулу. Ньюн отступил в тень упавшей лампы и замер, неподвижный, как ка-
мень. Тело зверя заполняло почти всю комнату и загораживало выход. Это
было жуткое создание. От него исходил тошнотворный запах. Когда он по-
вернул массивную голову, чтобы взглянуть на хрупкого мри, скорчившегося
в углу, Ньюн увидел, что из бегающих глаз зверя на мозаичный пол стекает
жидкость.
~Мьюк!~ Это безумие! В теле зверя нарушен баланс душевных сил,
он обезумел, и безумие толкнуло его в эдун, где жили мри. Ньюн знал, что
нет существа страшнее, чем безумный дус. Не будь дусы эдуна заперты на
эту ночь, они бы не подпустили ~мьюк'ко~ к эдуну; они бы погибли, защи-
щая вход, но не позволили зверю войти сюда.
И Ньюн с'Интель приготовился к смерти, к ужасной смерти. Комната
была такой маленькой, что братья найдут здесь утром только клочки его
тела. Дус вонзил когти в тело Медая, словно собираясь потом расправиться
с живым. Жуткий зверь раскачивался взад и вперед; текущая из глаз жид-
кость ослепляла его. Откуда-то из башни Келов донеслось рычание. Это
дус, недовольный неожиданным заключением, издал утробный звук. А, может,
он почувствовал вторжение дикого дуса и пытался вырваться на свободу. К
нему присоединились и другие звери, но затем наступила тишина. Вероятно,
кел'ен приказал им успокоиться.
Ньюн затаил дыхание, когда зверь поднял глаза, прислушиваясь к
этим звукам. Челюсти зверя нервно дергались. Он снова фыркнул и пересту-
пил с лапы на лапу. Плечом он ударил экран. Тот со скрипом рухнул. Зверь
резко повернулся, так как в глаза ему ударил свет из другой комнаты,
прежде закрытой экраном. Ньюн в ужасе закрыл глаза рукой, чтобы не ви-
деть запретное, а затем поспешно достал свой пистолет, бесполезный в
схватке с дусом.
Ньюн должен нападать, чтобы защитить запретное, чтобы предотвра-
тить вторжение к святыням Сенов. Он целился в мозг, хорошо зная, что
смертельно раненое животное будет биться в конвульсиях, и в этом тесном
помещении неминуемо погибнет и он сам.
Но дус остался на месте. Он опустил плачущую голову и обнюхал
труп, сбив носом вуаль. После этого он простонал и медленно, неохотно
повернулся, протиснулся мимо Ньюна и вышел из Святилища.
И когда он вышел, когда двинулся через большой холл, все еще
плача, словно потерявшийся ребенок, Ньюн узнал его.
Дус Медая.
Никто не мог с уверенностью сказать, так ли это на самом деле.
Дусы были очень похожи один на другого. Но этот дус не убил его, его ин-
тересовало только тело Медая. И он ушел недовольным, в этом Ньюн был
уверен. Дусы не любили смерть. Другим животным было все равно, но дусы
не понимали смерть и не принимали ее. Они тосковали, горевали, искали
хозяина - и даже умирали от горя. Они редко переживали свои хозяев.
И этот искал что-то. И не нашел.
Дус Медая пришел к телу своего хозяина.
Дус был болен; безумие глубоко поразило его, а эта болезнь быст-
ро не проходит. Но регулы сказали, что Медай умер прошлой ночью.
Дус выглядел истощенным, как и его мертвый хозяин.
Внутренняя дрожь потрясла Ньюна. Потом задрожало его тело. И не
дус был этому причиной. Он спрятал пистолет и со страхом взглянул во
внутреннюю комнату Святилища, куда никогда не должен был смотреть.
Но ничего не произошло. Он вымыл руки и, не переступая за черту,
поставил на место экран. Пальцы его почтительно касались безжизненного
металла. Ньюн все еще был жив. Боги, как и люди, могли простить вторже-
ние дуса. Ньюн заглянул в святилище Сенов и был потрясен, но остался
жив. Он видел яркий свет, но не видел ничего, что он мог бы считать Свя-
тынями. Ньюн выбросил все из головы. Это было зрелище не для кел'ена. Он
не хотел вспоминать об этом.
И МедайЄ
Он поставил лампу на место, наполнил ее маслом, зажег, восстано-
вив ее спокойный свет. Затем, ползая на коленях, он вытер разлившееся
масло, которое, благодаря богам, не вызвало пожара. И пока он работал,
дрожа от слабости, от бессонной ночи, холод не отпускал его сердце.
После этого он вытер руки и протянул их к телу Медая. Пока он не
проверит свои подозрения, он не сможет успокоиться. Собрав все свое му-
жество, он быстро откинул мантию и осмотрел рану. И увидел, что подозре-
ния не подтвердились - регул прав.
~Ик'аль~.
- Прости меня,- сказал он духу Медая. Он почтительно поправил
мантию, вытер кузену лицо и поправил вуаль. Затем уткнулся лицом в пол и
вознес молитвы древним богам своей касты, чтобы они дали покой душе Ме-
дая. И сделал это он с куда большей искренностью, чем раньше, чем молил-
ся тогда, когда кузен его был жив.
Это должно было успокоить его, дать мир, позволить понять, что
верно и честно, а что нет.
И все же его не покидала уверенность, что, несмотря на характер
раны и заверения регулов, Медай не сам покончил с собой.
Дус Медая был так худ, что прошел в узкие двери святилища, а те-
ло Медая, прежде - сплошные мускулы, было тощим и почти прозрачным.
На кораблях регулов у келов были свои каюты - из-за дусов, кото-
рых регулы почему-то ужасно боялись, и из-за суровых законов касты, ко-
торые не позволяли кел'ейнам сближаться с чужаками.
Но каждый кел'ен во всем зависел от милости регулов, которые
доставляли в его каюту пищу, воду и даже воздух, чтобы дышать. Любой
кел'ен мог уединиться, просто заперев дверь.
Если регулы захотели убить кела, им было достаточно перекрыть
подачу воздуха в каюту, а затем выбросить труп в холодный космос. Но они
были ци'мри, они были чуждыми для Народа, их мышление тоже было чуждым,
и они не могли понять кел'ена. Регулы не были воинами.
Обдумав все как следует, Ньюн поднялся и покинул Святилище, взяв
сосуд с водой и чашу. Он вышел во внешний холл, где у двери сидел сумас-
шедший дус.
Ньюн знал, что тот должен был ждать там. Теперь все встало на
свои места, и юноша был уверен в правильности своих умозаключений; он
знал, почему дус потерял рассудок. Зверь был не менее опасен оттого, что
когда-то был прирученным, он мог подняться и убить. Но когда Ньюн поста-
вил воду перед дусом, тот фыркнул, опустил морду, обнюхал воду и начал
пить. Вода быстро исчезла. Ньюн наполнил чашу еще раз, и еще, и только
на четвертый раз животное отвернуло голову от чаши.
Ньюн опустился на корточки и стал рассматривать зверя. Дус был
очень тощим, шерсть свалялась клочьями. На боку зияла открытая рана.
Дус Медая, сбежавший от регулов, от смерти. Полностью истощен-
ный, он не покинул Медая даже после того, как тот умер.
Регулы не могли действовать, как мри. Они были способны на хит-
рость, на подкуп, на обман, на предательство, на убийство своих молодых,
но они не могли убивать взрослых. Они не могли ни убить, ни солгать. Они
нанимали мри, чтобы убивать своих врагов.
Этому Ньюна учили те, кто знал хорошо регулов, кто всю жизнь
имел с ними дело.
И он верил этому.
