из тех, кто потерял здесь рассудок. Разумеется, он мог бы поговорить с
Ивешкой, он часто разговаривал с ней днем, когда они вместе работали над
составлением лекарств или делали мелкую домашнюю работу, до которой Петр,
как говорится, еще не дорос и не имел представления как ее делать.
Саша полагал, что он вполне может считаться другом Ивешки, черт
возьми, и всегда доверял ей. Он никак не мог понять, почему вдруг стал
опасаться ее и откуда взялись эти самые мысли, что он не в силах сделать
так, чтобы она поняла его интересы и заботы.
Разумеется, она могла бы дать ему добрый совет. Сейчас же он был
просто не в состоянии выслушать его, поскольку этот совет скорее всего
заключался бы в следующем: "Не делай ничего. Перестань беспокоиться о
происходящем. Пусть все идет так, как идет". Ему казалось, что сделать это
очень трудно.
В это время Ивешка, очень мягко обратилась к нему, протягивая в его
руки тарелки:
- Поставь их на стол.
Он расставил их, тогда как Петр начал переворачивать лепешки, но
почти каждый раз терпел неудачу: то не мог ухватить ту, которую следовало
переворачивать, то задевал сковородку. Ивешка вытолкала его за стол и
заняла место около своего огня и около своего очага, поручив им обоим
заваривать чай, сделать хоть что-то полезное этим утром и не мешаться у
нее под ногами.
Петр бросил на Сашу извиняющий взгляд и покачал головой с таким же
мрачным выражением, которое Саша замечал за ним не первый месяц.
Это было совсем не то, чего бы он хотел, если бы отважился пожелать
вообще чего-то, что не привело бы к нарушению порядка в доме.
- Бог ты мой, - сказал он Петру, - все в порядке. Ведь это ее кухня,
не беспокойся об этом, Петр. Пожалуйста, прошу тебя.
На что Петр еще раз со страданьем посмотрел на него.
Саша прикусил губу, это несколько помогало ему удержаться от всяких
желаний, а тем временем в подвале завозился, поскрипывая бревнами,
домовой. Саша подал чай, а Ивешка разложила по тарелкам лепешки.
- Они пахнут просто чудесно, - весело сказала она, протягивая кусочек
каждому из них, теперь, когда все дела шли, как подумал Саша, привычным
для нее путем. Он тут же строго поругал сам себя за то, что был так упрям
и несговорчив в собственных суждениях.
Мы воюем из-за каких-то мелочей, из-за этих самых лепешек, но ведь на
самом деле не они являются главной причиной всему, это вовсе не то, из-за
чего мы спорим и раздражаемся, и поэтому едва ли сможем что-то решить. Она
бранит Петра за беспорядок на кухне, но ведь это не имеет для него
никакого значения, ничто подобное не относится к нему, потому что на самом
деле он ужасный повар. И когда она специально проделывает то же самое со
мной, то это очень раздражает его, она же, зная это, продолжает так
поступать. Почему она так делает?
Обуглившиеся столбы, глядящие в серое небо. Вот все, что осталось от
дома, где жил Черневог. Дождь в который раз перемывает полусгоревшие
бревна...
- Саша?
Он прикрыл глаза, его сердце замерло на секунду, и он сообразил, что
она сидела за столом и спрашивала что-то про мед, стоявший перед ним.
- Извини, - сказал он и пододвинул его к ней поближе.
Она полила медом свои лепешки и передала его Петру, который
поинтересовался, какой это был горшок: новый, или все еще старый...
Господи, подумал Саша, да что это со мной?
Неужели я это делаю сам?
- Так значит, нет? - спросил его Петр, а Саша не имел представления,
о чем шел разговор. Он только начал осознавать, что Петр и Ивешка, оба
смотрят на него, что Ивешка желает изо всех сил, чтобы он пришел в себя и
не расстраивал Петра своими глупостями.
- Ты хотя бы спал сегодня ночью? - спросил Петр.
Саша вздохнул, стараясь припомнить, о чем эти двое только что
говорили, и промямлил:
- Немного.
- Лжец. Ивешка, - продолжил Петр, положив ладонь на стол, - и ты,
Саша. Вы оба, ответьте мне на простой вопрос: будем ли мы отправлять
лошадь назад, или нет?
- Нет, - очень твердо сказала Ивешка.
- А ты, Саша? - спросил Петр.
- Нет, - сказал Саша, потому что было уже поздно браться за подобное
предприятие.
Петр только внимательно посмотрел на каждого из них, будто хотел
убедиться в их тайном сговоре.
- Ведь это уже сделано, - сказала Ивешка. - И все хорошо, Петр.
Сделано - так сделано. Ничего плохого не произошло, поверь мне, в этом нет
ничего плохого.
Вновь наступила тишина.
- Боже мой, - пробормотал Петр.
- Все хорошо, - совершенно искренне сказал Саша. - На самом деле все
хорошо, Петр. Мы будем заботиться о ней, обещаю тебе. И нет никаких
оснований думать, что кто-то явится сюда за Волком, никому не придет в
голову искать его здесь, с чего бы им это делать? А мы сделаем для него
навес, поставим прочный загон, чтобы быть уверенными, что он не тронет
ивешкин сад...
- Не надо ни о чем беспокоиться, - сказала Ивешка, поднимаясь. Обойдя
стол она подошла к Петру и поцеловала его в лоб. Затем поцеловала второй
раз, но уже в другое место. - Нет, нет, не беспокойся. У Малыша просто
плохое настроение, он просто ревнует. Но он привыкнет к этому.
Саша заметил, как Петр заколебался в нерешительности, и слегка
нахмурился, прежде чем сказал, очень мягко, как если бы произносил вслух
то самое, что на самом деле ответила сама Ивешка:
- Ну что ж, черт возьми, действительно, на него очень не похоже,
чтобы он так долго терял в весе.
Может быть, она подсказала ему это без всяких слов, нажимая на
какие-то его только ей одной известные места. Саша в этот момент был занят
тем, что рассматривал блики пламени, отражавшиеся в золоте его тарелки.
Эти их тарелки, как и многое, захваченное в доме Черневога, были большей
частью из золота, блюдо для хлеба было серебряным, с отделкой из
драгоценных камней, однако чашки, которые они использовали для завтрака,
были все те же старые простые глиняные чашки, оставшиеся от Ууламетса...
Его, к тому же, имела трещину, но благодаря, может быть, случайному
желанию, оброненному еще Ууламетсом, не разваливалась до сих пор.
Все эти годы.
Саша пробормотал, поднимаясь из-за стола, как только Ивешка начала
убирать тарелки:
- Я помогу тебе убраться.
Но Петр ухватил его за руку.
- От этого постоянно возникают какие-то мысли. Забудьте про тарелки.
Давайте лучше проверим, осталась ли еще в саду морковь, если этот мошенник
не выдергал ее всю прошлой ночью. Да, да, вы оба. Вешка? Пойдем,
посмотрим, от этого будет только польза.
- Мне еще надо сделать кое-какие записи, - сказала та сквозь
постукивание тарелок, которые складывала для мытья в кастрюлю. - Слишком
много всего произошло за вчерашний день. Все в порядке, иди, иди куда
собирался.
Петр взглянул на Сашу.
- Я приду попозже, - сказал тот, чуть опуская голову и делая вид, что
собирает чашки. Он был уверен, что должен продолжить тот разговор, который
начал с Ивешкой, и продолжить прямо сейчас. Потому что все происходящее
стало казаться ему слишком странным и слишком безрассудным.
- Позже, позже. Господи, да ты столько времени проводишь за этой
книгой, парень. - Петр был явно расстроен из-за него, но Саша был уверен,
что Петр на самом деле был расстроен из-за них обоих, и не без причины.
Петр вновь сказал: - Пойдем. Выбрось всю эту рухлядь из своей головы.
Лучше снова потрогай руками лошадь. Это улучшит твое настроение.
Волк и так уже спутывал все его мысли, даже когда он и не прикасался
к нему.
- Я не могу, - произнес Саша безрадостным голосом, на что Петр только
развел руками и сказал, обращаясь к Ивешке: - Ты согласна с ним?
Ивешка лишь взглянула, обернувшись через плечо, спокойно и загадочно:
- Разве ты не знаешь? С ним бесполезно спорить.
- Боже мой, - сказал Петр, - тогда я отправляюсь побеседовать со
своей лошадью. Книги делают из вас сумасшедших, так и знайте. - Он качнул
головой. - Думать, что все эти кривые значки представляют реальные вещи -
сущее безумие, вы знаете об этом. - Он махнул рукой по направлению к
двери. - Все по-настоящему реальное, находится там. Не потеряйте дорогу к
нему.
- Ты лучше не забудь свой кафтан, - сказала Ивешка.
- Он мне не нужен. Я собираюсь поработать. Как честный и
добропорядочный, самый обычный человек. Это ведь только бездельникам,
которые сиднем сидят, нужен кафтан в такой день, как сегодня. - Петр
подхватил корзину, в которую они насыпали зерна, приправленного медом,
открыл наружную дверь, затем вернулся, чтобы взять оставшиеся от вчерашней
ночи лепешки, и в очередной раз вернулся, чтобы забрать с кухонного стола
кувшин с водкой. - Подкуп, - объяснил он. - Весь мир только и держится,
что на подкупе.
- Только не вытопчи мой сад! - крикнула ему вслед Ивешка.
Петр сделал гримасу, сдернул с колышка свою шапку, подхватил корзину,
стоявшую прямо около двери, удерживая в другой руке кувшин с водкой, и
ногой прикрыл за собой дверь.
Саша начал наливать воду в кастрюлю, чтобы помыть тарелки. Ивешка не
сказала ему ни единого слова и не попыталась выказать хоть какое-то
желание.
Тогда он сказал громко и отчетливо:
- Я совсем не спал минувшей ночью. Я продолжаю думать, Ивешка, что
дела идут не так, как следовало бы.
- Давай не будем говорить об этом. Что было, то было. Сейчас все в
порядке.
- Я говорю не о лошади. Я говорю о наших ссорах.
- Но мы не ссоримся.
- Мы ссоримся даже прямо сейчас.
- Я не ищу ссоры с тобой. Не знаю, как ты, но я определенно не
намерена ссориться. - Ивешка вернулась к печке за сковородкой, затем взяла
тряпку, опустилась на колени и начала отчищать золу, которую Саша рассыпал
на пол.
- Позволь мне сделать это.
- Со мной все в порядке, все в полном порядке. В самом деле, все
хорошо, и я не сержусь на тебя, черт возьми!
- Выслушай меня. - Он опустился на колени, взял из ее рук тряпку, но
она так и не взглянула на него. Она встала и отошла к столу, а он тем
временем вычистил доски и камни, засыпанные золой, и поднялся, чтобы
повесить тряпку для просушки на свободный колышек.
Но тут он почувствовал, как Ивешка, напрягая волю, пожелала, чтобы он
остановился. Это желание было столь яростным и сильным, что он взглянул на
нее.
- Только не рядом с этими, чистыми, - сказала она. - Повесь ее
поближе к огню, я займусь ей позже.
Он повесил злополучную тряпку туда, куда она хотела, на
дополнительный крюк, который использовался для подвешивания котелка, и
старался как только мог сохранить мир. Тетка Иленка точно так же
относилась к своей кухне. Можно предположить, что это приходит вместе с
замужеством.
Но сейчас ему не хотелось думать об этом. Ивешка подслушивала его,
совершенно свободно воспринимая его мысли, и он чувствовал это яснее
ясного. Она же знала и об этом, и поэтому хотела, чтобы он убирался во
двор, к Петру, и оставил ее в покое.
- Я думаю, - сказал Саша вслух, продолжая стоять на своем, - я думаю,
что отсутствие у нас банника - скорее всего моя ошибка. Думая о вчерашнем
происшествии, я предполагаю, что он нам необходим, очень необходим, и мы
должны попытаться заполучить его. Но я не хочу ничего желать только лишь
по своей воле, я не хочу желать для этого дома ничего такого, с чем ты не
согласна.
- Но какое отношение ко всему этому имеет банник? И какая связь между
ним и лошадью? Это уже сделано, и забудем об этом. Нам не нужно чего-то
еще, чтобы мутить здесь воду. Только перестань беспокоиться об этом, Саша!
