Однажды я уже познакомился с этим, когда жил в Воджводе, и тогда я
был очень осторожен в своих желаниях, до тех пор, пока не пришел сюда и не
повстречался с учителем Ууламетсом, который многому научил меня.
Но он никогда не желал благоденствия ни мне, ни даже Ивешке. Он хотел
вернуть свою дочь еще задолго до того, как она встретила Черневога: он и
умер с этим желанием, которое я все еще могу ощущать..."
Его сердце билось чуть слышно, так, что он едва мог различать его. Он
мог даже представить себе, каковы могли быть желания старика, продолжай он
жить. Желания эти наверняка предполагали бы, что он продолжал бы свои
прежние отношения с ними и со своей дочерью, потому что Ууламетс был
хозяином этого леса более сотни лет и не относился к той породе людей
которые легко откажутся от чего-либо, и в последнюю очередь - от своей
жизни или от своих целей.
Может быть, это желание все еще продолжается, Боже мой, может быть я
сам до сих пор являюсь частью его, потому что не могу не интересоваться
происходящим. Я постоянно хочу знать, что будет со всеми нами, и правильно
ли мы поступаем, удерживая наши сердца, и какие именно мы колдуны, хорошие
или плохие? А что, если мне не понравится ответ? Ведь так много всего, что
идет не так, как следует. А то, что идет хорошо? Разве можно радоваться
тому, что тебе удалось, если можешь узнать все, что с этим случиться в
будущем?
Но Ууламетс всегда хотел знать, что произойдет после него. Я же боюсь
узнать даже то, куда я в данный момент направляю свои действия. Может быть
именно поэтому банник никогда не придет сюда? Ууламетс часто говорил, что
"не знаю" и "знать не хочу" всегда перетянут канат...
Перо успело высохнуть, пока он думал. Он вновь обмакнул его в
чернильницу, вывел кривые неуверенные буквы, стараясь писать так, чтобы
никакое желание не помешало ему забыть то, о чем он думал этой ночью,
надеясь, чтобы, дай Бог, Ивешка не проснулась и не подслушала его.
"Итак, при первом впечатлении лошадь могла быть вовсе и не ошибкой.
Мне нужно что-то, чтобы очистить свою голову от этих "может быть", которые
не дают мне житья с тех пор, как мы построили баню. Когда возникает
беспокойство, вызванные этими многочисленными "может быть", то
беспокойство это может быть не чем иным, как желанием по отношению к тому,
что еще не произошло, и когда эти желания пересекаются с тем, что в данный
момент изменяется, то одному Богу известно, какой вред может причинить
тот, кто так поступает. И я боюсь, что учитель Ууламетс хоть в малой мере,
но сделал это. Поэтому колдуны должны быть очень осторожны с банниками.
Хотя колдуны и просчитывают свои желания, и даже слишком, но их подсчеты
могут быть менее достоверны из-за сомнений.
Это беспокоит меня, потому что я забыл о том, что пожелал вернуть
Волка. Ведь если бы я вспомнил об этом, я непременно что-то предпринял бы,
чтобы остановить это желание. И еще это означает, что и забывчивость, в
конце концов, может быть частью желания. Возможно, что я должен был бы
забыть это настолько, чтобы это случайно могло оказаться правдой, и в
конце концов результат мог быть совсем неплохой.
Все происходит так, как оно и должно происходить, а желания лишь
подстраиваются под происходящее. Никогда не следует пытаться выставлять
желания, направленные против природы или времени..."
Пожелай, чтобы камень летал, как говаривал Ууламетс, и тогда
остерегайся бури.
Пожелай вернуть лошадь из Воджвода... Боже мой... ведь можно лишь
вообразить те ужасные обстоятельства, при которых эта лошадь могла
оказаться здесь: упавший всадник с переломанной шеей, пожар в конюшне,
пожар во всем Воджводе или захват города неприятелем...
Нескончаемое множество всяких "может быть", подобных этим,
промелькнуло перед ним, в то время как огонь в лампе чуть вздрагивал от
сквозняка, и по углам кухни метались дрожащие тени. И он подумал с
внезапной дрожью о самом худшем, что беспокоило его: о том запретном для
памяти, окруженном кольцом терновника месте, где лешие несли охрану,
терпеливые, как сами деревья...
Что-то треснуло, и вся полка над ним опрокинулась с одного конца:
книги и глиняная посуда с ужасным грохотом свалились на стол, а с него -
на пол. Он отпрянул назад, лавка заскрипела, когда он пытаясь сохранить
равновесие, ухватился за край стола и опрокинул лампу. Он схватил первое
попавшееся, чтобы притушить огонь, со страхом пожелал, чтобы он погас, и
набросил на пламя полотенце, вздрагивая всякий раз, когда остатки посуды
падали и гремели, прежде чем остановиться.
Потревоженный домовой, разбуженный от сна, завозился в подвале,
отчего затрещал весь дом. Саша услышал, как Петр и Ивешка вскочили с
постели, и Петр позвал его, спрашивая, что случилось, и вслед за этим он
тут же ощутил испуганное желание Ивешки, направленное на то, чтобы дом был
цел и невредим, еще до того, как и Петр и она выбежали из комнаты.
А он видел горящим свой собственный дом. В ту пору ему было всего
около пяти, но он запомнил, как соседи говорили: "Этот ребенок -
колдун..."
Дверь распахнулась.
- Что случилось? - спросил Петр, вбегая на кухню. - Саша?
- Упала полка. - Все еще вздрагивая, он все-таки сообразил поднять с
пола книги, принадлежавшие Ууламетсу и Черневогу.
- Колышек, на котором она держалась, должно быть ослаб, - сказал
Петр, рассматривая то место на стене, где до этого висела полка, в то
время как Ивешка вытирала пролившееся из лампы масло и подбирала черепки
от посуды. Когда Петр заговорил, его голос долетал до Саши, словно со дна
колодца: - Здесь просто была трещина, только и всего. Я как следует
укреплю ее.
Саша вспомнил про книги, которые все еще держал в руках, и положил их
на стол поверх своей, с самыми ужасными предчувствиями, сдавившими его
сердце. Это могло быть, на самом деле могло быть то, что говорит Петр:
старое дерево, старая полка, сохранившаяся еще с тех пор, когда Ууламетс
строил этот дом. Это было самое приемлемое и естественное объяснение:
переделка стены повлияла на прочность крепления, да и полка теперь была
нагружена тремя книгами, в то время как много лет на ней стояла всего лишь
одна. Даже несколько кувшинов, которые появились на полке несколько дней
назад, могли быть, а скорее всего именно так, быть причиной того, что
полка упала. Полки и столы, находящиеся на кухне, были, пожалуй, теми
вещами, которые так никто и не трогал с самых давних пор...
Но сегодняшней ночью все казалось неестественным и важным. Сашу
охватила паника. Его первым порывом было спросить у Ивешки, не чувствует
ли она какого-то беспокойства, но он быстро отбросил эту мысль как можно
дальше...
Потому что то, чего он опасался, было столь глупым и в то же время
столь смертельно опасным, сколь глупыми и опасными были сомненья в силе
окружавшего их леса удержать волшебника, который когда-то убил Ивешку.
Сомнение всегда было главным оружием Черневога.
А его книга была здесь, на столе перед Сашей, где он не хотел никогда
ее видеть. Она лежала здесь, среди банок со специями и старыми рыболовными
принадлежностями, пучками сухой травы и странными птичьими гнездами... эта
страшная, очень опасная вещь несла в себе его воспоминания, в ней была та
самая опасность, которая заставила его сердце подпрыгнуть, когда старое
дерево треснуло и полка свалилась со своего места.
- Ничего страшного, - сказал он Петру и Ивешке, - отправляйтесь
назад, спать.
И пожелал им приятных сновидений. Он хотел...
Но Ивешка резко остановилась на пути к двери и строго глянула на
него, как ему показалось, с гневом. Определенно, она не одобряла
случившееся.
"О чем ты думаешь?" - мысленно задал он ей вопрос именно таким
образом, как могут сделать только колдуны, желая при этом, чтобы смысл тут
же попадал в ее голову. Она нахмурилась, глядя на него.
Позже он взглянул на себя как бы со стороны и увидел мальчика,
который, сгорбившись над столом, продолжает читать книгу, принадлежавшую
ее отцу. Ууламетс не имел никаких добрых намерений ни к Петру, ни к
Ивешке, а кроме того еще и не доверял ей...
Никакая женщина, никакая дочь, никакой мужчина или какое-нибудь иное
существо не могли поладить с ним. Ууламетса всегда интересовал только его
собственный путь, и если Саша обманывал себя, полагая, что Ууламетс хоть
раз пожелал им добра, то только в том случае, если это совпадало с его
целями.
Эта мысль мелькнула у него, когда Ивешка исчезла за дверью вслед за
Петром и дверь спальни окончательно захлопнулась за ними. Он даже
вздрогнул, когда она ушла.
В своих сердечных переживаниях она, разумеется, не была
шестнадцатилетней девочкой. В некоторых вещах она разбиралась гораздо
лучше, чем он. Ему следовало бы прислушаться к ее советам по причинам,
среди которых не последним было то, что Ивешка помнила только то, что она
сама видела, и была уверена, что помнит это... а это было значительно
больше того, что мог сказать он.
"Что случилось со мной?" - спрашивал он сам себя, содрогаясь от
холода, навеянного испугом. "Что происходит во мне, если она видит во мне
Ууламетса?"
4
Дождь падал с кустов, капли воды собирались на колючках, зависали и,
поднимая брызги, падали в лужи, в которых отражались ветки...
Вода заливала камень...
- Он был белый, как простыня, - сказал Петр, чуть тронув Ивешку за
плечо, когда они вновь улеглись. - Вешка, что происходит?
Она зажмурила глаза и сказала, стараясь не думать ни о чем и не
желать абсолютно ничего, включая даже мир и благополучие этого дома:
- Нет. Он просто очень расстроен из-за лошади, вот и все.
Серое небо и ветки. Серый, цвета металла камень, и точно такого же
цвета намокшие от дождя деревья...
Дождевая вода сбегает с камня вниз, на землю, устремляясь к ручью,
несущему ее в реку. Темная вода, глубокая и холодная... Волки пьют воду из
этого ручья и смотрят на нее желтыми глазами...
- Я очень беспокоюсь о нем, Ивешка.
- Это все касается только его. Он справится с этим. Давай просто
уснем.
Он погладил ее плечо и натянул повыше одеяло. Она продолжала смотреть
в темноту, сжав кулаки и думая о книгах, за чтением которых мальчик
просиживал часами, веря всем тем ужасным вещам, в которые верил и ее отец,
хотя они были такими же приблизительными догадками, как у Кави Черневога.
Каждый и мог иметь лишь одни догадки, потому что колдун лишь прикасается к
миру волшебства, он не может жить в нем: он живет всего лишь над его
поверхностью и пытается составить для себя представления и вывести правила
о том, что происходит внутри этого мира, который могут посещать только
такие существа, как, например, Малыш.
Но изредка кое-что появлялось из этого пространства. Ей доводилось
встречать эти существа. Она же чаще всего имела дело с теми, кто старался
избегать общения, даже мысленного, с этим миром, и пользовался обычным
разумом, свойственным живой душе.
Река текла на юг, через лес, который стоял сплошной серой стеной,
сотканной из веток и дождя.
Ей не хотелось видеть во сне воду, Боже мой, ей вообще не хотелось
видеть никаких снов сегодняшней ночью...
Саша лежал, наблюдая за светом лампы, падавшим на потолок его
спальни. Он боялся потушить ее и боялся спать из-за страха перед тем, что
может явиться к нему в снах, или, хуже того, может выйти из них...
Черт побери, ведь эта полка всего лишь просто упала. Дурак перегрузил
