этого из-за лени... и потому что у нее слишком вялое
воображение. Полагаю, что этой характеристики достаточно.
Есть еще у кого-нибудь образец почерка поинтереснее?
Рубнер пришел домой мрачный, как туча.
- Наконец-то! - сказала жена. - Ты уже ужинал
где-нибудь?
Рубнер сурово взглянул на нее.
- Опять начинаешь? - угрожающе проворчал он.
Жена удивленно подняла брови.
- Что начинаю, скажи, пожалуйста? Я только спросила,
будешь ли ты ужина ты.
- Ага, ну, конечно! - с отвращением сказал Рубнер. -
Только и можешь говорить, что о жратве. Вот она,
низменность интересов! Как это унизительно - вечно пустые
разговоры, грубая чувственность и скука... - Он вздохнул,
безнадежно махнув рукой - Я знаю, вот так мужчина становится
тряпкой!..
Жена положила шитье на колени и внимательно посмотрела на
него.
- Франци, - сказала она озабоченно, - у тебя
неприятности?
- Ага! - язвительно воскликнул супруг. - Проявляешь
заботу обо мне, не так ли? Не воображай, что ты меня
проведешь! Не-ет, голубушка, в один прекрасный день у
человека раскрываются глаза, и он видит всю лживость, видит,
что женщина вцепилась в него единственно ради материального
благополучия... ради низкой чувственности! Бр-р-р, -
содрогнулся он, - какая гнусность!
Жена Рубнера покачала головой, хотела что-то сказать, но
лишь сжала губы и стала шить быстрее. Воцарилось молчание.
- Поглядеть только кругом! - прошипел через минуту
Рубнер, мрачно оглядываясь по сторонам. - Неряшливость,
беспорядок... Ну, конечно, в мелочах она сохраняет
видимость порядка и благопристойности. Но в серьезных
вещах... Что это тут за тряпка?!
- Чиню твою рубашку, - с трудом произнесла жена.
- Чинишь рубашку? - саркастически усмехнулся Рубнер. -
Ну, конечно, она чинит рубашку, и весь мир должен знать об
этом! Полдня будет говорить и том, что она чинит рубашки!
Сколько разговоров и саморекламы! И ты думаешь, что можешь
командовать мною? Пора положить этому конец!
- Франци! - изумленно воскликнула жена. - Я обидела
тебя чем-нибудь?
- Откуда я знаю, - накинулся на нее Рубнер. - Я не знаю,
что ты натворила, о чем думаешь и что замышляешь. Вообще
мне ничего о тебе не известно, потому что ты чертовски ловко
все скрываешь. Я даже не знаю, каково твое прошлое!
- Позволь! - вспыхнула госпожа Рубнерова. - Это уже
переходит всякие границы! Если ты скажешь еще хоть... -
Усилием воли она сдержалась. - Милый, - сказала она в
испуге, - да что с тобой случилось?
- Ага! - восторжествовал Рубнер. - Вот оно! Чего это
ты так испугалась? Ясно, боишься разоблачения, которое
грозит твоему мещанскому благополучию? Не так ли?> Знаю,
знаю! Ты ведь, при всей твоей лени, не упускаешь случая
затеять одну- другую интрижку, а?
Жена просто окаменела от обиды.
- Франци, - произнесла она, глотая слезы. - Если ты
имеешь что-то против меня, скажи лучше прямо. Умоляю!
- О, ровно ничего! - провозгласил Рубнер с уничтожающей
иронией. - В чем я мог бы тебя упрекнуть? Это ведь
совершенные пустяки, если жена распущена, аморальна, лжива,
непорядочна, вульгарна, ленива, расточительна и ужасающе
чувственна... Да к тому же с таким низким духовным уровнем,
что... Жена всхлипнула и встала, уронив шитье на пол.
- Прекрати! - с презрением крикнул Рубнер. - Самая
подлая тирания - это тирания слез!
Но жена уже не слышала этого: сдерживая рыдания, она
убежала в спальню.
Рубнер трагически расхохотался и сунул голову в дверь.
- Всадить человеку нож в спину - ты вполне способна, -
воскликнул он. - Но и для этого ты слишком ленива!
Вечером Рубнер зашел в свой излюбленный ресторанчик.
- Как раз читаю вашу газету, - приветствовал его знакомец
Плечка, глядя через очки. - Расхваливают графолога Енсена.
В самом деле, это крупный успех, а, господин журналист?
- И какой! - ответствовал Рубнер. - Господин Янчик,
подайте-ка мне бифштекс, только не жесткий... Да, скажу я
вам, этот Енсен просто чудо. Я видел его вчера. Почерк он
анализирует абсолютно научно.
- Значит, это жульничество, - заметил Плечка. - Сударь,
я верю чему угодно, только не науке. Как с этими
витаминами, пока их не было, человек знал, что он ест. А
теперь не знает. Теперь в этом бифштексе есть неизвестные
"жизненные факторы". Плевать мне на них! - недовольно
воскликнул Плечка.
- Графология - совсем другое дело, - возразил Рубнер. -
Долго рассказывать, что такое психометрия, автоматизм,
первичные и вторичные признаки и всякое такое. Но я вам
скажу, что этот графолог читает по почерку, как по книге.
Так распишет характер человека, что вы буквально видите его
перед собой. Расскажет вам, кто он такой, какое у него
прошлое, о чем он думает, что скрывает, ну, словом, все! Я
сам слышал, господин Плечка!
- Рассказывайте! - скептически пробурчал собеседник.
- Я вам приведу один пример, - начал Рубнер. - Один
человек - не буду называть его фамилию, ее все хорошо знают
- дал этому Енсену почерк своей жены. Енсен только взглянул
и сразу говорит: "Это женщина насквозь лживая, неряшливая,
ужасающе чувственная и поверхностная, ленивая,
расточительная, болтливая. Дома она командует, прошлое у
нее темное, да еще хочет убить своего мужа". Представляете
себе, этот человек побледнел как смерть, потому что все это
была чистая правда. Вы только подумайте, он жил с ней
счастливо двадцать лет и решительно ничего не замечал! За
двадцать лет брака он не увидел в своей жене и десятой доли
того, что Енсен обнаружил с первого взгляда! Здорово, а?
Это должно убедить и вас!
- Удивляюсь, - сказал Плечка, - что же за шляпа этот муж,
если он за двадцать лет ничего не заметил.
- Не говорите! - поспешно возразил Рубнер. - Эта
женщина так ловко притворялась, что муж с ней был вполне
счастлив... Счастливый человек слеп. Кроме того, знаете
ли, он не владел точным научным методом. Вот, к примеру, вы
видите невооруженным глазом белый цвет, а при научном
анализе он распадается на несколько цветов. Личный опыт,
друг мой, ничего не значит, современный человек верит только
в научное исследование. И потому не удивляйтесь, что этот
муж и понятия не имел, какая стерва его жена - просто он не
подходил к ней с научных позиций, вот и все.
- А теперь, наверное, он с ней развелся? - вмешался в
разговор ресторатор Янчик.
- Не знаю, - небрежно ответил Рубнер. - Такие пустяки
меня не интересуют. Мне важно одно: как по почерку можно
узнать то, чего иначе никак не узнаешь. Представьте себе,
что вы знакомы с человеком много лет, всегда считали его
порядочным и честным, и вдруг, хлоп, по его почерку узнаете,
что он вор или закоренелый негодяй. Да, друзья мои,
внешности нельзя верить. Голько научный анализ покажет, что
скрыто в человеке!
- Ну и ну! - удивлялся подавленный Плечка. - Выходит,
что и письма-то писать рискованно.
- Вот именно, - подтвердил Рубнер. - Представьте себе,
какое значение графология получает для криминалистики. Вора
можно будет посадить раньше, чем он украдет что-нибудь:
допустим в его почерке нашлись "вторичные воровские штрихи",
- ну и хвать его в кутузку. У графологии огромное будущее!
Это настоящая наука, в этом не может быть никакого сомнения.
- Рубнер взглянул на часы. - Гм, десять часов Мне пора
домой.
- Что сегодня так рано? - осведомился Плечка.
- Да, видите ли, - мягко сказал Рубнер, - чтобы жена не
ворчала, что я все время оставляю ее одну.
1928
Карел Чапек. Пропавшее письмо
Перевод Т. Аксель и О. Молочковского
Файл с книжной полки Несененко Алексея
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/
- Боженка, - сказал министр своей супруге, накладывая себе обильную
порцию салата. - Сегодня днем я получил письмо, которое тебя заинтересует...
Придется представить его на рассмотрение кабинета. Если оно станет
достоянием гласности, одна политическая партия сядет в изрядную лужу. Да
вот, ты прочти сама, - министр пошарил сперва в одном, потом в другом
внутреннем кармане. - Постой, куда же я его... - пробормотал он, снова
ощупывая левый карман на груди, потом положил вилку и стал рыться во всех
остальных. Внимательный наблюдатель заметил бы при этом, что у министров
такое же несчетное количество карманов во всех частях костюма, как и у
простых смертных. Там лежат ключи, карандаши, блокноты, вечерняя газета,
портмоне, служебные бумаги, часы, зубочистка, нож, расческа, старые письма,
носовой платок, спички, использованные билеты в кино, вечное перо и многие
другие предметы повседневного обихода. Наблюдатель убедился бы в том, что и
министр, ощупывая карманы, бормочет: "И куда ж я его дел?!", "Ах я
безголовый!", "Погоди-ка..." - в общем, те же фразы, что произносит в таких
случаях любой другой обыкновенный смертный. Но супруга министра не уделила
должного внимания этой процедуре, а сказала, как всякая жена:
- Да ты ешь, а то остынет.
- Ладно, - сказал министр, рассовывая обратно содержимое карманов. -
Видимо, я оставил письмо на столе, в кабинете. Я его там читал. Представь
себе... - начал он бодро, тыкая вилкой в жаркое. - Представь себе, кто-то
прислал мне оригинал письма от... Одну минуточку, - с беспокойством прервал
он сам себя и встал. - Все-таки я загляну в кабинет. Должно быть, я оставил
его на столе.
И он исчез. Когда он не вернулся и через десять минут, супруга пошла в
кабинет. Министр сидел посреди комнаты на полу и рылся в бумагах и письмах,
которые смахнул с письменного стола.
- Разогреть тебе ужин? - несколько сурово осведомилась супруга.
- Сейчас, сейчас... - рассеянно пробормотал министр. - Скорее всего, я
засунул его в бумаги. Странно, что оно никак не находится. Это нелепо, ведь
оно где-то тут...
- Поешь, а потом ищи, - посоветовала жена.
- Сейчас, сейчас! - раздраженно отозвался министр. - Вот только найду.
Этакий желтый конверт... Ах, какой я безголовый! - И он снова принялся
рыться в бумагах. - Я читал это письмо здесь, у стола, и не выходил из
кабинета, пока меня не позвали ужинать... Куда же оно могло деться?
- Я пришлю тебе ужин сюда, - решила жена и оставила министра на полу,
среди бумаг. В доме воцарилась тишина, только за окном шумели деревья и
падали звезды. В полночь Вожена стала зевать и пошла на цыпочках заглянуть в
кабинет.
Министр, без пиджака, потный и взлохмаченный, стоял посреди кабинета,
где все было перевернуто вверх дном: пол завален бумагами, мебель отодвинута
от стен, ковры брошены в угол. На письменном столе стоял нетронутый ужин.
- О господи, что ты делаешь? - ужаснулась министерша.
- Ах, отстань, пожалуйста! - рассердился супруг. - Что ты пристаешь ко
мне каждые пять минут? - Впрочем, он тут же сообразил, что не прав, и
произнес уже спокойнее: - Искать надо систематически, понимаешь? Осмотреть
участок за участком. Где-то оно должно все-таки быть, ведь сюда никто не
входил, кроме меня. Если бы не такая чертова уйма всяких бумаг!
- Хочешь, я тебе помогу? - сочувственно предложила супруга.
- Нет, нет, ты только наделаешь у меня беспорядок! - замахал руками
министр, стоя среди ужаснейшего хаоса. - Иди спать, я сейчас...
В три часа утра министр, тяжело вздыхая, пошел спать.
- Быть не может, - бормотал он. - Письмо в желтом конверте пришло с
пятичасовой почтой. Я читал его здесь, сидя за столом, где работал до
восьми. В восемь я пошел ужинать и уже минут через пять побежал искать
письмо. За эти пять минут никто не мог...
Тут министр вскочил с постели и устремился в кабинет. Ну, конечно, окна
открыты! Но ведь кабинет во втором этаже и к тому же окна выходят на
улицу... Нет, в окно никто не мог влезть! Но все-таки надо будет утром
