тельствах?! А те, кого она уже выучила? А их дети и ученики?
А вспомним, как распоясываются контролёрша в кинотеатре и некая тётка
с сумкой в троллейбусе - опять никто кроме верящего пока что в справед-
ливость мальчишки - того же Серёжи Каховского - не становится на их пу-
ти. Пока что - выделил я. Потому что уже и ему становится невмоготу, и
он начал терять железобетонность убеждения, что власть находится в руках
хороших людей. Он не пошёл в райком комсомола добиваться места на де-
монстрации для своего оставленного вне закона клуба - не поверил, что
помогут, что захотят помочь. А ведь совсем недавно счёл бы врагом всяко-
го, кто сказал бы ему, что возможно недоверие к райкому комсомола...
...Илья Эренбург в "Буре" рассказал о том, как немцы в своей газете
для русских рабочих в Германии написали, что Москва взята, и воспитанная
в доверии к печатному слову девушка этому поверила. В продолжении "Бури"
- романе "Девятый вал" - французский посол де Шомон говорит журналисту
Саблону: "Они вывели новую порду людей, верящих всему, что пишут в газе-
тах". Это потому, что писали правду, когда-то писали, и осталась инерция
веры в правдивость прессы, кстати сказать, на придонном уровне советско-
го океана ещё и поныне не до конца изолгавшейся. Потому что была Советс-
кая власть. Была... А сейчас? Я не намерен ограничиваться намёками -
скажу, что думаю. Ибо нельзя писать о храбреце, если сам трус - как ска-
зал герой Гражданской войны в Дагестане Махач Дахадаев. Данную страницу
я печатаю в середине декабря 1984 года. Что было в истекшие несколько
недель? Было торжественное захоронение на Новодевичьем кладбище рядом с
Маяковским праха Шаляпина - "великого русского", позорно бросившего Ро-
дину в трудные для неё годы. Была впущена обратно Светлана Аллилуева,
немало грязи вылившая не только на память о своих родителях, но и на
свою страну. И нигде, ни в одной газете, ни в одной телепрограмме ни
единым словом не было упомянуто, что прошло ровно полвека со дня зло-
дейского убийства Сергея Мироновича Кирова. Была награждена орденами
большая группа писателей, в том числе получил орден Трудового Красного
Знамени и Владислав Крапивин, но при этом не какой-нибудь, а орден Друж-
бы Народов пожаловали антисемиту Валентину Пикулю, которому за его роман
"У последней черты" рижские ребята-евреи морду набили, и правильно сде-
лали - будь там я, добавил бы от всей души. Такие вот дела творятся на
высшем уровне нашего государства. Мудрено ли, что на уровне описанного
Крапивиным среднего советского города творится именно то, что он описал
в трилогии о Серёже Каховском? Ну, а о всеобщем молчании, когда на гла-
зах у так называемых советских людей распоясывается негодяй, я могу су-
дить и на личном опыте.
В октябре 1976 года на станции "Кузнецкий мост" в вагон метро, в ко-
тором я ехал, не вошла - вбежала маленькая старушка, а следом, поливая
её во весь рык гнуснейшей бранью, ввалился краснорожий детина квадратно-
го сложения, лет под 45-50. Он кричал, что нечего жидам в Москве делать,
что он их всю жизнь бил и будет бить. Заметив мой взгляд, он с ходу пе-
реключился на меня: "Чего смотришь, жидовская морда? Гитлер, жаль, вас
не перевешал, катись в свою Палестину!" И все - не менее семидесяти че-
ловек было в вагоне - молчали. Пришлось поставить портфель на пол и вре-
зать ему по морде. И сошлись мы на середине вагона, и он замахнулся, а я
перехватил его руку, и он орал, что бил жидов и будет бить, а я орал ему
в ответ, что он фашист, полицай, власовец, что таких черносотенцев ещё
мой дед бил (а он был боевиком применявшей террор против погромщиков
"Социалистической Еврейской Рабочей Партии" - СЕРП, а за антивоенную
агитацию в своём полку в Первую Мировую войну был приговорён к смерти,
но сумел бежать), что и отец мой таких целыми не отпускал, что - вон от-
сюда, пока я тебя не угробил, сволочь нацистская! А люди (среди них, как
я потом заметил, были и два офицера) стояли, сидели и - молчали. Только
одна маленькая и храбрая женщина, ничего не поняв, но будучи идейным
борцом за мир, кинулась между нами и стала уговаривать простить друг
друга, перестать, успокоиться. Кто-то взял её за плечо и отвёл в сторо-
ну: "Не мешай им, у них свои дела". И так было до станции "Текстильщики"
- пять перегонов. Поезд останавливался, люди входили, выходили, и никто
не вмешивался. В "Текстильщиках" выкатился и он, так и не посмев меня
ударить, хотя по виду в нём было больше лошадиных сил. А ударил бы - я
постарался бы ответить смертельным ударом, ибо хотя и не в армии, а
кое-чему пришлось учиться в нашей солнечной стране. И что было бы тогда?
В заполненном на две трети вагоне не могло не быть среди пассажиров
"членов" партии и ВЛКСМ, ветеранов войны, а все они молчали, будто их и
не было. Стали бы они на суде свидетелями в мою пользу? Не верю в это,
но не то что "верю", а именно ЗНАЮ, что этот мерзавец лучше после нашей
встречи не стал и что он ещё много грязи выльет в души сталкивающихся с
ним людей, а особенно чужих и своих детей при равнодушном или даже со-
чувственном молчании окружающих. Такие, как он, уже сделали Одессу, Киев
и Ленинград первым, вторым и третьим городами по числу вынужденных поки-
нуть Родину советских граждан еврейской национальности. Это знают многие
- и молчат. Их хорошо учили Нелли Ивановны и их коллеги - выучили.
Вспомним, за что Пашка Букамашкин назвал фашистом Саньку в гайдаровской
"Голубой чашке". И вспомним, что именно этот бит информации (слово "жи-
довка") был выброшен при великолепной экранизации гайдаровской жемчужи-
ны. Спите спокойно, дорогой Аркадий Петпрович, в своей могиле под Кане-
вом! Ваши портреты висят на стенках, Вас поминают, как святого покрови-
теля детей, Вашими произведениями зачитываются дети определённого воз-
раста и с удовольствием перечитывают их и больные ностальгией по своему
детству взрослые... Ну, а что свыше поступают указания самую суть выбро-
сить или замолчать, то чего на свете не бывает! Да будет Вам посмертным
утешением и надеждой созданный Евгением Шварцем образ короля, на глазах
которого душили его любимую жену, а он стоял рядом и уговаривал её: "По-
терпи, может, ещё всё обойдётся..." Вдруг и у нас всё обойдётся, Нелли
Ивановны и Елизаветы Максимовны перевоспитаются, а Гусыни и Кисы займут-
ся сбором макулатуры...
Помимо горе-учителей, горе-общественников, горе-начальников из мили-
ции и горе-руководителей из советских и партийных органов города, не
пришедших на помощь клубу даже после выступления газеты, имеются в горо-
де и другие враги МИРА ДЕТЕЙ, в конечном счёте враги советского народа,
бьющие по его смене и надежде. Вот, например, инспектор по внешкольным
учреждениям в РОНО Стихотворов, для которого понятия о чести, флаге, от-
ваге и верности - "детские игрушки". И хотя об этом его высказывании бы-
ло сразу же сообщено первому секретарю горкома комсомола и тот велел тут
же взять трубку Стихотворову (всегда бы такая оперативность была!) и
объяснил ему, что флаг пионерского отряда - не детская игрушка (интерес-
но, надеялся ли глава городского комсомола, что всё будет понято и ста-
нет для Стихотворова законом жизни?) - тот остался на своём посту и при-
нял деятельное участие в удушении клуба. Он заявляет, что с кем-то в ра-
йисполкоме согласовал это. С кем же? Не с руководством. С кем-то безы-
мянным из среднего звена.. Юлиан Семёнов в "Семнадцати мгновениях вес-
ны", анализируя причину неудачи Бормана в схватке с Гиммлером, сообщает,
что всё решил маленький человечек из среднего звена бормановского аппа-
рата, работавший на Гиммлера. Так и тут вышло. Анонимной стала в нашей
стране власть. Не советская, а просто власть. Всё решают чиновнички,
секретари, референты. Могут сообщить начальству, могут придержать, могут
отфутболить самую срочную бумагу - и история с детским клубом "Эспада" -
лишь капля в море подобных случаев. Крапивин даёт нам лишь этот факт, но
мы-то, взрослые читатели, знаем, что стоит за этим фактом. И помним ми-
халковское "А льву и невдомёк, что муха так сильна, что перед ней все
лезут вон из кожи и что она в его прихожей деламии львиными подчас вер-
шит одна". Так что нам приходится думать над проблемой - что и как сде-
лать, чтобы не было ни подобных фактов. ни того, что за ними стоит.
...Делает ли Крапивин в своей трилогии выводы? В какой-то мере - да.
Прежде всего, выводом является отрывок из газетной статьи о клубе
"Эспада", приведённый в третьей части трилогии. Вот большая его часть:
"Люди, живущие скучно, тупые и злобные, не терпят иной жизни, светлой
и честной. Не терпят людей с прямыми мыслями и открытым взглядом. Даже
взрослых не терпят, а уж детей тем более. Когда они встречают мальчишку,
у которого чувство собственного достоинства сильнее страха перед их ок-
риками, они решают. что пришёл конец света. Их мысль работает трусливо и
примитивно: "Эти люди не похожи на нас. Значит, они плохие! Запретить!
Убрать! Искоренить!".
И надо признать: иногда им это удаётся. Запрещают.
Люди, тупые и злобные, бывают хитры. Они умеют добро показать, как
зло. И человек, живущий для других, работающий честно и бескорыстно, в
их речах становится опасным, а дела его - вредными".
Вряд ли сам Владислав Петрович Крапивин понимает, что им описан меха-
низм этногенеза: "мы" и "не мы"... Они становятся субэтносом, рвущимся к
уровню этноса, эти двуногие личинки, выжравшие содержимое ещё оставшейся
советской шкуры и заполнившие её, либо прорвавшись к власти всерьёз (к
счастью, ещё не везде), либо нейтрализовав ещё находящихся у власти лю-
дей советского склада и трансформируя все их действия, подменяя их, вы-
ворачивая их наизнанку.
"Великая Россия" всё ещё называется "Советским Союзом", всё ещё поми-
нают имя Ленина, но делается у нас почти всё не по-ленински - как во
внутренней, так и во внешней политике. Это понял Андропров и попытался
выправить положение, но делал это втихую, стараясь не взбаламутить "со-
ветскую мешанину". И умер. И опять всё пошло по-старому. Теперь бьётся
Горбачёв, и что будет из его биений и трепыханий - неясно, ведь опять
борьба ведётся за кулисами, фактически без нас. Как в первый период вой-
ны против взбунтовавшихся Южных Штатов президент Линкольн изо всех сил
старался открутиться от официального освобождения негров. Он-то в конце
концов понял, что иначе нельзя - и пошёл на этот шаг, и победил, но то
ведь Линкольн, личность, что ни говори, уникальная, тем более - своей
жизнью пришлось ему платить за победу. А вот что у нас будет?..
...Так и вышло в третьей части трилогии, причём, как отмечено выше,
зло действовало единым фронтом, почти мгновенно спаявшись в мафию, а си-
лы добра были разрозненны и пребывали в глухой обороне, так что только
один мальчишка да один газетчик (кстати, умерший) совершали вылазки.
Между прочим, ребячий комиссар Олег Московкин и дома был в осаде.
Сестра и её муж донимали его изо всех сил - вплоть до замены лампочек в
его комнате на более слабые, "чтобы плафон не расплавился".
- Видите ли, вместо того чтобы купить костюм, я покупаю телескоп...
Вместо того, чтобы смотреть хоккей с милым Васей, я включаю симфоничес-
кую программу... Вместо лекции я иду на свидание... Вместо того, чтобы
жить "как все люди", я живу как...Тьфу!.. Я живу не "вместо", а так, как
хочу! Лучше вас! Ясно тебе?
- Чудовищный псих, - донеслось из-за двери. - Постыдился бы ребят.
Как только тебя к детям подпускают?
Успокойтесь, сестричка! Не очень-то таких к детям подпускают. К ним
подпускают таких, как начальник лагеря, физрук и Гортензия, Нелли Ива-
новна и Елизавета Максимовна. А директора школы, судя по тому. что ему
поставили именно такого завуча, либо сломают. либо вышибут. А Олегу Мос-
ковкину даже по возвращении в интернат (что, кстати, означает уход от
